Газета "Кишиневские новости"

Знаменитый актер: «Мой герой спасает мир от катастрофы, просто выполняя свой служебный долг»

Леонид Ярмольник решилшагнуть на темную сторону силы. Но толь­ко для того, чтобы навести там поря­док. Его новая роль — майор Гамаюн, который борется с вампирами, обо­ротнями и прочими вурдалаками в фантастическом фильме литовского режиссера Эмилиса Веливиса «Кры­лья». Наш корреспондент встретился с Леонидом Исааковичем на съемоч­ной площадке, чтобы поговорить о добре и зле, деспотах-режиссерах и открытых ими звездах, а также о самых обычных героях, которые окружают нас каждый день.

«Сейчас много выходит фильмов, и все безликие»

— Судя по описанию, фильм у вас фантастический. Зато по содержанию — вполне реалистичный.

— И правда, Россия сегодня, а Москва — особенно все время борется с темными силами, вредителями, теми, кто нам мешает жить и хочет что-то завоевать. У меня такое впечатление, что мы нарушаем все традиции, и у нас зло побеждает добро, а не наоборот. Поэтому на «Крыльях» мы предпринимаем по­пытку все-таки вернуть нас немного в сказку. Это такая аллегория. Главные герои защища­ют людей от нечисти. Для них это рутинная, в каком-то смысле даже вечная работа. И не так важно, как эта нечисть называется: вурдалаки, восставшие из мертвых, оборотни, вампиры, домовые…

Мой Гамаюн — совершенно реальный, понятный человек, посвятивший свою жизнь борьбе со злом. Что-то от сыщика Жана Га­бена, что-то — от сыскаря Владимира Высоц­кого. Персонаж из старых времен, когда пре­ступников ловили без компьютеров и прочих глупостей. Полицейский с огромным стажем. Он уже все и всех переловил на своем веку и лучше других знает, что повадки обычных смертных негодяев мало чем отличаются от повадок оборотней. Поэтому он не только успешно занимается своей работой, но и обучает подрастающее поколение — Пашу, которого играет Ваня Янковский.

— Иван сегодня проходит по катего­рии многообещающих артистов.

— Ваня Янковский — талантливый, спо­собный актер. Уверен, он наша восходящая звезда. Я всю жизнь дружил с Олегом Ивано­вичем. Он был близким другом, с которым мы чаще всего виделись по поводу и без повода. У них вообще особая порода — у Янковских. И Филипп Олегович очень похож на папу, но Ваня — просто копия деда. Во всем. Мне ино­гда становится не по себе, потому что он так же говорит, так же смотрит, так же поворачи­вает голову, так же настраивается и строит фразу. Для меня это как если бы Олег ожил. Так что чувствую большую ответственность, радость и волнение оттого, что мы работаем вместе.

— Сам жанр фэнтези вам интересен?

— Очень! При этом, несмотря на особен­ности жанра, важно, чтобы люди в кадре были настоящие, чтобы зритель смотрел на экран — и узнавал папу-маму-соседа-коллегу. Нельзя врать, делать что-то походя, на одной технике, — и тут дело уже не только в жанре. Сейчас много выходит фильмов, и они все безликие. Потому что никто никого не открывает. Режис­серы стали просто функционерами. Время и вкусы как-то заасфальтировались. Вот как чиновника посадили на одно место: и до него был такой же, и следующий — и одного от дру­гого не отличить. У меня есть друг по жизни и партнер, с которым, я надеюсь, мы еще не раз что-то сделаем, — Валерий Петрович То­доровский. Так если посчитать, какой режис­сер больше всего открыл и создал звезд, то, наверное, он займет первое место в России. Ингеборга Дапкунайте, Максим Суханов, Ма­рия Миронова, Владимир Машков, Евгений Миронов — только малая часть. Я уже не го­ворю о молодежи: Максиме Матвееве, Ане Чиповской, Антоне Шагине и многих других. Даже если Валера не первым открыл кого-то из них, именно у него они сыграли так, что по­том стали звездами.

— То есть все опять зависит от режис­сера?

— Люблю режиссерское кино. Когда ре­жиссер — деспот тире талант или гений. Когда его деспотичность — это уверенность в себе и знание того, что он хочет. У меня большой опыт работы с такими режиссерами. (Смеет­ся.) Я прошел невероятную школу, если гово­рить об Алексее Юрьевиче Германе. По моей ретивости мы с ним и ссорились, и ругались. Иногда он соглашался со мной, хотя намного реже, чем я с ним. Но по прошествии времени я понимаю, какое выпало мне счастье в жизни — работать у него. А до этого мне очень повез­ло с В.Фокиным, М.Захаровым, Г.Данелией, А.Суриковой и, конечно, с В.Тодоровским.

