Газета "Кишиневские новости"

Письма президенту

Кактолько пришло сообщение — «самолёт упал, 224 человека по­гибли», — власть сразу захотела, чтобы это была авария, а против­ники власти сразу захотели, что­бы это был теракт.

Конечно, и власть, и её критики не хоте­ли гибели людей. Но раз уж они погибли, то их следовало использовать. Не пропадать же добру.

А для страны, для России, всё было пло­хо, обе причины.

Теракт? Народ расценит его как ответ на бомбёжки в Сирии. Но что делать — у нас война, там всегда гибнут и мирные жители. Бомбили Дрезден, бомбили Грозный, бомби­ли Хиросиму… Жестоко; но как подумаешь, что мы свою атомную бомбу испытывали на своих, то говорить о чужой жестокости стано­вится неловко.

Авария из-за лётчиков? Кто садится в кресло командира? Чему обучен? Кем обучен? Хорошо ли обучен? (Не так уж давно было не­сколько катастроф по вине пилотов.)

Авария техники? Износ? Неправильный ремонт? (Сразу стали рассказывать, что у са­молёта, который упал, уже были серьёзные неполадки, при какой-то посадке чуть хвост не отвалился.)

Выбор невелик: либо самолёты плохие, либо лётчики, либо политика плохая. Для вла­сти выбора нет вообще. Власть не может при­знать свою политику плохой. Она лучше всех лётчиков обвинит, все наши самолёты выбро­сит на помойку, чем признает свою вину, по­дастц в отставку.

Власть ищет, кто виноват. Но и граждане тоже ищут. Если подвела техника или лётчики, то граждане всё равно считают, что вина за ги­бель людей лежит на власти. Пусть не прямо, пусть косвенно.

Если самолёт трухлявый, где были все эти роснадзоры, все бесчисленные контролёры и инспекторы…

После трагедий, где погибли десятки и сотни людей, всегда возникает недоумение: почему опять никто не подал в отставку?

После «Курска» не судили никого. После Беслана судили одного занюханного террори­ста. После жуткого пожара сажают владельца клуба. После катастрофы Саяно-Шушенской ГЭС судили инженеров. Но отставка — это признание моральной ответственности. Ни адмиралы, ни губернаторы, ни министры, ни чубайсы ответственности не признают, в от­ставку не подают. Даже для виду.

В иных странах после несравнимо мень­ших (по числу жертв) трагедий премьер-министры уходят в отставку, а у нас они после теракта в Домодедово стучат кулачком и воз­лагают вину не на ФСБ-МВД, а на руководство аэропорта. За взрывы в метро никто не понёс ни уголовной, ни моральной ответственно­сти.

Мы платим жизнью, а у них даже рейтинг не колышется. Деньги, жадность, безграмот­ность сели руководить всем и везде. Руково­дить, брать, откатывать готовы. А в отставку? Никогда.

★★★

После катастрофы над Синаем почти сра­зу темой стала не трагедия, не гибель людей. Главной темой стала неправильная реакция «чужих». Главной стала ярость: вы — подонки! вы не так реагируете!

В сетях появились бешеные проклятия: мол, какие-то «укры, упыри, нелюди радуют­ся гибели русских». Кто радуется — не знаем, нам они не попались. Но возможно, такие есть. Всюду есть сумасшедшие, есть людое­ды (в буквальном смысле слова), но никогда не приходилось слышать «людоед-украинец», «людоед-единоросс», «людоед-демократ». Людоед — не национальный признак, не по­литические убеждения, не партийная принад­лежность…

Те, кто открыто радовался гибели 224 че­ловек, заслужили яростную реакцию. Но если таких много, следует задуматься: как надо действовать, чтобы люди радовались твоей беде?

Леонид Утёсов весело пел:

…И вот вам нежданный финал —

С небес в Берлин

К фрау Линде на днях

Фугасный подарок упал.

От фрау фон Линды,

От Унтер ден Линден

Остался лишь пепел один.

И знают все люди:

Не то ещё будет,

Заплатит фашистский Берлин!

