Газета "Кишиневские новости"

Любовь ВОРОПАЕВА, автор главного хита певца «Девочка моя синеглазая» рассказала всю правду о том, как загоралась и почему погасла звезда 90-х

«Я, наверное, так и останусь в истории как автор песни «Девочка моясинеглазая», — с грустью сетует Любовь Воро­паева, — а мне ведь как поэту хо­телось совсем иного». Любовь Воропаева и ее супруг (ныне уже покойный) Виктор Дорохин — люди, которые сделали Женю Белоусова кумиром миллионов девчонок 90-х. Их познакомила с молодым певцом тогдашняя его подруга — редактор Главной редакции музыкальных программ Гостелерадио СССР Мар­та Магилевская. На их глазах разви­вался его роман с Натальей Ветлиц­кой. И, наконец, стараниями этой творческой пары Женя женился на девушке Лене Худик, которая к этому моменту уже родила ему дочь Кристину.

Потом были другие песни и другие жен­щины. Гражданский брак с клавишницей и главбухом его группы Оксаной Шидловской и рождение сына Романа. И, наконец, по­следняя любовь певца — Елена Савина (по­сле его смерти она стала певицей Еленой Белоусовой), которая до последней минуты была рядом с Женей. Он умер, казалось бы, странной смертью — лечился от панкреатита, но случился инсульт. И артиста не стало. Ему было всего 32 года.

На днях Жене Белоусову исполнилось бы 50 лет. Всю подноготную о становлении певца и его первых шагах в звездную пропасть рас­сказала нам Любовь Воропаева.

— У Жени Белоусова осталось двое детей, кто-то из них пошел по стопам отца, занялся музыкой?

— Насколько я знаю, серьезно музыкой занимается только его племянник, сын его брата-близнеца Александра. Его тоже зовут Евгений, он полный тезка Жени Белоусова.

— Он мечтал о сыне? Как обычно бы­вает у отцов.

— Не знаю, мы никогда не говорили на эту тему. Но ведь и о том, что родилась Кристина, мы с Виктором Дорохиным узнали, когда ей было уже несколько месяцев. Женька скрывал этот факт.

— Почему?

— Потому что был свободный молодой человек. К нам домой привела его познако­миться моя приятельница — известный му­зыкальный редактор Марта Магилевская, с которой у него в тот момент был роман. Он какое-то короткое время у нее жил, именно в этот момент Марта и решила заняться соль­ной карьерой Жени, что и предложила нам — мне и Виктору — сделать. Воспринимали Белоусова мы тогда как новое романтичное увлечение Марты. Потом произошел неожи­данный взрыв — роман с Натальей Ветлиц­кой, включая краткосрочную женитьбу. Потом оказалось, что первая жена Жени, Лена Худик, все это время ходила беременная… Родилась Кристина.

— Почему Женя так быстро расстался с Ветлицкой? Ведь если дело дошло до брака, чувства были сильными?

— Они были очень сильно увлечены друг другом, но слишком кратковременно. И за­кончилось это не так, как Женька всюду всем с усмешкой рассказывал, а его страшными переживаниями и сильно задетой гордостью — дело в том, что пока он был на гастролях, Наталья легко завела другие романтические отношения. Влюбчивая такая девушка была. Под стать Жене… Но ушла она от него, и Женя действительно сильно переживал. Пока вдруг в каком-то разговоре не всплыл тот факт, что его первая любовь, девушка из Курска по име­ни Лена, родила ему дочку, и мы с Виктором Дорохиным не стали решительно действо­вать. То есть мы понимали, что у звезды такого масштаба, которую мы планировали сделать из Жени, обязательно должны быть тыл, се­мья, а тут как раз родилась дочь… Во всяком случае, Виктор Дорохин много мужских раз­говоров тет-а-тет на эту тему с Женькой про­вел. И хотя Лене Белоусовой-Худик хочется представлять историю немного по-другому, и я понимаю — мы, женщины, всегда ведем свою линию в отношениях с мужчинами, тем не менее подтолкнули Женьку к Лене и ново­рожденной дочке конкретно мы с Виктором Дорохиным, преодолев известное сопротив­ление с его стороны. В результате трудная по­ездка Жени в Курск к Лене с дочкой состоя­лась. Затем были гастроли на юге страны, в это же время Лена с Кристиной оказалась у своих родителей в Симферополе, и мы дого­ворились, что они присоединятся к нам. Все лето ребята были вместе, и потом было сде­лано все, чтобы Женя забрал их в Москву.

