Газета "Кишиневские новости"

Её «Политику» и «Интерпол», выходящие на TV7, критикуют, ругают, но… смотрят

При этом и политики от партий власти, и оппозиционеры с готов­ностью, но не без опасений приходят к Наталье на эфир. Она появи­лась в молдавской журналистике недавно, но сразу же оказалась на ее олимпе. А 8 лет тому назад, в свои неполные 23 года, после публикации в резко оппозиционном российском журнале The New Times расследования «Чёрная касса Кремля» она была выдворена из России.

«Эту Морарь – на х…й»

– Ну, строго говоря, из России меня выслали не только и не столько из-за этой конкретной статьи. Настоящей причиной была целая серия расследо­ваний, которые мы вели не один месяц, в том числе и за пределами РФ. Каса­лись они главным образом деятельно­сти банков «Дисконт» и «Райффайзен» и крышевания государством схем по выводу денег из страны. Тема, как ты понимаешь, крайне болезненная для ребят из Департамента экономической безопасности ФСБ.

А «Чёрная касса», видимо, ста­ла просто последней каплей. И тогда Игорь Иванович Сечин, курировавший силовой блок и спецслужбы, произнёс фразу, которую «Нью таймс» сразу по­сле моей высылки вынес на обложку: «Эту Морарь – на х…й».

– Не слишком неожиданный пово­рот событий, да?

– Моим первым учителем, гуру в журналистике была Евгения Альбац. Это она привела меня в «Нью таймс», часами, сидя рядом, правила мои ста­тьи и терпеливо объясняла, как писать лид и находить заголовки. Фразу «Ната­ша, текст – лажа, надо переписывать» я слышала от неё часто. К моменту, когда готовилась «Чёрная касса» мы с Женей были уже довольно близкими подруга­ми. Естественно, обе понимали, чем всё это может обернуться, поэтому даже в редакции о теме статьи знали всего три человека, включая автора. Но, конечно, от греха, за день до выхода номера со статьёй меня услали в командировку в Израиль. А по возвращении, как ты, на­верное, знаешь, дальше зоны прилёта Домодедово «эту Морарь» уже не пу­стили.

– Наталья, всё же масштабы ин­формационного поля да и самой профессии в России и Молдове не­сопоставимы. Насколько статус «из­вестной молдавской телеведущей» компенсирует, скажем так, ньютайм­совский адреналин?

– К моменту, когда меня вышибли из России, я проработала журналистом всего год. Я получила образование в МГУ, считала русскую культуру – сво­ей культурой, Россию – своей страной, строила планы, собиралась перевезти в Москву маму. И в один день всему это­му пришёл конец. И я осталась с жесто­чайшей депрессией и полной неопреде­лённостью «на руках». Ну а когда снова стала в Россию въездной, у меня уже была «Фабрика» и совсем другая жизнь. Как бы сильно я при этом не скучала по своим московским друзьям и колле­гам…

Вообще, когда меня позвали на «Пу­блику», я шла с представлением о том, что в идеале хотела бы делать что-то вроде «Недели» с Максимовской.

Фото, не показанное в эфире

– Тем не менее, ты дважды, уходи­ла с канала. И оба раза, если я пра­вильно понимаю, – со скандалом?

– Ну, не совсем со скандалом. Да, сразу после ухода я не хотела об этом говорить, потому что оставались ещё коллеги, всё равно были важны отноше­ния в том коллективе. Но теперь прошло уже достаточно времени, а главное, за эти годы «Публика» совершила столько, на мой взгляд, грязных и недопустимых в журналистике вещей, что я, пожалуй, могу называть вещи своими именами. Оба раза я уходила с канала из-за Вла­да Плахотнюка.

– Что, прямо вот так персональ­но?

– Ну, лично в эти моменты мы с ним не общались, но суть-то не меняется.

Вот, скажем, в период кампании 2010 года от меня потребовали пригласить в программу «Фабрика» строго опреде­лённых, специально подготовленных людей и показать в эфире некую фото­графию. Всё вместе это должно было представить господина Плахотнюка в очень выгодном свете. У канала тогда была очень сложная финансовая ситуа­ция, а тут еще и большой долг перед ним. Когда я попыталась возражать, мне прямо сказали: ты здесь работаешь, по­этому делай, что говорят. Я перед про­граммой подошла к своему продюсеру Валере: «Покажешь фото, я в прямом эфире встану и выложу в красках всю «подноготную». Он, слава Богу, настоя­щий профессионал, не пошёл на поводу у начальства, хоть и получил в течение того эфира (он мне потом показывал) 56 сообщений с гневным «Где фото­графия???». Я провела программу под диким стрессом, фото, естественно, не показала, но после этого случая в пер­вый раз ушла с «Публики».

