Газета "Кишиневские новости"

У России осталось достаточно рычагов давления на киевские власти

1959 год. Советский лидер Ники­та Хрущев наносит визит в США и очень тепло общается с президен­том Эйзенхауэром. В отношениях двух главных участников «холод­ной войны» начинается разрядка.

1960 год. 1 мая советские ВВС сби­вают над Уралом американский самолет-разведчик. Не зная, что пилот захвачен в плен живым, американцы начинают старательно заметать следы. Прессе сообщают: в само­лете, который занимался исследованием по­годы, произошла разгерметизация. В СССР он случайно залетел на автопилоте. Хрущев вынимает кролика из шляпы: предъявляет пилота Гэри Пауэрса, который признает, что выполнял шпионскую миссию. Пойманный с поличным на обмане президент Эйзенхауэр в шоке заявляет своему секретарю: «Я хотел бы уйти в отставку».

Саммит лидеров великих держав в Па­риже превращается в перебранку между Хрущевым и Эйзенхауэром. Хрущев отзыва­ет свое приглашение президенту США по­сетить с визитом СССР. Отношения между Москвой и Вашингтоном близки к точке за­мерзания.

1962 год. В ходе Карибского кризиса Америка и Советский Союз оказываются в шаге от полномасштабной ядерной войны.

Скандал с заходом украинских дивер­сантов в Крым, естественно, не является полной калькой советско-американского конфликта более чем полувековой давно­сти. Например, в нынешнем диверсионном скандале начисто отсутствует оптимистич­ная «первая глава»: я уже с трудом вспоми­наю времена, когда президенты России и Украины были искренне рады видеть друг друга. Но общая логика событий в обоих случаях одинакова. И это не может не пу­гать. Эквивалент Карибского кризиса в от­ношениях между Россией и Украиной — это точно не то, что нужно народам двух наших стран.

Однако аргумент «народам это не нужно» далеко не всегда оказывается дей­ственным в межгосударственных отноше­ниях. Народы, как правило, получают то, что нужно политикам, а не наоборот. Давайте поэтому попытаемся разобраться: что в этой ситуации требовалось и требуется лидерам России и Украины и у кого из них есть шанс добиться своего.

Начну с киевского руководства. Сейчас Порошенко и его свита старательно изобра­жают оскорбленную невинность и с пеной у рта доказывают, что все обвинения в их адрес абсолютно облыжны. С прагматичной точки зрения такая позиция официального Киева абсолютно логична, понятна и пред­сказуема. В шпионско-диверсионных играх существует свой неформальный набор пра­вил: если делаешь что-нибудь сомнитель­ное — не попадайся. Если все же попался, ни в коем случае не признавайся.

Порошенко ничего не выигрывает от признания: да, это были мои хлопцы, кото­рые выполняли мой приказ. И Порошенко ничего не теряет от отрицания своей роли в произошедшем — даже если всем ясно, что все эти отрицания имеют мало общего с правдой.

Более сложный вопрос — а зачем киев­ским лидерам все это понадобилось? Мне кажется, что мы имеем дело со старым как мир желанием нанести максимальный ущерб врагу. Киевские власти остро ощущают свою политическую беспомощность. Они не могут вернуть Крым. Они не могут вернуть Донбасс. Они не могут поставить Россию на колени. В этой ситуации привлекательным может пока­заться тактика асимметричных ударов.

Мол, если дело выгорит, то мы нанесем «российскому агрессору» удар в болевую точ­ку: покажем, что Москва не способна обеспе­чить стабильность в Крыму. Если же дело не выгорит, то мы ничего особо не теряем.

Дело не выгорело, и сейчас задача ки­евского режима — по максимуму развернуть политическую ситуацию в свою пользу. Поро­шенко требует избежать гнева своих западных партнеров. Для этого ему следует на публич­ном уровне доказывать, что Москва что-то там себе нафантазировала. А на уровне непублич­ном — всячески добиваться снисходительно­сти со стороны «западных друзей».

В Киеве понимают: морально Запад на его стороне. Много ли, например, крупных за­падных политиков осудили недавнее публич­ное высказывание отставного и.о. директора ЦРУ Моррела о том, что русских в Сирии надо убивать. Но в Киеве понимают и другое: прямо поддержать акты диверсии — пусть даже про­тив России — Запад не может. Запад может лишь старательно глядеть в другую сторону и делать вид, что он ничего не замечает. Вот и получается, что мы пришли к тому, с чего на­чали: самая оптимальная стратегия для Поро­шенко — это все отрицать.

Теперь о задачах, которые стоят перед Москвой. Мне кажется, что нам не нужны ни извинения Киева, ни сочувствие западников. По большому счету в этой ситуации нужно только одно: отучить Киев от подобной ма­неры достижения своих политических целей. Путинский отказ от встречи с Порошенко на грядущем саммите «Большой двадцатки» — это вовсе не отказ от диалога. Переговари­ваться с Киевом мы, в конце концов, можем через посредников, например, через немцев или французов. Отказ от встречи с Порошенко в первую очередь должен восприниматься как предупреждение. Еще раз такое повторится — последуют уже не публичные жесты, а впол­не конкретные санкции. Какие именно? Как сказал мне собеседник из московских вер­хов, вариантов у Москвы достаточно много: «Они же нас постоянно о чем-то просят: дайте угля, дайте газа, дайте нам тех или иных на­ших людей»! Очень хочу верить, что в Кремле не ошибаются и что у России осталось доста­точно рычагов давления на киевские власти. Очень хочу верить и в другое: в то, что «за­падные друзья» — пусть не публично, пусть в ходе закрытых встреч — объяснят Киеву, что так больше делать не надо.

Альтернатива всему этому слишком страшна, чтобы думать о ней всерьез. Как пишут мемуаристы, президент Эйзенхауэр сильно пожалел о своей санкции на полеты самолетов-шпионов над Советским Союзом. Президента Порошенко тоже должны посе­тить сходные мысли.

Михаил РОСТОВСКИЙ.