— Для вас Женя Белоусов был делом всей жизни?

— Когда мы делали этот, как сейчас на­зывается, проект, мы, безусловно, были ро­мантиками и не думали о том, о чем думают современные продюсеры, составляя прежде его технико-экономическое обоснование, смету. Нас интересовал творческий момент, и как-то так совпало, что Женька по всем своим параметрам понравился Дорохину, а главное, он понял, что тот от него хочет. Если бы не это взаимопонимание, уважение и любовь друг к другу в нашей троице, ничего бы не было. Виктор был для него кумиром, авторитетом, всю жизнь, до конца дней своих, все фразочки дорохинские, все шуточки Женька копировал. Дорохин научил его водить машину, привил ему вкус к хорошей музыке. У нас был друг-американец, который снабжал нас мировым музыкальным материалом, мы имели дома то, чего не было практически ни у кого в России. Готовясь к проекту, мы ему переписывали все на кассеты — Майкл Джексон, Дженни Джек­сон, Пола Абдул и другие, чего наша публи­ка тогда не видела и не знала. Женя получил доступ ко всему этому пиратскому контенту, который изучал под руководством старшего товарища, высококлассного музыканта, име­ющего высшее образование.

— То есть сам Женя на тот момент был практически пластилином в ваших руках?

— Ну как… Белоусову было уже 24 года, он окончил музыкальное училище, хотя, по-моему, не окончил, его оттуда выгнали, но Женя был великолепным бас-гитаристом и первые певческие пробы он уже прошел в «Интеграле». При этом он жутко боялся вы­ходить на сцену.

— Боялся выходить на сцену? И как вы с этим боролись?

— Помню, был огромный сборный кон­церт в «Олимпийском», Женю все ждали, он был на самом гребне славы и должен был появиться как хедлайнер. Было много гостей, приехал этот наш друг-американец… Звучит по громкой связи «Белоусов, на сцену!», а Женька убегает, проходит несколько секунд, вдруг возвращается… Мы его уговариваем, подбадриваем… Он снова идет к сцене… Опять убегает. В общем, так он уходил и воз­вращался раза три. В конце концов я не вы­держала, сердце материнское дрогнуло, я сказала: «Пошли!» И за ручку этого кумира, блин, миллионов вывела на сцену, потом стояла сбоку до конца, пока он был на сце­не. А зал неистовствовал! Вот такими были первые шаги к лучам славы. Женя был очень ответственен в профессии, долго переживал малейшие промахи. Вот такое отношение к делу, вложенное в него Дорохиным, дало та­кой результат.

— То есть Виктор Дорохин его воспи­тывал? И не всегда, наверное, ласковыми методами?

— Да, я была однажды этому свидетелем. Был сольник в БКЗ «Октябрьский», и хотя на разогреве было аж 33 команды, тем не менее на афише — «Женя Белоусов». В один день было два концерта. А мы тогда сшили Жене новый костюм цвета морской волны с шелко­вой рубашкой. К слову, я нашла блат в коопе­ративной лавчонке, и мне привозили матери­ал из Италии. Так в этом красивом костюме звездный Белоусов, кумир миллионов, прилег на банкетку поспать. Потому что всю ночь на­кануне мы с ним играли в игровые автоматы, до чего были большие охотники. Вошел До­рохин, увидел, что за человек спит на банкет­ке, и наотмашь ударил Женьку, сказав: «За­помни, дорогой мой, в концертном костюме ты выходишь к зрителям. Нельзя есть, нельзя лежать, нельзя курить в коридоре — это свя­тое». Женька слетел с банкетки, я схватилась за сердце. Но урок был хороший — об отно­шении к зрителю.

— В те годы он пел без фонограммы?

