Газета "Кишиневские новости"

В Горбачева стреляли, а Сталина ударили по голове

7 ноября. Наверное, для доброй половины тех, кто живет на просто­рах бывшего СССР, этот день до сих пор ассоциируется с праздником, «визитная карточка» которого — конечно же, утренние торжества в центре Москвы: военный парад, демонстрация трудящихся. Теперь все это уже в прошлом — причем в довольно-таки далеком. Исполни­лось четверть века с тех пор, как прошла на Красной площади по­следняя официозная демонстра­ция по случаю Великого Октября. Она была отмечена в том числе и скандальным ЧП: неудавшимся покушением на жизнь президента Михаила Горбачева. О событиях 25-летней давности нам расска­зал Александр Артемьев — один из тех, кто стоял в тот праздничный ноябрьский день на трибуне Мав­золея.

— В 1990 году я был 1-м секретарем Московского горкома комсомола, поэтому и оказался вовлечен в эпопею по подготовке и проведению праздничной демонстрации, — поясняет Александр Борисович. — В стране уже вовсю набирали обороты масштабные политические изменения, и потому накану­не главного коммунистического праздника в высоких инстанциях даже обсуждался во­прос: а нужно ли в данных условиях прово­дить военный парад и шествие трудящихся по случаю 73-й годовщины Великой Октябрь­ской социалистической революции? В итоге возобладало мнение, что традицию следует сохранить.

Насчет парада все было ясно, а с де­монстрацией возникли проблемы юридиче­ского характера. Незадолго до того в СССР был принят закон о проведении массовых мероприятий, митингов и шествий, регла­ментирующий новые правила организации таких акций. В частности, организаторам следовало предварительно подавать за­явку в местные органы власти. Наверное, в данном случае праздничная демонстрация на Красной площади могла бы состояться «автоматически» — ведь в прошлые годы проведение такого «важнейшего политиче­ского мероприятия» было обязательным, фактически государственным актом. Но все же решено было новый закон не нарушать. Поэтому от четырех столичных организаций — горкома КПСС, горкома ВЛКСМ, горкома профсоюзов и Городского совета ветеранов войны и труда — была подана в Моссовет, возглавляемый тогда Г.Х.Поповым, заявка на проведение 7 ноября демонстрации тру­дящихся на Красной площади. То есть она должна была стать отдельным от военного парада мероприятием. Конечно, «добро» мы получили…

В день праздника все происходило пона­чалу вполне традиционно: министр обороны СССР маршал Д.Язов объехал построенные войска, приветствуя их. А вот с речью к со­бравшимся на Красной площади обратился не он, а Горбачев. (Это был второй за всю историю случай, когда на параде выступал не министр обороны, а сам руководитель страны. Впервые подобное случилось в ноя­бре военного 1941-го: тогда с Мавзолея речь произнес Сталин.) Потом по площади про­маршировали войска, проехала боевая тех­ника. Наступил черед шествия трудящихся.

— Поскольку формально это было са­мостоятельное мероприятие, не имеющее отношения к только что закончившемуся па­раду, мы придумали специальный сценарий, — рассказывает Александр Артемьев. — По окончании марша военных колонн все руко­водители партии, правительства, стоявшие на трибуне Мавзолея, спустились вниз. Боль­шинство из них покинули Красную площадь, но несколько первых лиц СССР, России и Мо­сквы — М.Горбачев, Н.Рыжков, А.Лукьянов, Б.Ельцин, Г.Попов — по заранее согласован­ному с ними плану направились к колоннам демонстрантов, уже выстроившимся по обе­им сторонам Исторического музея (во главе колонн стояли мы — представители четырех организаций, устраивавших эту демонстра­цию.) Таким образом, высокое руководство как бы возглавило начавшееся по Красной площади народное шествие. Но прошли они с демонстрантами лишь несколько десятков метров. Когда первые ряды поравнялись с Мавзолеем, все руководители и наша вось­мерка — по два человека от каждой обще­ственной организации — поднялись на его трибуну и уже оттуда приветствовали всех, кто шел в праздничных нарядных колон­нах. (Представлять комсомол кроме меня было доверено еще симпатичной девушке — секретарю комитета ВЛКСМ «Детского мира».)

