Газета "Кишиневские новости"

Почему Южная Корея верит, что зимние Игры-2018 помогут объединить разделенный полуостров

До главного спортивного празд­ника зимы 2018 года остается около 8 месяцев. Тем не менее в Южной Корее уже сейчас на каждом шагу туристов поджида­ют талисманы Олимпиады и Па­ралимпиады в Пхенчхане — бе­лый тигр Сухоран и гималайский медведь Пандаби. Страна на­столько долго ждала свою Олим­пиаду, что начала готовиться к ней еще до официального назна­чения Пхенчхана столицей Игр, и на данный момент большин­ство спортивных объектов уже готовы к старту. С этим событием у корейцев связано множество надежд: не только на спортив­ные победы, но и на потепление отношений с КНДР и на то, что дальневосточная страна может стать ближе всему миру.

Игры страсти

«Наш регион — как Сибирь, — улыбает­ся губернатор провинции Канвондо Чхве Мунсун, — много земли, но мало народа». Несмотря на то что грядущие соревнования грозят нарушить тихий и размеренный ритм жизни Канвондо, 92% его жителей поддер­живают проведение Олимпиады. Они верят, что помимо спортивного праздника их регион получит стимул к развитию. Ведь его основ­ная проблема — это горный ландшафт и, как следствие, труднодоступность, неразвитость инфраструктуры.

А еще провинция, в которой пройдут соревнования, известна настоящей холод­ной, чуть ли не сибирской, зимой. По сло­вам губернатора, в зимние месяцы средняя температура здесь держится на уровне -13 градусов по Цельсию, но иногда может опу­скаться и до -20. Поэтому на Олимпиаде бу­дет использоваться натуральный снег, хотя и к капризам природы регион подготовлен. Если температура в Пхенчхане поднимется выше нуля, на помощь придут склад с нату­ральным снегом и производство его искус­ственного аналога.

При выборе олимпийских талисманов ко­рейцы вспомнили об Олимпиаде-1988 в Сеу­ле. Тогда символом соревнований стал тигре­нок Ходори. Поэтому талисманом нынешних Игр выбрали тоже полосатого хищника, но на этот раз белого. Его имя Сухоран означает «тигр-защитник». Талисманом Паралимпиады стал гималайский медведь Пандаби. И если в России мишка ассоциируется с силой и уда­лью, то его восточный родственник символи­зирует терпение и доверие.

По сравнению с сочинскими зимними Играми Пхенчхан-2018 кажется верхом эконо­мии. По словам представителей Комитета по подготовке зимних Олимпийских игр, Корея за­тратила на строительство спортивных объек­тов и инфраструктуры примерно $1,3 млрд — в пять раз меньше, чем Россия на Сочи-2014.

«Отличительные черты нашей Олимпиады — компактность и пунктуальность, — отмечает вице-президент Комитета по подготовке зимних Олимпийских игр в Пхенчхане Ким Ги Хон. — Пхенчхан не очень большой город по сравнению с Ванкувером или Сочи. И хотя он не может похвастаться настолько развитой инфраструктурой, как в мегаполисах, зато от основного стадиона можно будет добраться до любого спортивного объекта за 30 минут». При этом от Сеула до Каннына — час и де­сять минут езды на скоростном поезде, а до Пхенчхана — 58 минут. От международного аэропорта в Инчхоне также будет курсировать прямой поезд до олимпийской столицы.

А вот насчет жилья гостям Олимпиады лучше подсуетиться заранее. Пхенчхан — городок маленький, всего 35 000 жителей, поэтому физически не сможет вместить всех желающих. Всем остальным придется брони­ровать отели в соседнем Канныне или даже в Сеуле.

Как и в Сочи, на Олимпиаде-2018 бу­дет два кластера — прибрежный в Канныне и горный в Пхенчхане. Всего предусмотрено 12 спортивных объектов, шесть из которых — новые. Четыре из этих шести уже построены, остальные два, по словам Ким Ги Хона, гото­вы на 80–90%. И неудивительно: Южная Корея начала готовиться к Играм еще до выбора сто­лицы и уже успела протестировать новые ста­дионы на соревнованиях различного уровня. Статус олимпийской столицы Пхенчхан полу­чил только с третьей попытки: сначала уступил жалких три голоса Ванкуверу, а потом — че­тыре голоса Сочи. И все же корейцы решили попытаться в третий раз. Для этого нужна на­стоящая страсть к спорту. Именно поэтому слово «страсть» вошло в девиз Олимпийских игр-2018.

Второе слово — «соединенные» как бы намекает на то, что Олимпиада призвана соединять поколения, страны и континенты. Для разделенного Корейского полуострова этот девиз особенно актуален.

Вопросы безопасности

Президент Южной Кореи Мун Чже Ин на открытии чемпионата мира по тхэквондо в Мучжу также призвал обе Кореи создать еди­ную команду на Олимпиаде-2018, а министр спорта республики ранее предлагал прове­сти часть соревнований на территории КНДР. Правда, представитель Пхеньяна в Междуна­родном олимпийском комитете Чэн Ун реши­тельно отверг предложение о формировании единой команды и назвал этот вопрос «закры­тым».

