Газета "Кишиневские новости"

Это лишило бы ее чудесного дара

Каких только любовников не при­писывала молва покойной цели­тельнице Джуне — от престарелых членов советского правительства и чекистов в генеральских пого­нах до ныне цветущих молодых эстрадных звезд. Эти слухи Джуна комментировала по настроению: то отвечала, что нет такого олигарха, который бы к ней не посватался, то «признавалась» в романе с кем-то одним — то с генералом, то с компо­зитором… Человек, входивший в ближний круг покойной, рассказал нам, почему у Джуны… не было и не могло быть любовников…

За те 4 месяца, что прошли со дня смер­ти Джуны, 8 июня 2015 года, нашлось не­мало желающих обнародовать «неопубли­кованные интервью» с Джуной, из которых становится ясно, что никакой «целительной силы» у знаменитой знахарки не было, зато была куча любовников. Мол, она была чуть ли не нимфоманкой, предпочитающей мо­лодых мужчин. Ей приписывают роман с Игорем Тальковым, брак с Игорем Матви­енко и множество адюльтеров с высокими чиновниками-силовиками, которые якобы ей и покровительствовали. Причем в одних интервью Джуна признает все это, а в дру­гих заявляет, что замуж за Матвиенко вышла «ради прикола, ведь он страшный, как атом­ная война», а Талькова «любила как брата». А в одной беседе Джуна даже заявляет, что «мужчинами брезгует».

Андрей Демченко (в то время журналист на Иновещании) рассказывает, что впервые пришел к Джуне в 1987 году: шеф послал его разобраться, кто такая — шарлатанка или правда что-то может? Тогда, по словам Ан­дрея, о Джуне ходило много самых фантасти­ческих слухов. И колдуньей называли, и даже ведьмой. Демченко раздобыл номер Джуны и позвонил. На беседу с ним она согласилась, а на вопрос, в какой день ей удобно, вдруг от­ветила: «А вы прямо сейчас приезжайте!».

— Если верить слухам, можно пред­положить, что целительница положила на вас глаз — молодой, здоровый?

— Можно, конечно, это и так назвать… Но не в том смысле, в каком вы подумали! Первое интервью с Джуной прошло на ура: его перевели на 11 языков и растиражиро­вали по всему миру. Она радовалась как дитя: «А еще мы будем делать интервью?» Я стал готовить материалы с Джуной для разных газет — и настал день, когда она предложила мне «стать пресс-атташе». Я с радостью согласился. На окладе я у нее не состоял, зато получал гоно­рары за каждый материал, где бы он ни вышел. Именно на деньги Джу­ны я купил свою первую машину — 15-летнюю «копейку». Джуна распорядилась, чтобы все кон­такты с прессой шли через меня; она просто обожала говорить по телефону фразу: «Все связи с журналистами у меня через моего пресс-атташе…», после чего пере­давала трубку мне, а я, поддержи­вая игру, важно бурчал что-нибудь типа: «Нет, Джуна не сможет вас принять, она сейчас занята. Позвони­те через месяц…» Джуна улыбалась и показывала большой палец.

Демченко уверяет, что в споре Джуна могла убедить кого угодно и в чем угодно. Из нее исходила такая сила, что ощущалось поч­ти физическое давление. Но у этой медали всегда есть и другая сторона: любой человек, который в силу перевеса психофизической энергии способен воздействовать на окружа­ющих, сам открыт для такого же воздействия извне — это знают все гипнотизеры. Именно поэтому Джуна была очень гипнотабельной. Демченко вспоминает, как на ее дне рожде­ния, в ресторане, друзья устроили для Джу­ны настоящий концерт. Александр Барыкин, Игорь Николаев, Александр Кальянов, соли­сты Большого… Демченко, владеющий во­калом, тоже вышел на сцену с романсом «Не жалею, не зову, не плачу…» Ему врезалось в память, что все время, пока он пел, Джу­на простояла перед сценой как вкопанная, устремив на него неподвижный взгляд и не замечая желающих пригласить ее на танец. Потом она, с трудом выйдя из этого странно­го ступора, заявила: «Ты не пел, Андруша, ты меня цепями оковал!»

