Газета "Кишиневские новости"

Иосиф Кобзон ответил на вопросы наших читателей

В гостях у НАСпобы­вал человек-легенда, народный артист СССР, лауреат Госу­дарственной премии СССР, профессор, академик Россий­ской академии гума­нитарных наук, первый заместитель предсе­дателя КомитетаГосу­дарственной думы по культуре, талантливый педагог и всеобщий любимец Иосиф Коб­зон. Отвечая на во­просы читателей, он честно и прямо расска­зал, почему отказался от ранее полученных украинских наград, о проигранной нами информационной во­йне, о введенных про­тив него санкциях, а также о том, почему российские артисты не должны размахивать украинским флагом, и о многом другом.

«Я служил другому народу, другой Украине»

Елена: — Как вы относитесь к россий­ским артистам, которые на концертах раз­махивают украинскими флагами? Стоит ли их за это осуждать или нужно все-таки их позицию уважать?

— Я не стал бы осуждать в этой ситуации украинских артистов, если они считают, что Украина — суверенное государство, и из чув­ства патриотизма берут в руки этот флаг. Но если украинским флагом размахивают рос­сийские артисты, я считаю, что это амораль­но. И это в то время, когда на Украине льется братская кровь.

В прошлом августе Макаревича пригла­сили выступить в Святогорской лавре как бы для детей Донбасса. Но Славянск и Свято­горск находятся под властью так называемой новой Украины. Значит, он выступал и для их солдат, что я считаю тоже аморальным. Ну нельзя выступать перед солдатами, которые стреляют в свой народ!

Когда я приезжаю в Донецкую и Луган­скую народные республики, а я уже трижды там побывал, вся украинская пресса пишет, что Кобзон приехал к террористам. Я говорю: «Вы воюете на донбасской земле, с ополчен­цами — жителями этой земли. Был референ­дум, народное вече, люди решили жить само­стоятельно. Это вы к ним пришли с мечом. Они защищают свою землю, свободу и независи­мость. Так кто в этом случае террористы?»

Я не считаю себя самым смелым и хра­брым, но уверен, что должен был проявить свои чувства. Просто обязан, потому что я — дитя военного времени, познавший все ужасы войны. Я помню разрушенный дотла Донбасс, когда я вернулся туда после изгнания немцев в 44-м году.

Я награжден высшими наградами Укра­ины: орденом «За заслуги» трех степеней, нагрудным знаком «Шахтерская слава» трех степеней. Я — народный артист Украины, по­четный гражданин 18 городов. Я сказал: «Я отказываюсь от всего». Мне давали все эти звания и ордена в той Украине, которая была моей Родиной. А сегодня я не могу служить преступной Украине. Я не могу служить убий­цам, которые стреляют в свой собственный народ. Снимают мою доску на горном техни­куме, в котором я учился, в Днепропетровске. Снимают название улицы с моим именем, за­крывают музей… Закрывайте! Я служил дру­гому народу, другой Украине…

«Раньше у артистов были концертные ставки»

— Я говорил своим коллегам: «Почему вы не ездите в Новороссию, в Донбасс?» — на что мне Александр Розенбаум, например, отве­тил: «Пускай посадят в зал и представителей Украины, и представителей Новороссии, и я с удовольствием буду выступать и перед теми, и перед другими». Я говорю: «Ну, ты просто по­вторил то, что я делал, когда шла война в Чеч­не». Когда мне предложили использовать мою афганскую практику и выступить на сцене, я сказал: «В Афганистане шла другая война. В Афганистане наши ребята, наши сыновья за­щищали южные рубежи своего Отечества… А здесь мы же говорим, что Чечня — это наша территория, наш народ, наши граждане. И раз мы с ними воюем, значит, это гражданская война, как бы мы ее ни называли. Я говорю: когда вы объявите мораторий, я с удоволь­ствием приеду и выступлю». Они выполнили мое условие. Под Грозным, под огромным на­весом, было собрано свыше двух тысяч чело­век. Пригласили половину чеченцев, половину русских.

Вот если на Украине объявят мораторий — именно настоящий мораторий — и пригла­сят артистов, все поедут, и никто их не осудит, даже американские провокаторы.

А сейчас мои коллеги не приезжают в Новороссию. Понимают, что на Кобзона на­ложили санкции, — опасаются, что это может произойти и с ними. Раньше у артистов были концертные ставки. А сейчас гастролеры сами себе заказывают гонорар, торгуются, как на рынке…

Я представляю интересы культуры в Госдуме — нас жутко обделили в плане бюд­жета, говорят: «Нет денег». Я сказал: «Я вам их найду». Мы, артисты, не платим налоги. Я приходил в налоговое управление и говорил: «Я заработал, к примеру, десять тысяч долла­ров, прошу взять с меня налог» — и слышал: «Предоставьте нам справку о том, где вы по­лучили эти десять тысяч». А я получил их за выступление на корпоративе. В итоге мне говорили: «Мы не можем взять с вас налоги». Таким образом, теряются большие деньги в общегосударственном масштабе. Один ар­тист за концерт получает тысячу евро, другой — тысячу долларов. Но в общегосударствен­ном масштабе эти гонорары превращаются в колоссальные суммы. Ну, так соберите нало­ги с творческих работников и передайте их на развитие культуры!

