Газета "Кишиневские новости"

Ведущий парада 9 Мая рассказал нам о специфике своей работы

«Внимание. Говорит и показыва­ет Москва. Слушайте и смотрите Красную площадь…» Этими слова­ми 9 мая в 10 утра народный ар­тист России Евгений ХОРОШЕВЦЕВ традиционно открывает Парад По­беды. Уже в двенадцатый раз!

Он является диктором протоколь­ных мероприятий Президента Российской Федерации. А также преподает на факультете искусств МГУ имени Ломоносова.

О том, как ведущий готовится к Па­раду Победы, а также что остается «за кадром» официальных, прото­кольных мероприятий в Кремле, Евгений Александрович Хорошев­цев рассказал нашему изданию.

«Самолеты ловим еще над Главпочтамтом»

— Когда и как вы начинаете готовить­ся к параду Победы?

— Начиная с марта выезжаю на репе­тиции, которые проходят на спецплощадке в подмосковном Алабине. В этом году за­метил одно ноу–хау: чтобы строй не колы­хался, военнослужащие шагают в шеренгах, держась за руки. Ребятам непросто, на них лежит колоссальный груз ответственности. Стараюсь говорить четко, чтобы мой голос придавал им значимости, вдохновлял, «дер­жал» их в строю.

Во время репетиций я наблюдаю за парадными расчетами, засекаю время, все хронометрирую. Как говорится, «разминаю» написанный текст, смотрю, где надо его со­кратить или, наоборот, добавить несколько предложений.

— Готовый текст вам присылают из Министерства обороны?

— Да, но я его правлю, редактирую, го­ворю, что мне не нравится. У военных лек­сика специфическая. Например, мне од­нажды упорно доказывали, что правильно произносить «подвижнОй ракетный комплекс «Тополь-М». Я стоял на своем: «Это состав может быть только подвижнОй, а ребенок — подвИжный. И «Тополь-М» — подвИжный». Пришлось показывать словарь ударений и произношений для дикторов радио и теле­видения. Мы ведь работаем на огромную аудиторию, поэтому не должны ошибаться. Как, например, можно говорить «обеспе­чЕние»? Это ведь слово происходит от рус­ского «печься», правильно «обеспЕчение». И нельзя говорить «в этих стенАх», а только «в этих стЕнах».

Еще надо учитывать, что текст для чте­ния — это одно дело, а для произнесения вслух — совсем другое. Написано, например, «я же опытный человек», а звучит на слух как «я жопатный человек». Я всегда своим редак­торам на радио говорил: «Прежде чем отдать текст диктору, прочитайте «скрупулезно» его вслух. Послушайте, что вам самим не нра­вится. И всегда будете правы».

— Где вы располагаетесь во время парада Победы?

— Моя будочка стоит на трибунах, на са­мом верху. Если встать лицом к Мавзолею, она будет справа. Оттуда я и «командую». Никто из посторонних туда не допускается. Со мной находится только звукоинженер и звукорежиссер. Я говорю «начали, ап, ап…» или «стоп». У нас в «командном пункте» есть мониторы и вся необходимая связь.

— Микрофон ведь тоже под рукой. Трудно, конечно, представить, но вдруг что–то из техники заглохнет… Какой шум в свое время поднялся, когда остановил­ся танк «Армата»!

— Микрофон находится под рукой на случай, если вдруг что-то «вылетит», что­бы можно было подхватить. Что касается остановки танка, то мы в обязательном по­рядке репетируем остановку транспортно­го средства, для того чтобы он объезжал преграду. Те, кто идет сзади него, должны понимать, в какой проход им следовать, не наезжая на оркестр. Я в тот момент вклю­чил микрофон и сказал: «Если вы думаете, что танк заглох, нет, это запланированная остановка, смотрите, сейчас он тронется». И он поехал.

А самые сложные моменты на параде связаны с пролетом авиации. Мы самолеты ловим еще на подлете, когда они проходят над Главпочтамтом. У меня там стоит чело­век с рацией и сообщает об их приближении. Я говорю: «Сейчас над Красной площадью пролетит…» Как раз когда он пролетает, все уже знают, что это за самолет. Вертоле­ты проходят с интервалом в 15–20 секунд, авиационные группы — с интервалом около 30 секунд. Там тоже все по трекам, скорости большие, успеваю только сообщить, что за самолет летит и кто его пилотирует.