Тут должна проговорить чётко: мне в принципе безразлично, как зовут вла­дельца СМИ, где я работаю. Но только при условии, что я строю свою про­грамму так, как считаю нужным, при­глашаю в эфир людей исключительно по собственному усмотрению. А в моё «второе пришествие» на плахотнюков­скую уже «Публику» ситуация быстро стала невыносимой – приходилось постоянно объяснять, почему я хочу пригласить, скажем, Богдана Цырдю и выслушивать, почему приглашать его нельзя.

Всё стало гораздо хуже

– Наташа, спрошу осторожно: а на TV 7 сейчас не такая же картина? По моей обывательской логике, канал, принадлежащий далеко не послед­нему члену ЛДПМ Лучинскому, не может…

– … не быть «каналом Филата»? Да, бытует такое мнение. Но если ты хоть немного следишь за программами TV7, то, думаю, согласишься, что нас труд­но заподозрить в излишней нежности к господину Филату. Скажу больше, я не­однократно слышала обвинения, что в программах «Политика» и «Интерпол» главу ЛДПМ критикуют сильнее и чаще, чем на «Публике», особенно, когда у них с Плахотнюком случился «пакт о ненападении». Было дело, подходи­ли с просьбой: «Может быть, ты чуть сбавишь обороты…». Когда шли пере­говоры по формированию нынешнего правительства, меня пробовали про­сить, особо не педалировать «пробле­му ВЕМ». Но с нами такие номера не проходят, и многие уже уяснили, что на просьбы «сбавить обороты» я этих са­мых оборотов только прибавляю.

– Наталья, когда ты появляешь­ся в эфире в майке с надписью «Где миллиард?», не чувствуешь ответ­ственности или обиды за то, что как «один из организаторов революции 7 апреля», приложила руку к укоре­нению здесь этого беспринципного и вороватого монстра под названием «проевропейский альянс»?

– Чувствую и ответственность, и оби­ду. Но знаешь, я бы всё-таки разделила этот вопрос.

Потому что было ещё и шестое апреля – искренний протест молодых людей, каждый из которых считал, что ещё четыре года коммунистов у власти станут их личной трагедией. И среди них я, 25-летняя, со своими даже не либеральными, а либертари­анскими взглядами. Готовая порвать рубаху на груди за идеи свободы. Это всё, конечно, – «школа Альбац». Это три года ужинов у неё дома в компа­нии Лёши Навального, Маши Гайдар, Ильи Яшина. Совместное чтение Гоб­бса, Локка, Аристотеля и обсуждение прочитанного с известными в России людьми – Борисом Немцовым, Евгени­ем Ясиным. Ну вот так я была воспита­на – на Листьеве и программе «Тема». Сделала ли бы я что-нибудь по-иному тогда, весной 2009-го, зная, чем всё это обернётся? Не уверена…

Другое дело, что по событиям седь­мого апреля у меня, как и у многих, к правоохранительным органам всё ещё масса вопросов – на которые они так и не ответили за те четыре месяца, что их контролировали коммунисты и за шесть лет, будучи под контролем проевропей­ских партий.

– Нисколько не иронизирую: ты всё ещё веришь, что ситуацию мож­но изменить риторическим вопросом на майке?

– А какие у людей нашей профессии есть ещё варианты, какие инструменты? Только до одури повторяя один и тот же вопрос, можно надеяться получить на него хотя бы частичный ответ, надеять­ся, что тему не спустят на тормозах, как это уже было с делом кишинёвского аэропорта или Banca de Economii.

В том ужасе, к которому за шесть лет пришла страна, во многом, я счи­таю, виноваты именно отечественные интеллектуалы – та же пресса, лидеры общественного мнения. Когда в 2009-м победили так называемые «наши», проевропейцы, многие думали, что вот теперь-то наступит демократический рай. А рая не только не случилось, по многим параметрам всё стало гораздо хуже прежнего. Оказалось, что новые ребята намного циничнее, «технологич­нее» и куда талантливее предыдущих в вопросах всяческого мухлежа и краж. И это очень тяжело осознавать, что вме­сте с облажавшейся властью (которую ты так искренне поддерживал) обла­жался и ты сам.

Дмитрий ТЕРЕХОВ.