— Нет, он пел под фонограмму. С ап­паратурой был такой напряг, а уж в городах, на открытых площадках — вообще говорить нечего. Когда собирался огромный стадион, его сажали в автомобиль, и он, как покойный Брежнев, нарезал круги под фонограмму и махал рукой. А ему кидали цветы. После этого он забирал, как сейчас говорят, бабло…

— Бабла было много…

— Бабло было сумасшедшее! Они с До­рохиным решали все эти вопросы вместе: где делать концерты, Женька в этом хорошо раз­бирался и даже сам лично участвовал в пере­говорах. Дорохину не надо было ездить, он был на телефоне. Женя звонил, докладывал, что на площадке, привезли ли деньги… Потом уже появились директора и продюсеры.

— Рэкет вас преследовал?

— Меня от всего этого держали очень да­леко, лишь однажды я видела рэкетиров, ког­да они искали Дорохина, но нашли меня и по­требовали, чтобы я их отвела «к шефу». У меня тогда просто ноги подкосились. А однажды меня подставили в Киеве — наши охранники, а они из Харькова, предупредили, что оттуда едут бандиты, и это — серьезный рэкет. Бы­стро было принято решение: поскольку меня никто не знает в лицо, все деньги и ценности передать мне. Я буду делать вид, что не имею к артистам никакого отношения. Ужас — я с мешком денег шла по другой стороне улицы, сидела в общем зрительском буфете, а пакет при этом у меня стоял в ногах. Вроде бы рэке­тиры приезжали, были какие-то выяснения от­ношений, но мне об этом не рассказывали.

— Все складывалось так неплохо, по­чему вы в итоге расстались?

— Я думаю, если бы не гордыня дорохин­ская и боль от того, что все выстроенное таким адским трудом из-за наступающей белоусо­вской «звездности» может пойти к чертовой бабушке и уже начинает разваливаться, — все бы удержалось. Если бы у Вити хватило му­дрости повести себя по-иному, они бы не рас­стались. Я понимаю, ему было больно и обид­но смотреть и слушать, когда рассказывали, что в действительности стало происходить на площадках. У нас же было заведено снимать на видео каждый концерт и устраивать потом разбор полетов. Потом стали сниматься толь­ко эпизоды, потом и вовсе все свелось на нет. Концертов Женя не срывал, но стали доходить слухи, что там певца вынесли из самолета, а там он заснул на лавке… Поначалу было много тяжелых мужских разговоров, Женя клялся: «Витя, этого больше не будет!» Клят­вы нарушались, и нервы у Дорохина сдали. Если бы хватило мудрости остановиться, на время увезти его куда-то, как я предлагала… От Жени, после того как они расстались, при­езжали гонцы, но Дорохин был непреклонен. Я рыдала полгода, а Виктор говорил: «Даже слушать про него не хочу!»

— Вы так больше и не общались до са­мой его смерти?

— Где-то за год мы встретились на пя­тидесятилетии Петровича (Преснякова-старшего. — Авт.), и тогда, кстати, Женя представил как свою супругу Лену Савину, я только потом узнала, что она — гражданская жена. Мы начали снова общаться с Женькой. И я воспринимала Лену как его жену, и ког­да он оказался в больнице, Лена ежедневно звонила, через нее мы отслеживали всю си­туацию. Когда Женя был уже в коме, мы еже­дневно общались. Я как могла поддерживала Лену, у нее ведь до последнего была надежда, что он выживет.

— Аневризма у него была врожден­ная?

— Я не доктор, разговоры ходят разные, может, и врожденная или приобретенная в ав­токатастрофе, в которую он попал, но дело-то в том, что попал он в больницу с другим диа­гнозом — с панкреатитом. Врачи выводили его из этого заболевания, когда вдруг резко произошел разрыв сосуда в голове. Что тому послужило, никто не может сказать точно.

— Панкреатит развился на фоне алко­голя?

— Я не знаю, на фоне чего возникает это заболевание, хотя догадываюсь…

— Он испытывал депрессию в послед­ние годы?

— Ну конечно, и, собственно говоря, ког­да он умер, на поминках — все это слышали — его отец, ныне покойный, Виктор Иванович встал и сказал: «Если бы он остался с Любой и Виктором, мы бы сейчас его не хоронили. Я как отец это знаю».

Татьяна ФЕДОТКИНА.