Без денег совершенно невозможно раз­вивать культуру. Как жить библиотекарю, ко­торый получает 5–7 тысяч рублей в месяц?..

«На Кобзона наложили вето». — «Мы на вето положили это»

Анастасия: — Поступают ли вам пред­ложения о гастролях из тех стран, куда вам за вашу политическую позицию закрыли въезд? И собираетесь ли вы предприни­мать какие-либо меры, чтобы добиться отмены этих запретов?

— Когда американцы в 1995 году запрети­ли мне въезд в Соединенные Штаты Америки, была напечатана статья в «Вашингтон Таймс», в которой сообщалось, что артист Кобзон, пользуясь поддержкой мэра Москвы Лужко­ва, замминистра обороны Громова и банкира Гусинского, создал преступную группировку по торговле наркотиками и боеприпасами. Я, естественно, решил с ними судиться. Громов подписал мое обращение, Лужков подписал, а Гусинский сказал: «Иосиф Давыдович, кто же с Америкой судится, это же бесполезное дело!» Я ему не поверил. Полтора года судил­ся, потратил достаточно средств. Ну, конеч­но, все следы привели сюда, в нашу страну. В Америке так и сказали: «Не ищите здесь правду, весь негатив на вас пришел из Рос­сии». Эти материал прислали, как я выяснил, Рушайло, в то время начальник Регионального управления по борьбе с организованной пре­ступностью Московского ГУВД, и Коржаков, бывший тогда начальником Службы безопас­ности президента. Бог им судья.

Теперь что касается европейских санк­ций. Если бы они касались только Кобзона, я безусловно бы обратился в Европейский суд. Так же, как, скажем, обратилась в Европей­ский суд Валерия, когда ей запретили въезд в Юрмалу. Но в связи с тем, что санкциям под­верглись десятки наших граждан, думаю, что это бесполезно и не нужно. Надо проявлять солидарность. Я единственное, что сказал, когда Нарышкина не пустили в Финляндию: «Ну вот, теперь и Сергей Евгеньевич знает, что такое санкции». Но если по состоянию здоровья мне порекомендуют оперироваться где-нибудь в стране, которая наложила санк­ции, я обращусь к президенту Путину, и он мне поможет. Он мне так и сказал, что «если по­надобится вам помочь в лечении, я готов это сделать».

Мой коллега, депутат Соболев, сочинил целую поэму под названием «На Кобзона на­ложили вето». Сочинение заканчивается сло­вами: «Мы на вето положили это. И вообще на санкции кладем». Может быть, чуть грубо, но абсолютно точная мысль.

Александр: — Будете ли вы переизби­раться в Госдуму в 2016 году?

— Я благодарен моим избирателям, ко­торые на протяжении пяти думских собра­ний оказывали мне убедительное доверие. Буквально две недели назад я был в своем округе, и мне там задавали этот вопрос, не со­мневаясь в том, что я буду баллотироваться. Но я сказал: «Не буду, а если и буду, то не по партийным спискам, а мажоритарно, как сво­бодный кандидат». Я пока не принял решение. В свое время мне говорили, когда я избирал­ся первый раз от Агинско-Бурятского округа: «Куда ты полез? Зачем ты туда поехал? Семь часов лету, еще и на машине ехать 156 киломе­тров». Я сказал: «Какой там потрясающий на­род! Нигде нет таких чистых, искренних, пони­мающих людей, которым хочется помогать». В самое тяжелое время Главой администрации Агинского Бурятского автономного округа был Баир Баясхаланович Жамсуев. Сейчас он член Совета Федерации. Замечательный человек! Мы с ним вместе смогли сделать образцово-показательный регион в России — Агинско-Бурятский. Потом мне говорили: «Изберись от Тулы, там тебя все знают». Но я тогда предал бы своих избирателей, которые в меня пове­рили и которым я служил все эти годы.

«Песни патриотические на телевидении сейчас — неформат»

Сергей: — На радиостанциях репер­туар музыкальных программ «зациклен» на англоязычной музыке, не пора ли нам навести порядок в этом деле?