Люди слушали, смеялись, и никому в го­лову не приходило укорять Утёсова за жесто­кость, хотя фрау Линда не воевала, в гестапо не служила, пленных в концлагерях не пытала, была типичный мирный житель. На всех этих фрау лежала коллективная ответственность.

★★★

Когда в ночь на 25 августа 2004 года упа­ли сразу два самолёта (Ту-134 и Ту-154), по­гибли 90 человек, власть очень хотела, чтобы это были технические аварии. Вот тогдашнее сообщение:

«Согласно предварительному выводу оперативно-следственных групп, работа­ющих на местах падения самолётов, сле­дов теракта либо взрывов не обнаружено», — заявил начальник ЦОС ФСБ РФ Сергей Игнатченко. По его словам, «рассматрива­ется несколько версий случившегося, од­нако основная — незаконное вмешатель­ство в деятельность гражданской авиации или нарушение правил эксплуатации воз­душного судна, повлёкшее по неосторож­ности смерть пассажиров». Уже найдены и доставлены в Москву все самописцы и «чёрные ящики» разбившихся самолётов, с ними работают специалисты».

Как видите, и тогда власть (и ФСБ, в част­ности) поначалу не видела следов теракта. Или притворялись, что не видят.

Мы заложники нашей политики. Включи­те любое политтокшоу: надувание щёчек, ка­тание желвачков, сжимание кулачков, хмурые бровки… Чем нас утешают? Только и слышишь: «Уже возбуждено уголовное дело!» — интона­ция гордая; это возбуждение преподносят нам как победу. «Взято на контроль!» — интонация торжествующая; но покажите этот контроль, этот гигантский склад с делами об убийстве о. Меня, Холодова, Листьева, делами о пре­ступных приватизаторах-взяточниках… «Пре­зидент приказал!» — это подаётся как подвиг, но лица пассажиров метро не светлеют от этих радостных вестей.

…Мёртвых уже не вернуть. Почему бы их не использовать? Если будет неопровержи­мо доказан теракт, власть скажет гражданам: «Видите, против каких бесчеловечных врагов мы ведём войну!» А противники вла­сти скажут (и уже говорят): «Видите, как без­дарная политика Кремля приводит к гибе­ли людей! Мы же предупреждали!»

Мёртвых используют всегда. Важно — кто. Важно — ради чего. Вот геройская песня Высоцкого:

Здесь никто не нашёл, даже если б хо­тел,

Руки кверху поднявших.

Всем живым ощутимая польза от тел,

Как прикрытье используем павших.

«Как прикрытье используем павших» — если так поступает солдат в бою, он прав. Если так поступает политик — он сволочь, незави­симо: во власти он или в оппозиции, свой или зарубежный.

Мёртвых используют. На них списывают провалы и воровство; их грабят мародёры; жульё скрывает потери, чтобы получать на мёртвых паёк и спирт; есть чёрные копатели — разворошить кости, найти каску, финку — всё, что можно продать.

Талантливая молодёжь научилась зара­батывать на свежих трупах. Не надо ездить, искать, копать. Услышал страшную новость — немедленно сними минутный слюнявый плаксивый ролик со словами лицемерного сочувствия и выложи в YouTube под заголов­ком «Гибель самолёта! Самые последние но­вости!». Ничего, что там нет никаких новостей, зато будут сотни тысяч просмотров, а за это капают денежки.

На мёртвых можно свалить все грехи, на мёртвых можно заработать, в том числе — по­литические дивиденды… Что ж, у нас война. И точно по русской пословице: кому война, а кому мать родна.

…Мы ведём войну далеко, в Сирии. Мы не знаем, много ли боевиков убито: сто? тысяча? больше? Мы, конечно, не знаем их имён — они безликие, безымянные; они какие-то услов­ные фигурки в компьютерной стрелялке.

Зато своих знаем точно: сколько их, име­на, возраст… 224 погибших — это тысячи родственников, тысячи друзей и знакомых, у мёртвых детей остались живые однокласс­ники, учителя. Этот счёт, вероятно, будет ра­сти.

Александр МИНКИН.