«На два голоса с Левитаном»

— Вам посчастливилось работать с Юрием Левитаном, в годы войны читав­шим сводки Совинформбюро и объявив­шим о взятии Берлина.

— С Юрием Борисовичем мы вместе с 1968 по 1983 год вели праздничные репор­тажи с демонстраций на Красной площади, посвященные Первомаю и годовщине Ве­ликой Октябрьской революции. Но снача­ла я был у него режиссером, работал над музыкально-текстовым оформлением. Од­нажды во время записи заметил: мне кажет­ся, что здесь надо сделать инверсию вверх, а вы пошли вниз. Юрий Борисович сказал: ну-ка, иди к микрофону, покажи, как это, по-твоему, должно звучать. Когда я закончил чи­тать блок, где было три лозунга, он буквально влетел в студию и сказал: запомни, с этого дня все лозунги и призывы ЦК КПСС на Крас­ной площади я буду читать только с тобой. Он почувствовал во мне родственную душу. Мы с ним совпали, были, как говорится, на одной волне. Хотя Юрий Борисович знал, что я заикаюсь, научил меня перед буквами П и С, которых я боялся, делать логические паузы.

— И однажды подвели своего учите­ля, назвав генсека Брежнева Леонидом Осиповичем…

— Сработал эффект неожиданности и подсознание. Мы стояли на трибуне, когда к нам неожиданно спустился Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев. Обращаясь к Левитану, он сказал: здравствуйте, Юрий Борисович, мне так сегодня понравилась де­монстрация, что я даже прослезился. Потом поприветствовал меня. Я в ответ выпалил: здравствуйте, Леонид Осипович! Наступила пауза. Первый секретарь Московского гор­кома Виктор Васильевич Гришин мне из–за спины Брежнева кулак показывает. Я думаю: ну все, светит мне «Лубянка», «Матросская Тишина». Вдруг Брежнев говорит: вы, Женя, должны знать, что Леонид Осипович — это Утесов, а я Леонид Ильич. Генсеку не из­менило чувство юмора. Все рассмеялись. Я был спасен.

С ЮрБором, как все звали Левитана, во время демонстраций мы занимали места в студии, которая располагалась напротив Мавзолея, на 6‑м этаже ГУМа. И на два го­лоса, пока шла фонограмма с маршами и песнями, читали в микрофон на всю площадь лозунги и призывы.

Как–то он спросил меня: Женя, а что это ты не даешь мне читать лозунг про советских женщин? Речь шла о призыве «Да здравству­ют советские женщины, активные строители коммунизма». Я отшучивался: Юрий Борисо­вич, вам это уже не нужно, а мне еще приго­дится. И переиначивал призыв, опуская кон­цовку: «Да здравствуют советские женщины, активные». И все.

— Ваш голос с голосом Левитана не путали?

— Нет. Я никогда не читал под Левита­на, не подражал ему. Это уже потом, когда в 1983 году его не стало, в память о великом дикторе я стал немножко опускать тембр го­лоса, чтобы осталось его звучание.

Я ведь голос Левитана помнил с дет­ства. У нас дома висела черная тарелка репродуктора, и каждый день я слушал со­общения Левитана о состоянии здоровья товарища Сталина. Потом в художественном фильме «Похороны Сталина», который поэт Евгений Евтушенко снял в 1990 году, я читал эти сводки. Евгений Александрович, который был сценаристом и режиссером, признался: «Я не думал, что кто–то способен прочитать текст так, как это делал Юрий Борисович Ле­витан. Вы не только взяли его манеру чтения, но передали состояние души». У меня иной раз спрашивают: как вы это делаете? Я гово­рю: я не знаю, я просто чувствую и передаю этот посыл зрителям.

— Вспомните один из самых сложных текстов, который вам довелось произно­сить.

— Ком подкатывал к горлу, когда ру­ководители государства возлагали венки к Могиле Неизвестного Солдата, и я гово­рил: «Вспомним тех, кто не пришел с полей войны…» Но меня буквально душили слезы, когда я во Дворце спорта Ярославля вел вечер памяти погибших хоккеистов из ко­манды «Локомотив». После авиакатастрофы прошло 40 дней. На экране шли фотографии ребят, они лихо забивали шайбы, смеялись, а потом растворялись… и вверх шел луч света. Они уходили по одному, а я читал их фамилии и имена. Эмоционально это было очень тяжело.

