Газета "Кишиневские новости"

Как они спасают юго-восток — в нашем спецрепортаже

Когда женщина рожает ребенка, вряд ли она собирается идти вое­вать. И это лучшее алиби для жены «народного губернатора» Донбасса Павла Губарева Екатерины. Их до­чери Милане — всего шесть месяцев. Двум старшим мальчишкам шесть с половиной и четыре.

Многодетная мама Екатерина Губарева, худенький почти до изможденности «проект Кремля», как презрительно называют ее с мужем в Киеве, на высоченных каблуках мо­тается между Ростовом и Москвой. «Ми­нистр иностранных дел Донецкой народной республики» — такая у нее громкая должность.

В реальности это сбор помощи для вою­ющего региона, попытки достучаться хоть до кого-нибудь наверху, рассказать о количестве беженцев, детях, женщинах, стариках… Спа­сти хоть кого-то из них.

«Мы стоим на пороге гуманитарной ката­строфы», — обтекаемо, как настоящий дипло­мат, формулирует Екатерина Губарева.

Это значит, что наступает полный …

n n n

Мы встречаемся уже в Ростове. После слякотной Москвы — +31 в тени на электрон­ном градуснике. Многолюдье и суета — горо­жане так активно готовятся к предстоящим выходным, что их толпы кажутся толпами бе­женцев.

Хотя здесь, в Ростове, война почти не ощущается, если специально не спрашивать о ней таксистов. 60 лагерей для вынужденных переселенцев из воюющих республик — где-то там, на окраине. Как и 14 тысяч их обитате­лей, которых нужно поить и кормить.

Екатерина дала мне адрес, по которо­му располагаются бойцы ее «гуманитарного батальона» — организации, занимающейся приемом и логистикой грузов для беженцев и жителей Донецка и Славянска. Типовая башня-многоэтажка на окраине Ростова. Двухкомнатная квартира. На кухонном столе — ряд ноутбуков, открытых на сайтах ополчен­цев и волонтеров. ОПД «Партия Новороссия» и Гуманитарный батальон «Новороссия» — главные из них.

Интернет значительно упростил поставки «ленд-лиза».

— Мы принимаем и аккумулируем то, что нам уже прислали, — мне показывают списки людей со всех концов России, которые помо­гают пострадавшим в Донецкой и Луганской областях. Нужно абсолютно все — начиная от продуктов питания и медикаментов, заканчи­вая… инсулином для больных сахарным диа­бетом. Сразу после начала обстрелов постав­ки его были прекращены.

«А это значит — медленная и мучитель­ная смерть для тех, кто на нем сидит», — гово­рит мне 50-летняя Ирина. Она здесь с двумя взрослыми детьми, сыном Ильей и дочкой Ульяной. Еле выбрались на маршрутке из опасной зоны. Очень боялись, когда в их ав­тобус на границе вошли проверяющие, что высадят Илью. Так часто случается: мужчин украинские военные забирают с собой. Муж Ирины — тоже военный. Но только он воюет на другой стороне. Рядом со Стрелковым, «Стрелком», о котором здесь, в этой квартире, говорят с придыханием как о спасителе, чуть ли не мессии.

«Фронт работы очень большой. Тысячи контактов в день, — рассказывают волонтеры. — Спасибо МЧС, которое предоставило нам бокс для прибывающих грузов. Иначе куда это все складировать? Коробки распаковываются, расфасовываются, уплотняются. Все для того, чтобы уместить гуманитарку в маршрутках, ко­торые несутся со скоростью 120 километров час — под обстрелами, между свисающими на землю электрическими проводами. От ас­фальта давно ничего не осталось, сплошные гигантские выбоины. Самый опасный участок — последние пять километров.

…Кати все нет.

Мой груз — непосредственно «для Стрелкова», как просили передать его това­рищи в Москве, и о котором я боялась го­ворить по телефону, — все еще лежит в до­рожной сумке. Мне надо вручить его лично. Это не оружие — хотя провозить этот груз я, честно говоря, тоже опасалась. Думала, что запеленгует «черный ящик» в аэропорту. Но пронесло!