Минут через 15 спокойное течение де­монстрации было нарушено. Вдруг там, в людской толпе, раздались два выстрела, и мы увидели какую-то заваруху, возникшую в одной из дальних от Мавзолея колонн: рез­кие движения нескольких человек, потом одного из них потащили прочь… Из тех, кто находился на Мавзолее, первым отреагиро­вал на стрельбу начальник личной охраны Горбачева. Он мгновенно отодвинул Михаила Сергеевича от края трибуны и загородил его своим телом. Все остальные остались сто­ять на прежних местах, однако, признаюсь, те минуты были не из приятных. Мы ощущали себя мишенями. Вполне можно было ждать новых выстрелов, направленных в нашу сто­рону: а вдруг у этого террориста, которого только что схватили, есть сообщники?!

(Как выяснилось потом, виновником переполоха стал слесарь из города Колпино Ленинградской области Александр Шмонов. Он считал Горбачева виновным в установле­нии тоталитарного режима в СССР, в гибели десятков людей во время недавних собы­тий в Тбилиси и Баку. А потому решил убить «провинившегося» советского лидера, чтобы сделать возможными выборы нового, более достойного президента.

Готовясь к покушению, Шмонов офор­мил охотничий билет, дающий право на приобретение оружия, и купил в магазине двуствольное ружье. Чтобы его можно было незаметно пронести на себе, слесарь отпи­лил часть приклада и пришил специальный карман к подкладке пальто. Для стрельбы Шмонов запасся патронами, заряженными крупной картечью. После этого будущий террорист приступил к тренировкам: уходя поглубже в лес, он хорошо пристрелял ору­жие и научился быстро выхватывать его из потайного кармана.

Приехав в Москву, Шмонов добрался утром 7 ноября до Манежной площади и там сумел незаметно просочиться в ряды де­монстрантов Бауманского района, вместе с которыми и прошел на Красную площадь. Однако застрелить Горбачева помешали два допущенных террористом «прокола». Во-первых, он неудачно выбрал прикрытие: Бауманский район шел в одной из самых дальних от Мавзолея колонн — 7-й (всего демонстранты образовывали 8 колонн), и до «мишени» оказалось далековато, чтобы на­деяться на точное попадание. А во-вторых, не тогда решил начать стрельбу. Шмонов выхватил ружье из-под полы как раз в тот момент, когда поравнялся с одним из мили­ционеров, дежуривших на площади (цепочки сотрудников МВД и чекистов, разделяющие колонны демонстрантов, были расставлены по всему маршруту праздничного шествия — от Исторического музея до Лобного ме­ста). Сержант моментально среагировал на появление в руках у идущего мимо него гражданина ружья, схватил за ствол и рыв­ком отклонил его вверх. Так что первый вы­пущенный Шмоновым заряд картечи ушел в небо. А второй выстрел прогремел уже когда сотрудник милиции пытался выкрутить ружье из рук стрелка, — заряд пошел в брусчатку и срикошетил, никого, по счастью, не задев.

Шмонова «спеленали», быстро увели с площади в ближайшее отделение милиции. После расследования инцидента суд приго­ворил незадачливого террориста-одиночку к тюремному сроку.)

ЧП со стрельбой оказалось не послед­ним сюрпризом той ноябрьской демонстра­ции.

