Газета "Кишиневские новости"

Родители нижегородского некрополиста стали изгоями

«Кукольник» — такокрестили Мо­сквина журналисты. А в Интерне­те на сайте «Энциклопедия Ниж­него Новгорода» теперь можно прочитать пару строк о городском сумасшедшем: «Филолог по обра­зованию. Полиглот, знает 13 ино­странных языков. Принципиально не курит и не употребляет спиртно­го. Стал известен в неакадемиче­ских кругах благодаря сообщению о находке в квартире, где прожи­вал вместе с родителями, около двух десятков мумифицирован­ных останков молодых девушек в красивых платьях, с устройствами, имитирующими речь, внутри».

Чем сегодня живет «кукольник», по­чему его родители боятся выходить на улицу, что стало с квартирой, где хранились мумии, и почему выко­панные Москвиным тела девушек никто не перезахоранивает?

История о краеведе Анатолии Москвине сейчас всплыла не случайно.

Анатолия Москвина отправили на лече­ние в психиатрическую клинику в 2011 году. По всем канонам жанра он должен был уже освободиться.

Однако, как выяснилось, Москвин до сих пор лечится. И отпускать его на волю никто не собирается.

Спасать нижегородского «кукольника» взялись представители творческой интелли­генции. Скинулись, собрали деньги на адво­ката. Ждут продолжения истории.

Мы тем временем связались с медсе­строй столичной психиатрической клиники Юлией Ландо, которой удалось посетить Мо­сквина и пообщаться с его родителями. После той встречи мать Анатолия обронила: «Боль­ше никаких откровений от меня не ждите».

Юля выложила краткий отчет о своей по­ездке в ЖЖ с пометкой 16 плюс.

«…Когда мы искали квартиру Москвиных и спрашивали у жильцов дома, соседи отво­рачивались, закрывали дверь. Наконец мы нашли нужную дверь. Мать Анатолия стала вжиматься в стену. Она привыкла, что прихо­дят с обысками, забирают книги и вещи.

Никакой информации об Анатолии Мо­сквине никто не собирал за эти два года.

Звонили от передачи «Пусть говорят», но мать отказалась с ними общаться. Сказала, что боится позора и издевательств.

Звонили им из Германии, интересова­лись мумификацией, хотели поговорить с Анатолием, но он в психиатрической клинике закрытого типа и посторонним общение с ним запрещено.

■ ■ ■

Родители Москвина — Юрий Федорович и Эльвира Александровна — оказались при­ятными интеллигентными людьми.

Они рассказывали, с чего все нача­лось…

Москвин издал книгу «История свастики с древних времен до наших дней». Его обви­нили в фашизме.

Затем опубликовал статью в «Нижего­родском рабочем», в которой было упомяну­то, что во время татаро-монгольского наше­ствия татары насиловали русских девушек. Его обвинили в экстремистской деятельности против татар.

После теракта в аэропорту «Домодедо­во» Анатолий Москвин пошел на кладбище и замазал фотографии на мусульманских мо­гилах.

Его обвинили в вандализме.

Им занялся Центр по противодействию экстремизму. Пришли 8 полицейских. Во вре­мя обыска обнаружили говорящих «кукол».

Приехали журналисты. У подъезда стоял огромный грузовик. Когда выносили «кукол», все перевернули, сломали. На улице в это время собралось много людей — все прояв­ляли интерес и много смеялись.

На суде родственники покойных кричали Москвину: «Убить, расстрелять, пожизненное заключение!».

Потерпевшим предложили возместить моральный ущерб, назвать сумму в день­гах. Один назвал 500 тысяч рублей. И другой тоже.

Родители ждут — какое решение будет вынесено по квартире, — выселят или нет, когда приставы придут забирать квартиру за моральный ущерб? Они на все согласны, лишь бы их в покое оставили.

После двух месяцев в одиночной камере СИЗО Анатолий четыре недели находился в Ляховской колонии для психических больных. Ему был поставлен диагноз — врожденная параноидальная шизофрения. Признан со­циально опасным.

Тогда его здоровье было нормальным. Он рассказывал, читал лекции. Приходили его слушать люди со всего корпуса Ляховской колонии.

После суда и обысков, многочисленных угроз мать предложила отцу открыть газ и умереть. Отец сказал: «Нельзя, кто-нибудь спичку зажжет, дом взорвется».