— Прижимались коленями… Цепями оковал… А не темните ли вы, господин пресс-атташе? Может, между вами дру­гая энергетика была?

— Джуна воспринимала меня только как «правую руку», — уверяет Демченко. — Я даже приводил к ней свою девушку, в отношении которой имел серьезные планы. Попросил просто глянуть на нее, а потом сказать свое впечатление. Мы вместе сидели за столом, и Джуна только иногда бросала на мою спут­ницу короткие, но очень внимательные взгля­ды. А потом она рассказала мне обо всех главных вехах в жизни моей девушки и обо всех основных чертах ее характера. Я был по­трясен — ведь кое-что знал уже и сам, и все это совпало до мелочей. Скажу сразу, что и остальное тоже сошлось — в этом я убедился в будущем. Через пару месяцев я женился на этой девушке, а чуть больше чем через год мы развелись — с треском и громом, скандала­ми и судами. Придя к Джуне в процессе этого жуткого расставания, я спросил ее: «Почему же ты не сказала, что меня с ней ждет? Ты же видела!». «Андруша, — сказала Джуна, — я не имела права говорить. Это было у тебя на роду написано».

Демченко утверждает, что за три года, которые он провел рядом с целительни­цей, он не видел ни одного мужчины, отношения Джуны с которым хоть в чем-то напоминали бы близкие, лю­бовные. По его словам, любила она только одного мужчину, тогда еще мальчика — сына Вахо. Его отца в доме никогда не вспоминали, а сама Джуна в зависимости от на­строения и собеседника предла­гала разные версии — то Виктор Давиташвили умер, то она сама не пускает его на порог…

— Вахо, конечно, хотя был окружен безмерной любовью ма­тери, все равно рос как бы сам по себе. Она просто не имела возмож­ности заниматься с сыном столько, сколько это было необходимо. У нее не было ни секунды того времени, которое называют свободным. Бесконечные пациен­ты, постоянные гости… Я не знаю, когда Джу­на спала. Ложилась она часто в пять-шесть утра. Я много раз видел, как Вахо подходил к маме и говорил, что хочет есть. Попросив пациента подождать, Джуна обращалась к какой-нибудь родственнице: «Сулико (Нона, Ламара), покорми Вахо!» Через пять минут мальчишка сидел за столом и уплетал бутер­броды с паюсной черной икрой, которую бла­годарные пациенты привезли из Астрахани. Хотя время было обеденное — лучше бы суп сварили… Все задаются вопросом: как же Джуна с ее ясновидением не заметила, что творится с парнем, в какую пропасть он ка­тится? Метафизики говорят, что астральные сущности, курирующие те или иные заболе­вания (у шаманов — духи болезней), мстят врачам, отыгрываясь на их детях. Научного объяснения этому, конечно, не существу­ет…

— Почему же вы так уверены, что у Джуны ни с кем не было романа, раз во­круг нее круглосуточно вилось столько самых разных людей?

— Я никогда не расспрашивал ее на лич­ные темы: если она захочет что-то до меня донести, то сделает это сама. Но как-то у нас все же состоялся один почти интимный разговор. Джуна вдруг сказала: «Андруша, знаешь, сколько ко мне олигархов свата­лось! И генерал этот таможенный проходу не дает! Но я не могу быть с мужчинами — я же лечу! А это заберет мой дар. Думаешь, я просто так Вахо без отца оставила?! Мне сказали: ты здесь нужна. Виктор сначала во Владимире учился, а потом и вовсе навсег­да исчез из моей жизни… Так было надо!» И я раз и навсегда понял, что все «амур­ные похождения Джуны» — это домыслы. И она сама периодически их поддерживает, так как то, в чем она призналась мне в по­рыве откровенности, — вовсе не для ушей всех и каждого. Хоть миллион раз назови ее шарлатанкой, жизнь своему делу она отда­ла самую настоящую, свою собственную и единственную.