— Когда празднично оформленные ко­лонны трудящихся от каждого района Мо­сквы уже завершали свое прохождение пе­ред Мавзолеем, вдруг выяснилось, что у них «продолжение следует», — улыбается вос­поминаниям Александр Артемьев. — Вслед за «организованными» демонстрантами на Красную площадь совершенно неожидан­но для нас вышли толпы других людей. Это были неформалы — участники многочис­ленных в ту пору демократической вольницы объединений. Над головами несли плакаты с весьма хлесткими лозунгами оппозици­онного свойства — «Партия, дай порулить!» и тому подобное. Минут десять на трибуне Мавзолея все продолжали стоять, глядя на эту самодеятельность. Наконец, Горбачев не выдержал: «Ну всё, закончили!» Пожал нам руки и спустился вниз. Вслед за ним поки­нули трибуну и остальные. «Кремлевские то­варищи» направились к себе: у них впереди был традиционный торжественный прием и банкет, устраиваемый ЦК КПСС. А мы — представители общественных организаций — дошли до Васильевского спуска, где нас ждали машины… К слову сказать, никаких нагоняев за неприятные «экспромты», слу­чившиеся при проведении демонстрации, никто из нас не получил.

На том история праздничных шествий на главной площади страны закончилась. Уже через полгода, когда подошел очередной Первомай, в российском руководстве даже разговоров не возникало о проведении у стен Кремля традиционной демонстрации трудящихся под красными флагами и транс­парантами. Наступило время массового от­тока людей из партии и комсомола.

■ ■ ■

За много лет до того одна из празднич­ных демонстраций в честь годовщины Вели­кого Октября также была отмечена «эксклю­зивным» ЧП. Да еще каким! Покушением на самого товарища Сталина!

Хотя случай этот по сути своей оказал­ся анекдотическим, однако сведения о нем долгие годы были засекречены. Речь идет о первом по-настоящему круглом юбилее большевистского переворота. 7 ноября 1927 года в стране торжественно отмечали 10-летие революции. Гвоздем праздника должны были стать, конечно же, парад и де­монстрация в центре Москвы.

Организаторы столь важного меро­приятия опасались, что оно может сопро­вождаться неожиданными вылазками пред­ставителей активизировавшейся партийной оппозиции. А потому заранее решили вы­делить 7 ноября руководителям Советского государства, находящимся на Красной пло­щади, усиленную охрану, в которую долж­ны войти помимо сотрудников ГПУ еще и наиболее надежные армейские командиры — слушатели военных академий, ордено­носцы. Отбором этих проверенных кадров занимался начальник академии им. Фрунзе Р.Эйдеман. Именно он отправил троих сво­их курсантов, Якова Охотникова, Владимира Петенко и Аркадия Геллера, на самое почет­ное задание: дежурить на трибуне Мавзолея, где стояли вожди.

Однако добраться до своего поста ко­мандирам оказалось непросто. У калитки, за которой начинался проход к Мавзолею, их остановил один из сотрудников ЧК и, невзи­рая на предъявленные спецпропуска, велел поворачивать назад. Красные воины, разо­злившись на такое «самодурство», попросту оттолкнули чекиста и устремились к трибуне, где им полагалось быть по боевому распи­санию. Находившаяся здесь охрана, увидев троицу разгоряченных незнакомцев, по­пробовала их оттеснить назад, подальше от первых лиц страны, но не тут-то было! Яков Охотников все-таки прорвался к Сталину: «Мы вас пришли охранять, а вы что?..» И с великой досады стукнул Иосифа Виссарио­новича кулаком по голове. Сталинский те­лохранитель среагировал с запозданием — не имея возможности стрелять (на трибуне Мавзолея это категорически запрещалось), он ранил Якова ножом. Шумную стычку ути­хомирили Буденный, Ворошилов и другие военачальники, стоявшие на трибуне. Несо­стоявшимся «секьюрити» после проверки их документов велено было отправляться назад в академию. Вечером того же дня Петенко и Геллера арестовали, Охотников смог скрыть­ся лишь на несколько дней.

Итог «покушения» печален. Поначалу случившееся расценили как досадное не­доразумение, дело замяли и арестованных выпустили, однако злопамятный «вождь на­родов» годы спустя покарал-таки своих обид­чиков: все трое командиров-«заговорщиков» были расстреляны в 1935–1937 гг., а их «ру­ководитель» комкор Эйдеман оказался в са­мом первом «маршальском» расстрельном списке — вместе с Тухачевским, Якиром…

Александр ДОБРОВОЛЬСКИЙ.