Восемь с лишним килограммов весит бронежилет. С защитой 7+ — почти макси­мальной. 8+ бывает только у президента. Бронежилет этот не обнаруживают ни соба­ки, ни металлоискатели. Знакомая москвичка, бабушка-иконописица, вышила на груди об­раз князя Игоря Черниговского, тезки Стрел­кова, — это ему подарок на именины. В сере­дине июня как раз день Святого Игоря.

Я все равно не понимаю, почему эти люди с придыханием говорят о своем коман­дире — ну да, профессиональный военный, офицер, имеет большой опыт «больших и ма­леньких» вооруженных конфликтов в разных частях света, умеет и любит воевать, хороший организатор.

— А просто ни на кого надежды у нас больше нет, — горько улыбается Ирина, самая старшая из «гуманитарного батальона». —Я первый раз увидела, как муж воспрял духом, когда к ним приехал Игорь Иванович. Если бы не его военные таланты, наших бы всех давно перебили…

n n n

…Катя пришла.

У нас около получаса. Потом — должен приехать парень «оттуда», полевой коман­дир, помощник Стрелкова. Он заберет с со­бой в том числе и наш «подарок». А ей — снова бежать.

— Назревает настоящая гуманитарная катастрофа, — Катя начинает с того момента, на котором мы распрощались с ней в «Шере­метьево». — В Славянске не работает кана­лизация, нет воды, ополченцы привозят воду машинами, люди разбирают ее чайниками. Как в блокадном Ленинграде. Естественно, поставок продовольствия нет тоже. Свет есть не везде. Сочувствующие прислали нам пере­движной электрический генератор…

— Но, пока мы здесь с вами сидим, прошла информация, что захватили еще одну машину с гуманитарным грузом. Это правда?

— Да.

— Есть ли у того же Ростова резервы, чтобы принять еще больше беженцев?

— Губернаторы нескольких регионов пошли нам навстречу. Я знаю случай, когда человек из другого города приехал в ростов­ский лагерь для беженцев за любой семьей, чтобы пригласить ее и поселить у себя в доме. Детские лагеря, пансионаты — нам предла­гают разместиться везде. Те, кому удается дойти до границы, могут отдохнуть в таких огромных шатрах, там же их и накормят. Мно­го людей принял Крым. За что им отдельное спасибо. Но надо понимать, что лучше уж точ­но не будет. С каждым днем все хуже и хуже обстановка. Некоторые населенные пункты уже полностью стерты с лица земли. Сейчас беженцы, кстати, таковыми еще в России не признаются. В основном люди заезжают сюда по временной регистрации на 90 дней. Как туристы. Мы пытаемся добиться каких-то более упрощенных схем их проживания. Мы вывозим детей из зон боев тайными тропами, на обычных маршрутках. Через границу, под артобстрелом…

— Фотографии с многочисленных детских похорон в Интернете — якобы тоже «оттуда». Говорят, что это интернет-фейки, обман, старые кадры с давнишних трагедий, которые просто переделали на новый лад… Но по официальным данным – свыше сорока детей действительно были убиты на юго-востоке.

— Я ничего не могу сказать по поводу фотографий. Но бомбы попали и в школы, и в роддома, и в детские больницы.

— В разбомбленных школах находи­лись дети?

— В школах детей в тот момент, слава богу, не было. Многие учебные заведения пораньше отпустили школьников на канику­лы. Но снаряд попал в детскую больницу, где находились груднички и недоношенные. Их перенесли в подвал. Представляете, что та­кое, когда новорожденных спасают в подвале от бомбежки? Какой это ужас!

— Но ведь Порошенко сказал, что в одностороннем порядке прекращает об­стрелы?

— Даже попыток таких не было. Это все обман. Я недавно разговаривала с ополчен­цами в Славянске, они сказали, что в послед­ние дни к ним стянули все, что только можно, все оружие; что сносят города шквальным ог­нем. От Семеновки — это такой маленький населенный пункт — вообще ничего не оста­лось, в Ямполье идут ожесточенные бои, в Краматорске. От нас ждут перемирия, чтобы нас же и уничтожить.