— Я с вами согласен. Сейчас песни гражданские, патриотические на телевиде­нии — неформат. Возьмите самые рейтинго­вые программы — «Голос», «Детский Голос». Дети поют зарубежные шлягеры. Талантли­вые, замечательные ребята поют хиты Уитни Хьюстон или чьи-то другие. Они не могут вой­ти в душу этих великих зарубежных исполни­телей. Пойте свои произведения. Поедете в Америку — пойте репертуар Уитни Хьюстон или Тома Джонса, любого другого популяр­ного исполнителя. Телевизионщики гово­рят: «А по-другому — неформат… Нам нужно деньги зарабатывать. Нужна реклама». А что в этой рекламе показывают? Тоже деньги за­рабатывают. Вот из этого строится идеоло­гия, политика нашего государства.

Пора ответить и нашим поэтам, и компо­зиторам современными песнями о России. Есть замечательные произведения, но они крайне редко исполняются. Когда я начинаю говорить о том, что нужно относиться к Рос­сии как к матери, мне говорят: «Россия боль­на». Да, страна переживает не лучшие време­на. Но это не значит, что мы должны бросать больную мать. Мы должны помочь ей встать на ноги. У Роберта Рождественского есть за­мечательные строки: «Одна у человека мама и Родина одна».

Анна Федоровна: — Вспомните мо­менты, когда бы вы особенно гордились Россией.

— Я гордился Россией 9 мая 1945 года, в День Победы. Я гордился Россией 12 апре­ля 1961 года, когда в космос полетел Юрий Гагарин. Я гордился Россией, когда приез­жал на пуск Братской и Усть-Илимской ГЭС. Было время, когда многие гордились нашими футболистами. Вспомните матч смерти ле­том 1942-го в оккупированном Киеве, когда киевские динамовцы шли на смерть, играя с фашистами в футбол. А серия игр московско­го «Динамо» с лучшими клубами туманного Альбиона в конце 1945 года? Дважды они выиграли и дважды сыграли вничью. Тогда героем стал Алексей Хомич. Я дружил с ле­гендарным вратарем, которого англичане за бесстрашие изображали в тигровой шкуре. Как-то я спросил его: «Хома, скажи, пожалуй­ста, почему мы так плохо стали играть в фут­бол?» Он ответил: «Это потому что мы игра­ли за Родину, за страну, а сегодня играют за машины и квартиры. Поэтому мы разучились играть». Я не говорю, что должен отсутство­вать материальный стимул. Но сейчас он стал главенствовать во всех абсолютно направле­ниях.

Я помню, как ко мне в офис со слеза­ми на глазах пришла мама хоккеиста Саши Овечкина, он тогда еще не играл, дело было в 90-е годы. Она тренировала баскетболь­ную команду «Динамо», говорит: «Иосиф Да­выдович, спасите, помогите, спортсменки разбегаются, уходят туда, где больше пла­тят. Я не могу моих «лошадок» прокормить на 50 рублей в день — столько нам выделя­ют на питание». А девушки все были под два метра ростом. Я обратился к Лужкову, и мы совместными усилиями спасли команду. Я даже получил от Татьяны «взятку» — дина­мовский спортивный костюм. Спустя годы ко мне подошел Овечкин, говорит: «Спасибо за маму!» А я даже не предполагал, что он сын Татьяны.

«Юрий Гуляев, когда его спрашивали о здоровье, отвечал: «Наливай!»

Юрий: — Как поступаете в минуты отчаяния, когда кажется, что все плохо, и опускаются руки?

— Бывают огорчения — от недопонима­ния, от предательства, а меня предавали, и предавали неоднократно. Но приходилось терпеть. Когда после операции я находился в тяжелом состоянии, 15 дней был в коме, и никто не знал, выживу я или нет, со мной постоянно рядом была моя любимая жена Нелли. Помню, я открыл глаза, увидел ее улыбающееся заплаканное лицо и понял, что жив и буду жить! В минуты отчаяния мне до­статочно было оказаться дома, в кругу семьи, собрать друзей, и мне моментально стано­вилось легче. И самое главное — когда мне плохо, я стремлюсь на сцену. Выхожу, вижу зрительный зал, слышу аплодисменты — и понимаю, что жизнь продолжается.

Александр: — Иосиф Давыдович, желаю вам счастья, долгих лет жизни, душевного тепла и любви! Как ваше здо­ровье?

— Мой незабвенный друг Юрий Алексан­дрович Гуляев, красавец, прекрасный певец, когда его спрашивали о здоровье, отвечал: «Наливай!» Я, к сожалению, не могу вам так от­ветить, потому что врачи мне запрещают пить. Борюсь с болезнью, я не скрываю свою бо­лезнь. Спасибо моей любимой супруге. Спа­сибо моим врачам в Онкологическом центре на Каширке, которые продлевают мою жизнь. Мне очень интересно жить. Я иногда шутя го­ворю: «Тяжело в лечении, легко в гробу».

Подготовила Светлана САМОДЕЛОВА.