«Как вам имя — Бванга Бвамба Бван?»

— Вы являетесь диктором протоколь­ных мероприятий Президента Россий­ской Федерации. Объявляете выход гла­вы государства. Вам требуется при этом придерживаться жесткого стандарта?

— Текст и расстановка слов постоян­ная, я говорю: «Президент Российской Фе­дерации Владимир Владимирович Путин». Интонация, конечно, может варьироваться. Надо произнести эти слова так, чтобы главе государства было приятно войти, чтобы он понял всю значимость своего выступления на данном мероприятии.

Если это встреча с военными, я произ­ношу текст уже твердо, отрывисто: «Пре­зидент Российской Федерации, Верховный главнокомандующий Вооруженными силами Российской Федерации Владимир Влади­мирович Путин». Если предстоит встреча с детьми, в голос добавляю теплоты, произ­ношу текст уже мягче.

— Согласно протоколу президент входит последним. Как определяете мо­мент, когда нужно объявлять главу госу­дарства?

— Если мероприятие происходит в Большом Кремлевском дворце, смотрю на монитор на столе, где отображается картин­ка с камер, установленных перед «золотой» дверью. Я вижу, кто идет. В любом другом случае мне подает знак шеф протокола.

— Доводилось беседовать с прези­дентом?

— Однажды в Питере награждали биз­несменов, перед церемонией Владимир Пу­тин подошел и спросил: «Что ты там будешь читать? Ну-ка покажи». Посмотрел текст и, показав на абзац, сказал: «Вот это про­износить не надо». Я сказал: «Все понял». В основном же мы просто приветствуем друг друга. Бывает, президент спрашивает: «Все нормально?» Я говорю: «Все нормально».

— На торжественных обедах и ужи­нах, которые устраивает Президент Рос­сии по случаю официальных визитов глав разных стран в Москву, вы объявляете приглашенных. Также произносите име­на послов при вручении верительных гра­мот. Как справляетесь с труднопроизно­симыми фамилиями?

— Приезжаю заранее, репетирую. Особенно трудны для произношения ир­ландские фамилии. Они двойные, тройные, с невообразимыми ударениями. Не отста­ют Восток и Африка… Как вам такое объ­явление: «Чрезвычайный и полномочный посол Республики Замбия Бванга Бвамба Бван». Чтобы не сделать ошибки, разбиваю имя на слоги, проговариваю несколько раз, советуюсь с переводчиком, где правильно сделать ударение.

— Как получилось, что президента Дмитрия Анатольевича Медведева вы чуть Владимиром Владимировичем не назвали?

— Это было на Международном эконо­мическом форуме в Санкт-Петербурге. Пер­вый раз я объявлял Медведева в качестве президента на пленарном совещании перед иностранными гостями, и все было нор­мально. Второй раз — на форуме, где были в основном наши соотечественники, шла це­ремония вручения премий за заслуги в обла­сти энергетики. Дмитрий Медведев должен был выступить с речью. И только ленивый перед этим не подошел ко мне и не сказал: «Только не ошибись». Не надо никогда гово­рить под руку. Когда увидел, что он уже идет, произнес: «Президент Российской Федера­ции Вла… Дмитрий Анатольевич Медведев». Рефлексы Павлова еще никто не отменял… Вовремя исправился, но пресса раздула ин­цидент.

— Вы когда-нибудь разыгрывали дру­зей, пользуясь своим голосом?

— Однажды я опоздал на вечеринку, которая проходила на даче, пришел поздно, веселье было в самом разгаре… Приоткрыл дверь и торжественно, с расстановкой про­изнес: «Говорит Москва. Московское время 6 часов утра. Доброе утро, дорогие това­рищи, начинаем утреннюю гимнастику…» Надо было видеть лица собравшихся. Они не могли понять, откуда говорит радио. Мо­тали головами, не в силах понять: поздний вечер сейчас или утро? Когда увидели меня, рассмеялись и вздохнули с облегчением, по­тому что думали, что уже не успеют вовремя добраться до работы…

Светлана САМОДЕЛОВА.