Демченко рассказывает, что Джуна была абсолютно чужда чинопочитанию — и гово­рила с министрами и генералами так же, как и с простыми, ничем не приметными людьми. На всякие звездные тусовки не ездила — но у нее самой в квартире каждый вечер гостили знаменитости.

— На моей памяти Джуна поехала в звездные гости только раз — и попала в весьма неприятную историю. Дело было так. Мы сидели за столом, пили чай и бе­седовали. Был, в частности, Андрей Возне­сенский в своем неизменном ярком платоч­ке, повязанном на шее. Вдруг вошел Саша Кальянов, отвел Джуну в сторонку и что-то горячо ей зашептал. Глаза у Джуны загоре­лись. «А что? Поеду! — отрывисто произ­несла она, — я же говорила: все равно она первая меня пригласит!» Все стало ясно. Дело в том, что отношения самой извест­ной певицы советской эстрады, которую и называть нет необходимости, и Джуны — ну никак не складывались. И вот лед был сло­ман: Кальянов привез Джуне приглашение. Все в доме закрутилось и зашумело. Одно платье было забраковано, потом другое, третье… Наконец Джуна выбрала наряд и, бросив нам: «Вы меня дождитесь, не ухо­дите!» — вышла. Мы переглянулись… Пер­спектива не особенно улыбалась нам: кто знал, сколько придется просидеть? Мы на­строились было на долгое бдение… Однако Джуна вернулась примерно через час. На ее лице были красные пятна, волосы растре­паны, а в кулаке она зажимала… клок волос! Передаю ее рассказ — как помню. «Прие­хала я, вошла… там большая компания за столом. Я говорю: «Мир вашему дому!» ЭТА (иначе Джуна великую артистку не велича­ла) встает, на меня даже не глядит, на мое приветствие не отвечает… И говорит всем: «Ну, что я говорила? Она ко мне приехала, а не я к ней!» Я тогда сразу говорю: «Ах, так? Тогда ноги моей в этом доме не будет!» А ЭТА показывает на меня и говорит: «Так возьмите же ее за эту ногу и выбросите от­сюда!» Ну… я ее вазой по башке огрела. А вот мой боевой трофей!» — с этими словами Джуна торжественно воздела руку с клоком волос, который, как мы поняли, был выдран с головы великой певицы…

Уже потом я где-то прочел, что Джу­на якобы рассказала историю, как порвала мегазвезде нашей эстрады глаз и губу, по­сле чего та сделала себе пластическую опе­рацию, и что ее (Джуны) платье было все в крови… Что в дело вмешалась дочь певицы, и все кончилось чуть ли не поножовщиной… Не знаю, откуда взялись такие факты, чья не­уемная фантазия их породила. Джуна такого рассказать не могла — я не упомню случая, чтобы кто-то ловил ее на вранье. Все, что Джуна поведала о той роковой битве, я пере­дал выше — слово в слово. И готов засвиде­тельствовать, что на платье Джуны никаких следов крови не было и в помине…

— А как вы расстались с Джуной и по­чему?

— Тихо и незаметно. И без особой при­чины. Судьба — она ведь сводит и разводит людей по своим, не понятным для нас за­конам. Встречи, на которых мы стали боль­ше общаться с другими, чем между собой, становились реже и реже…. Потом еще не­сколько лет передавали друг другу приветы через общих знакомых. А потом и передавать перестали… Джуна осталась в моей душе такой, какой я увидел ее впервые — хрупкой ранимой девочкой, на которую природа воз­ложила тяжкую роль — влиять на людские судьбы.

Жанна ГОЛУБИЦКАЯ.