Газета "Кишиневские новости"

Даже Путин бессилен отменить бездушие, бессердечие в России

Где Россия и где Русский мир? Россия, строго говоря, внутри сво­ей государственной границы, ко­торую охраняют пограничники.

Русский мир беспределен; это весь земной шар, и в погранич­никах он не нуждается.

Русский мир всюду, где думают, говорят и читают по-русски. Всё остальное не имеет значения: ни гражданство, ни отношение к ре­лигии, ни даже цвет кожи. А уж штампик с визой — такая ерунда, о которой и говорить совестно.

Ниже вы прочтёте письмо моей знако­мой. Проще всего было бы сделать из него «письмо президенту». Но последствия, увы, известны: Путин прочтёт (он их читает, мы знаем точно), а ответа не будет (и это тоже мы знаем точно).

Что он может? Наказать какого-то чи­новника — легко, но это так мелко. Изменить в России отношение людей друг к другу, от­менить бездушие, бессердечие — тут он бес­силен.

Русское письмо из Америки:

«Как же мы с Катькой мечтали об этой по­ездке! И к лучшим друзьям, и в театры каждый день. И в театр Вахтангова, и в мой родной те­атр к Розовскому на репетиции. Катька — моя дочка, родившаяся в Америке. Ей уже почти 17 лет, идея полететь в Москву на этот раз при­надлежала ей.

Катька прекрасно говорит по-русски, читает русские книжки и цитирует любимые русские фильмы не хуже нас с вами. И вот мы ступили на родную для меня и не чужую для нее землю. Паспортный контроль оказался ко­нечной точкой нашего путешествия. Именем российского закона (статья такая-то, часть такая-то) Катьку депортировали из России на следующее утро.

Нет, сначала-то ей поставили в паспорт добропожаловательный штамп. Но вчитав­шись в визу, поверх него шлепнули «аннули­ровано».

— У вас проблема с визой, — сказала мне пограничница и стала кому-то звонить.

Нам предложили присесть. Вызванная нашей пограничницей другая, наверное, бо­лее важная пограничница ушла с Катиным паспортом за дверь, на которой большими буквами было написано «ФСБ» и маленькими что-то, сейчас не вспомню.

Оказалось, что на визе в Катином па­спорте стояла дата на американский ма­нер: 04.07.2017 — то есть 7 апреля 2017 года — день, когда мы улетали из Нью-Йорка.

Американцы, в отличие от европейцев, пишут сначала месяц, а уж потом день и год. Если прочесть эти цифры по-европейски, вы­ходит 4 июля 2017 года, а июль, естественно, ещё не наступил. Это я и объяснила «важной» пограничнице, и та обещала поговорить с кон­сулом по визам. Казалось, что все сейчас же разрешится и мы радостно выйдем на волю к встречающим нас друзьям.

Настроение было всё еще прекрасное. Мимо ходили пограничницы и пограничники, прибывали новые пассажиры…

Прошел час. Из-за закрытой двери поя­вилась другая пограничница, подсела к нам и спросила, в каком возрасте в Америке дети становятся совершеннолетними. Чуя нелад­ное, я на всякий случай сказала, что пить им разрешается в 21 год, что, следовательно, от­вет — 21. «Хм», — не скрыла досады «другая». Прошел еще час. Мы пытались связаться с до­мом и встречавшими нас друзьями. Телефоны разряжались, ни одной розетки вокруг.

Потом к нам вышла «важная» и пригласи­ла нас войти в дверь с вывеской ФСБ, чтобы «довести». Так она сказала: «Пойдемте, я до­веду». Я догадалась, что она собирается до­вести что-то до нашего сведения.

Она пригласила Катю сесть на стул на­против письменного стола, за который села сама. В комнате помимо нас было еще не­сколько человек, по смуглости лиц которых легко определялась неизбежная депорта­ция.

«Важная» провозгласила, что по статье такой-то части такой-то Конституции РФ за нарушение визового режима Катя будет де­портирована.

«Позвольте, как же так! — вскричала я. — Войдите в наше положение, это случайная ошибка! В Европе числа пишутся не так, как в Америке. Катя без акцента говорит по-русски, интересуется русской культурой и читает Тол­стого в оригинале! Вряд ли ей захочется сюда приехать еще раз после депортации».

Здесь «важная» помягчела лицом — от Толстого, наверное, и сказала, что опять по­звонит консулу. Я просилась к консулу сама, умоляла, но она была неприступна, вывела нас из ФСБ-кабинета и попросила опять подо­ждать. Мы ждали. Настроение стремительно ухудшалось. «Важная» вернулась.

— Консул отказал, — сказала она. — Сей­час придет сотрудник авиакомпании и отведет девочку в транзитную зону.

— А я? Как же я?

— А вам туда нельзя, там только те, кто вылетает.

— Ну вы, надеюсь, понимаете, что я не могу оставить ребенка одного на ночь в аэро­порту?

— Вас туда пустят, если только у вас бу­дет билет (в Америку) и вы зарегистрируетесь на рейс и пройдете досмотр.

Бежать, бежать, скорее выкупать билет, и к ребенку! Только чтобы посадили утром в са­молет, чтобы больше не возникло проблем.

Депортировались мы с досадой, но и с облегчением. Никаких проблем при посадке, к счастью, не возникло. Пока не знаю, по чьей вине нас выслали, но отпуск наш был закон­чен. Море впечатлений. Захочет ли Катя еще раз проходить паспортный контроль в «Шере­метьево»? Вряд ли».

Ирина СИМАКОВСКАЯ,театральный обозреватель.

★★★

Случай не единственный. Наоборот — типичный. На днях русскую яхту не пустили в порт в Крыму — не тем бортом подошла к причалу. Выгнали в море, несмотря на ледя­ной шторм, а люди были без еды, без воды, без тёплой одежды. Своих не пускают из-за ошибочной запятой — вот какие они внима­тельные. Трудно понять, почему ж так легко в Россию въезжают террористы.

Александр МИНКИН, обозреватель