Меня часто спрашивают: как можно по­сле Германа сниматься где-то еще? И это меня вводит в ступор, я думаю: действитель­но, я же теперь уже классик, я уже часть па­мятника, созданного Германом. Часть исто­рии мирового кинематографа. Но это глупо, потому что если ты актер по сути, то играть для тебя все равно что дышать. И здесь мы сразу упираемся в другую проблему. Кино стало не столь избирательным, как раньше. Если за­ниматься брюзжанием, то надо заметить, что сегодня далеко не все достойно экранизации. С другой стороны, кино и вообще творчество всегда были риском и проверкой твоих воз­можностей и амбиций. А кино — еще и доро­гостоящим предприятием. Но мне нравится волноваться, рисковать и надеяться на луч­шее — с хорошим материалом и в компании талантливых друзей.

■ ■ ■

— Сегодня можно состояться вообще без политики, партий, государства или нужно определяться, кто ты и с кем?

— Быть честным и порядочным человеком было трудно и крайне некомфортно во все вре­мена. Хотя нам, наверное, кажется, что сегодня особенно трудное время… Мы на эти грабли на­ступаем с неизменной четкой периодичностью. Безусловно, объединяться и искать братьев по разуму надо. Не обязательно в партии. Просто в одиночестве и обособленности ты ни на что никогда не повлияешь. Всегда будешь унижен­ным, оскорбленным и обманутым.

— Подобное профессиональное со­общество в кино сегодня есть?

— Не уверен. Если и есть, то очень раз­розненное. И влияет на это опять-таки не столько степень разобщенности, сколько политика. Мы ментально привязаны к этому. Раньше у нас была цензура, а сегодня — поло­жение о том, что можно, а что нельзя. Можно то, что мотивирует наши ошибки. Оправды­вает, декларирует: нет-нет, мы правильным путем идем! Вот так надо! А все остальное — нежелательно, то есть запрещено.

Какие бы трудности мы ни переживали в прошлом, но 10 лет назад у меня было ощу­щение, что мы сломали ненавистную стену и начинаем жить в общем мире. А сейчас — опять ощущение вакуума и изоляции. По-моему, банка закручивается. Мы консерви­руемся, и не замечать этого невозможно. Но если говорить об этом просто — становится рутинно и скучно. Поэтому, конечно, надо ис­кать выход, но чтобы на это не уходила вся жизнь!

«На чем делается рейтинг? На скандалах»

— Вы часто встречаетесь с неспра­ведливостью?

— И да, и нет. У меня уже достаточный жизненный опыт, чтобы в основном занимать­ся тем, что я знаю от и до. Если в чем-то со­мневаюсь, просто не буду с этим связываться. Я привык в этой жизни — меня так воспитали родители, учителя и Щукинское училище: за все, что я делаю, несу ответственность сам. И в этом смысле ничего не изменилось: если у меня что-то не получилось, то в этом виноват я, а не какая-то несправедливость.

— А с таким преднамеренным хам­ством, как в случае с антисемитскими об­ращениями в ваш адрес в студии «Прямо­го эфира»?..

— Тот выпуск был посвящен собакам, а я много лет состою в Попечительском сове­те при правительстве Москвы по проблемам бездомных собак. Так вот, сегодня с догханте­рами бороться нельзя: он убьет при тебе жи­вотное, а его даже в полицию забрать нельзя — нет такого закона. Это больные люди, они получают удовольствие от убийства. Тогда пригласили в студию Иосифа Кобзона, меня, других зоозащитников. И одного провокато­ра — какого-то догхантера. Я сказал в эфире, от чего его аж передернуло, что сначала они убивают собак, потом — людей бездомных, а когда и те закончатся, еще останутся старуш­ки, маленькие дети…

Но на чем делается рейтинг? На сканда­лах. Поэтому кто виноват в произошедшем? Российский канал и редакция, которая это сделала. Вот где корень зла. И они совершен­но не испытывают угрызений совести. Когда разговор в программе перешел на личности, я встал и ушел. Кто-то меня ругал за это. Но я себя знаю: еще две-три подобные фразы в мой адрес — я бы въехал ему, и это закончи­лось бы уже полицией и безнравственным по­ведением с моей стороны.

— Остались сегодня на ТВ места, где можно спокойно дискутировать?

— Нет. Кругом — или скандал, или сплет­ни. Или совсем желтуха: кто, с кем, когда, по­чему пьет, почему изменяет… Я не могу это смотреть и никогда не буду в этом участвовать. Включаю только политические новости, чтобы понимать, что происходит в мире. И все чаще «нажимаю» Интернет, чтобы познакомиться с разными точками зрения. Наши СМИ доверие мое потеряли. В них нет объективной инфор­мации. Не ты делаешь выбор. Кто-то делает выбор за тебя.

— Одна надежда — на Гамаюна.

— Майор Гамаюн — это метафора. Чело­век, спасающий мир от катастрофы, выполняя свой служебный долг. Сегодня это уже почти сказочный, былинный персонаж. Человек в сегодняшнем понимании ненормальный. Но именно на таких держится цивилизация. На профессионалах своего дела: врачах, педа­гогах, ученых — людях, у которых есть честь, достоинство и гордость.

— Вы встречали таких людей?

— Конечно. У меня много друзей в других отраслях. Среди них есть Герои России — на­стоящие. И из МВД, и разведчики. Профес­сионалы высшего уровня, которые посвятили свою жизнь Родине.

Никита КАРЦЕВ.