Следствие продолжалось год. Часто при­ходили с обысками в квартиру к Москвину. В любое время приходили, без предупрежде­ния.

Родители должны были каждый раз сооб­щать следователю, если собираются поехать на дачу или еще куда.

Мать говорит: «Сын нас сделал изгоями. От нас все знакомые отвернулись!». Род­ственники отказались от них, друзья пере­стали общаться.

■ ■ ■

В 16.00 мы отправились в больницу к Ана­толию.

Москвина принудительно заставляют принимать по 15 таблеток в день, среди них препарат трифтазин. Находясь под действи­ем седативных препаратов, он очень медлен­но двигается, плохо говорит, теряет зрение, не может писать, изо рта течет слюна. Боль­шую часть суток спит. Остается безучастным к разговору. Немного улыбается, только когда мать начинает рассказывать про домашнего кота.

Сказал, что начал писать в СИЗО книгу «Нижегородские Мастер и Маргарита» и ско­ро надеется выйти и продолжить работать.

Родители с собой не приносят еду, пото­му что все отбирают.

66 человек в отделении и переполненные палаты. Санитары бьют больных для поддер­жания необходимой дисциплины. Москвин был избит пациентом Дмитрием Ткаченко и на какое-то время попал в больницу с пере­ломами и сильными ушибами.

Мать пишет благодарственные отзывы врачам в психбольнице, чтобы к Анатолию Москвину относились лучше. Очень боится, что его кто-нибудь убьет.

«Психиатр посмотрел на Анатолия и выписал валерьянку»

Мы сидим с Юлей в квартире ее приятеля режиссера Артура Аристакисяна.

— Мать замечала какие-то странно­сти за своим Анатолием?

— Она замечала, что он странный, но на все ее вопросы он реагировал агрессивно: «Не трогай меня». Тем не менее она его люби­ла, жила им. Он ведь единственный ее ребе­нок. Судьба у Москвина,трагическая. Как-то у него все не складывалось с самого детства. В школе его все обижали, смеялись над ним, издевались. Например, однажды однокласс­ники стянули с него штаны. А в 3-м классе его изнасиловал какой-то мужик. Вернулся домой он в синяках, слезах. Мать позже узнала при­чину его слез…

— Она не пыталась водить ребенка к психиатру?

— Эльвира — партийный советский че­ловек. Распознать шизофрению она вряд ли могла. Она понимала, что ее сын — человек неординарный, умный, лучше всех учится в классе, самостоятель­но изучает языки. К психиатру она водила его лишь один раз. После того как его «повенчали» с по­койницей. Врач тог­да сказал: «Ничего страшного, это воз­растное, пройдет». И выписал вале­рьянку.

Из дневни­ка Анатолия Мо­сквина: «4 марта 1979 года наша школа №184 занималась сбором макула­туры. Мы ходили по подъездам. Около одного из подъездов стояла крышка гроба: в сосед­ней школе погибла девочка. 11-летняя Ната­ша Петрова принимала ванну, и в этот момент отключили свет. Вскоре напряжение опять по­дали. Выходя из ванной, Наташа концом мо­крого полотенца задела об оголенный провод и мгновенно скончалась от разряда.

…Выйдя из подъезда с кипами макулату­ры, мы попали прямо на вынос гроба. Види­мо, мать Наташи была членом какой-то секты. Несколько мужчин из похоронной процессии меня схватили за плечо. Мать покойной под­вела меня к гробу и, пообещав много конфет, апельсинов и денег, велела целовать покой­ницу. Я залился слезами, умолял отпустить, но сектантка настаивала. Кто-то взрослый с силой пригнул мою голову к восковому лбу девочки в кружевном чепчике. Мне не оставалось ни­чего другого, как поцеловать куда приказано. Так я сделал раз, другой и третий. После мне подали два кольца, велели одно насадить мертвой невесте на палец, другое надели на палец мне.

… Ближе к концу учебного года мертвая Наташа начала сниться мне чуть ли не каждую ночь. У меня начались галлюцинации, по но­чам я стал бредить. Врач, к которому обрати­лись за помощью мои родители, объяснил это явление гормональной ломкой».

— В той самой квартире, где обнару­жили 29 мумий, проживала вся семья Мо­сквиных?

— Да, вместе с этими «куклами» жили мать, отец и сам Анатолий. Причем Анатолий не часто бывал дома. Мог неожиданно со­браться и уехать на месяц путешествовать. Кочевой образ жизни превратил Москвина в страшного неряху. Мать ругала его за это. Она любила, чтобы дома был идеальный порядок, а сын как мог противился этому.