— Откуда вы это знаете — вы же сами сейчас в Ростове? Как-то удается об­щаться с мужем?

— Я не видела Павла очень давно. Но мы ежедневно с ним разговариваем. О том, как помочь жителям, что делать, как проинфор­мировать как можно большее число людей в других регионах, что у нас творится. Это же фашизм! Официально Киев не позволяет помогать мирному населению. Так как, по их мнению, население поддерживает сепара­тистов.

— Порошенко говорит о 14 пунктах плана перемирия. Есть ли такие пункты у вашего мужа?

— Должен быть обязательно открыт гу­манитарный коридор. Это главное. Переми­рия на условиях Порошенко не будет.

— Прошла информация, что у ДНР по­явились танки — чуть не 200 штук. Тяже­лое вооружение. Это правда? Я раньше слышала, что у вас танки времен Второй мировой снимают с пьедестала?..

Катя думает, что ответить. Та же про­блема. Если танки есть, и их прислала Рос­сия — а кто еще, — то это нарушение между­народных соглашений. Если же их нет — то не будет ли это сигналом к тому, чтобы Киев начал наступление?

— У нас есть оружие, — наконец говорит она. — Насчет танков я не могу подтвердить вам информацию. Но часть оружия мы поку­паем у самих украинцев, у их солдат.

— И дорого?

— «Калашников» стоит 600 долларов.

— Есть ли у вас добровольцы? В том числе и из России?

— Есть люди из других регионов. Был случай, когда один парень добирался до нас несколько дней. Чтобы его не поймали, он оделся во все белое — брюки, рубашку, про­шел как обычный житель через все украин­ские блокпосты, запомнил, а затем передал нашим их точное расположение.

— Катя, в чем заключается ваша ра­бота как руководителя МИДа ДНР?

— Раньше я больше занималась спасе­нием беженцев. Сейчас основной пласт — это работа по официальному признанию на­шей республики. Идут переговоры с Южной Осетией об этом. С Луганском. Мы делаем все что возможно, чтобы наш референдум о независимости посчитали законным. Но максимум внимания, как вы понимаете, все равно уделяем поставкам гуманитарной по­мощи и тому, чтобы вывезти детей.

— Вы ждали, что на вас вдруг свалит­ся такая ответственность? Еще пару лет назад, судя по фоткам в соцсетях: краси­вая улыбающаяся девушка, с детьми, на фоне природы… А тут — война.

— Ситуация, которая произошла на Украине, когда к власти вооруженным пу­тем пришла хунта, никого не смогла оста­вить в стороне. Даже на форуме, где обща­лись молодые мамы (я тоже там сидела), эти темы были самыми популярными. Хотя да, первым политикой начал заниматься Павел. А когда Павла схватили и посадили весной за решетку, мне пришлось вклю­читься в борьбу.

— Захватили — это да, понятно. Но почему его так быстро освободили, об­меняв на каких-то непонятных украин­ских полковников?

— Ну, это все-таки были высокопо­ставленные полковники. На самом деле я не могу сказать стопроцентно, почему мужа выпустили. Вроде бы была определенная до­говоренность с ПАСЕ, что нужно освободить политзаключенных. Лавров обращался тоже. Насколько я понимаю, дело против Павла было полностью сфабриковано, свидетели чуть ли не выдуманы…

— Сколько дел у нас сфабриковано — и ничего, фигуранты их сидят. А Губарев — на свободе. Говорят, что это сделали специально — те, кому выгодно продол­жение войны. Поэтому и отпустили одно­го из главных лидеров сопротивления.

— Я рада, что муж на свободе. Но для меня тоже загадка, почему с ним обошлись так мягко. Я не верю, что это был какой-то заговор.

— А как давно вы сами были послед­ний раз в Донецке?

— Этого я не могу сказать. Я ведь в списке сепаратистов — тех, кому запрещен въезд на территорию Украины. Под седь­мым или восьмым номером, кажется… По­сле мужа.

Екатерина САЖНЕВА,Ростов-на-Дону—Москва.