«Что касается разрешения проблемы между Югом и Севером, одно из видений Олимпиады — это Олимпиада мира. Мы хо­тели дать возможность обеим странам со­трудничать более тесно через спорт. И мы верим, что данное мероприятие может сде­лать полуостров более мирным и спокойным, — отмечает генеральный директор отдела сотрудничества в сфере спорта мини­стерства культуры, спорта и туризма Юж­ной Кореи Чан Бен Кек. — Северная Корея заявила, что у нее нет причин не участвовать в Олимпиаде. Мы трактуем это как намерение участвовать».

И все же постоянные ракетные запуски и ядерные испытания Пхеньяна не могут не вну­шать опасений. Северная часть олимпийской провинции Канвондо находится на террито­рии КНДР, а от границы между двумя Кореями до Сеула всего около 20 километров.

«В нашей провинции никогда не было террористических актов. Тем не менее сей­час мы проводим разнообразные антитерро­ристические учения, кроме того, в провинции расквартировано 200 000 военных», — уверя­ет губернатор Канвондо Чхве Мунсун. Однако основные надежды Южная Корея возлагает на порядочность северного соседа. Раз уж спор­тсмены из КНДР будут участвовать в сорев­нованиях, то устраивать военные провокации для них нет смысла. По крайней мере, можно в это верить: хрупкое перемирие на Корейском полуострове держится уже больше 60 лет.

И такое ли хрупкое это перемирие, как кажется? Туры в южную часть демилитари­зованной зоны на границе двух Корей давно поставлены на поток. Едут туристы даже не пощекотать нервы, а просто посмотреть на самую закрытую страну мира, хоть в бинокль, хоть одним глазком. Правда, на подходах к границе вас попросят подписать соглашение о том, что организаторы поездки не несут от­ветственности за вашу жизнь. Но в возмож­ность отправиться на тот свет именно здесь, в одной из самых охраняемых зон мира, как-то не верится. А КНДР — вот она, рукой подать. Можете делать селфи. И большинство пасса­жиров туристических автобусов не страшатся расстаться с жизнью, а предвкушают вагоны лайков в Фейсбуке. Правда, среди них боль­шинство иностранцев. Корейцы не горят же­ланием бередить старую рану.

Да, далеко не все жители Южной Кореи хотят объединиться с северным соседом, по крайней мере в ближайшее время. Корейская молодежь родилась и выросла в разделенной стране и неплохо чувствует себя на «правиль­ной» половине. К тому же, если объединение когда-нибудь состоится, южанам какое-то время придется тянуть на себе груз недораз­витого севера. Тем не менее идеи политики «солнечного тепла», предусматривающей сближение с КНДР, с приходом к власти пре­зидента Мун Чже Ина вновь становятся акту­альными.

Кого греет «солнечное тепло»

По словам директора отдела политики объединения министерства объединения Сон Ги Ена, реализация этого направления будет зависеть от желания Северной Кореи сотрудничать. Если Пхеньян пойдет навстре­чу, Сеул планирует улучшить состояние прав человека в КНДР, активизировать торговое и экономическое сотрудничество (сейчас вся торговля между странами остановлена), сно­ва открыть промышленную зону Кэсон, благо­даря которой северокорейские рабочие могли трудиться на южнокорейских предприятиях. Если же нет — остается только усиливать дав­ление через санкции. По крайней мере, теперь Южная Корея предлагает КНДР альтернативу санкционной политике: показывает пряник, но держит наготове кнут.

Но пока что Пхеньян никак не отреа­гировал на протянутую ветвь мира. Между тем в век глобализации и распространения мобильных телефонов (в Северной Корее уже 3 млн пользователей сотовой связи) Пхеньяну становится все сложнее скрывать от населения то, что происходит в других странах. Возможно, многие северокорейцы мечтают перебежать на юг, но лишь немно­гие отваживаются. Сейчас в Южной Корее насчитывается около 30 000 беженцев с се­вера. Большинство из них сбежало от голода в 90-е годы прошлого века. С тех пор режиму удалось заткнуть бреши в «железном занаве­се», да и ситуация с продовольствием улуч­шилась, но время от времени кому-нибудь из граждан КНДР все же удается совершить побег через Китай.

Сеул не бросает соотечественников на произвол судьбы: для беженцев в министер­стве объединения была разработана специ­альная 12-недельная программа обучения и система субсидий. Деньги перебежчикам дают только на первое время, затем боль­шинство из них устраивается работать на предприятия.

Как бы то ни было, в 2018 году у севе­рокорейских спортсменов появится вполне легальный шанс поехать на юг. Возможность, кстати, очень редкая — последняя южноко­рейская Олимпиада состоялась в 1988 году в Сеуле, и КНДР ее бойкотировала.

Любовь ГЛАЗУНОВА.