— Ваше впечатление от этой кварти­ры.

— Чистое и уютное жилье. Вам покажет­ся странным, но в их квартире приятно нахо­диться. Что еще я там заметила? Черный кот Барсик разгуливал по комнатам, на полках стоял десяток кукол — только обыкновенных, покупных.

— Когда родители обо всем узнали?

— Когда в квартиру пришли с обыском. Отец попал в больницу с инфарктом. У ма­тери обострился сахарный диабет, она тоже попала в больницу. Они стали пугаться шоро­хов, посторонних звуков. Соседи обходят их стороной, боятся даже здороваться с ними. Поэтому говорить с родителями Москвина тяжело. Мать постоянно плачет.

— Интересно, где же помещались все эти 29 «кукол» в человеческий рост?

— «Куклы» появились не в один миг. Москвин пополнял коллекцию на протя­жении 10 лет. Все «куклы» хранились в его комнате. В спальне родителей «жила» лишь одна. Анатолий называл ее «Машей». Мать ни о чем не догадывалась. Более того, ког­да к ней в гости заглядывали подруги, все в один голос восхищались «куклами» как про­изведением искусства: «Какая красота!». По словам женщины, понять, что «кукла» — му­мифицированный труп, было невозможно. Единственное, женщину смущало, что сын с этими «куклами» разговаривал, как с живыми людьми. Она всегда делала ему замечания: «Что ты, маленький, что ли? Все играешься с ними». Также она рассказывала, что на Но­вый год Анатолий усаживал эту самую «куклу» Машу за общий стол. Эльвира чув­ствовала себя неловко, когда приходили приятели семьи и Москвин громко заявлял: «Маша, познакомься, это тетя Зина. Не бойся ее».

— Видимо, Москвин знал технологию изготовления мумий?

— Конечно, знал. Он много лет изучал египтологию, техноло­гия мумифицирования. На суде он подробно описывал рецепты изготовления мумий — сколько соли сыпал в раствор, как и сколь­ко дней он сушил «кукол»… На му­мификацию одной «куклы» у него уходило полгода, а то и год.

— Где Москвин мастерил «ку­кол»?

— В уголовном деле мы чита­ли, что «мастерская» находилась вне дома. В каком-то подвале. Кстати, уголовное дело Москвина занимает аж 30 томов. Там есть любопытные вещи. По этому делу можно ме­муары писать. Следователи дословно пере­дали на бумаге речь Москвина. В своих при­знаниях он подробно рассказывал о судьбе каждой выкопанной девочки или девушки. Он всех помнил по именам, знал досконально историю их короткой жизни. Все они погибли трагически. Им было от 4 до 30 лет. Следова­телям Москвин в деталях рассказал, как искал «жертвы», как приходил на могилы, раскапы­вал, перевозил в Новгород. У него ведь даже хранились фотографии всех умерших.

— Москвин лечится в специализиро­ванной клинике?

— Он лежит в отделении принудительно­го типа. Основной контингент — уголовники. Однажды его там сильно избили, с переломом черепа перевели в отделение психосоматики. Там подлечили и вернули обратно к наркома­нам, насильникам и убийцам.

— Возможно, его там подлечат?

— Это вряд ли. Москвина пичкают нейро­лептиками. Его сосед по палате рассказывал, что Анатолию дают достаточно серьезные дозы. Как медик в этой области, могу сказать, что подобные препараты нужны при остром психозе. После них человек успокаивается и засыпает. Если такие лекарства давать еже­дневно на протяжении недели, месяца, то больной будет превращаться в растение, его личность изменится, у него начнется апатия ко всему — может только есть и спать.

— Мать к нему часто приходит?

— Она ходит каждый день ровно в 16.00. Не пропустила ни одного дня. Приносит ему еду. Она каждый день печет ему пирожки, варит картошку, жарит котлетки. В больнице очень плохо кормят.

— Она хочет, чтобы его выпустили?

— Категорически против, чтобы сына от­пустили. Ей удобнее, что он там. Она боится, что если его выпустят, он снова пойдет рас­капывать могилы.

Прошел слух, что о жизни этого человека собираются снимать фильм. Сценарий уже написан. Только вот режиссеры в раздумье — можно ли такое кино выводить на широкий экран?

Ирина БОБРОВА.