Газета "Кишиневские новости"

В годовщину убийства своего мужа певица и мать надеется «узнать всю правду» о преступлении

Вокруг Марии Максаковой вновь информационный шум — годовщина гибели ее мужа Дениса Вороненкова от рук на­емного убийцы в Киеве, куда оперная певица и ее супруг эмигрировали после окончания их депутатских полномочий в Госдуме и в связи с уголовным преследованием, которое г-жа Максакова продолжает считать «сфабрикованным». Украин­ское следствие некоторое время назад уже назвало имя главного заказчика убийства — Владими­ра Тюрина, бывшего граждан­ского мужа Максаковой.

— Год прошел после убийства Дени­са, главной драмы и трагедии твоей жиз­ни. Понятно, что прежде всего это было время траура и тяжелых испытаний для тебя, и оно было насыщено чередой са­мых разных событий. Каким ты видишь этот год сама для себя?

— Помимо траура, испытаний, о кото­рых ты сказал, была еще и страшная травля. Ситуация вынудила меня столкнуться лицом к лицу с очень тяжелой реальностью жизни. Рассчитывать мне особенно не на кого было, у меня маленький сын, и все это сподвигло меня на то, чтобы не погружаться в безыс­ходный траур, а бороться, выживать. Как ни странно, в этих условиях, помимо трагиче­ского и ужасного, этот год стал для меня и временем моего сильного профессиональ­ного роста. Мне очень повезло, что со мной рядом оказались открытые, добрые и от­зывчивые люди. Например, Стефьюк Мария Юрьевна, выдающаяся певица, пела в свое время в Ла Скала, она очень быстро поняла природу моего голоса. Я не говорю, что не добилась успеха, пока пела в Мариинском театре или в Геликон-опере, но все-таки такого вызова не было и я так не старалась. Пела партии гораздо более щадящие. Такой сложности партию, как Дездемона в «Отел­ло», премьера которого сейчас состоится в Харькове, я в своей жизни еще никогда не пела. Сейчас тот редкий случай, когда даже я сама собой довольна.

— В связи с трагической годовщиной и всеми обсуждениями ты еще раз под­твердила, что главным подозреваемым у украинского следствия остается Влади­мир Тюрин, твой бывший гражданский муж и отец двоих твоих детей. В этом контексте, правда, все время использу­ют два термина: «исполнитель» и «заказ­чик». Все-таки он кто?

— У него процессуальный статус заказ­чика. Мы можем только предполагать, на­сколько он сам или с чьей-то подачи решился на такое злодеяние. На нем пока все обры­вается. Сообща, не сообща он действовал, помогал ему кто-то — эти выводы мы делаем косвенно, исходя из того, что многолетнее преследование Дениса, которое шло факти­чески с 2007 года, вели высокопоставленные чиновники силовых структур, и сам Денис всегда считал, что именно они его преследу­ют и фабрикуют против него уголовные дела. Известно, что эти преследователи и Тюрин были знакомы. К сожалению, когда-то я сама поспособствовала этому знакомству через адвоката, когда спасала Тюрина от тюрьмы во времена нашей совместной жизни. Но это все косвенные вещи. Вину будет определять суд. Но причастность Тюрина к убийству уже доказана следствием.

— В общем, клубок, который еще требует распутывания…

— В любом случае то, что на заказчи­ка — один ли он был, или с кем-то — вышло следствие, — это большая победа с точки зрения криминалистики. Я очень благодар­на следствию, хотя у меня и были свои ис­точники: в России остались люди, которые сочувственно ко мне относились, и уже тогда они говорили, что ситуация выглядит имен­но так, а не иначе. Но я не была уверена, что следствию удастся выявить этот след, и какое-то время просто жила с этим знанием. Как по-иезуитски посоветовал мне Тюрин в своих эсэмэсках: «Время так коротко, знай и живи». Это, конечно, было такое форменное, циничное и изощренное издевательство. Он понял, что я знаю, но, видимо, был уверен, что никакого официального обвинения ему предъявлено никогда не будет.

— Ты уже говорила, что психологи­чески принять это было очень сложно — все-таки отец твоих детей…

— Это чудовищно! Как ни крути, но это так. Может, ему было неприятно, что я ушла, но все-таки даже после того, как я ушла, я многим помогала ему и у нас были выстрое­ны какие-то корректные отношения. Теперь понимаю, что это была всего лишь их ви­димость. Я-то считала, что, кроме чувства благодарности ко мне, он больше ничего не должен испытывать. А теперь из-за него я потеряла в жизни сразу все: он лишил моего сына Ваню отца, совершил поступок, кото­рый на старших детях будет отражаться всю жизнь! Ведь дети вырастут и будут его сты­диться. Но в любом случае с моей стороны речь идет не о каком-то мщении. Мне важно, чтобы мы докопались до правды, а не то, что­бы она была щадящей или не щадящей, один он решил такое или не один и т.д. Просто дру­гой вариант я, может, приняла бы с бóльшим смирением, а с такой информацией ужиться, конечно, очень тяжело. Это за гранью моего понимания добра и зла. Если я в последние годы про Тюрина вообще не вспоминала, ни хорошо, ни плохо, то он-то заставил меня о себе таким вот образом вспомнить.

— Не дала ли очередная информа­ционная волна вокруг тебя из-за тра­гической годовщины ощущения того, что тональность обсуждений несколько смягчилась и тебя уже не пытаются ма­зать одной краской «вражины» и «преда­тельницы»?

— Я вижу, что российское следствие стало достаточно уважительно отзываться о результатах украинского следствия. По­явились связи с другими преступлениями, где прослеживаются те же персонажи. Да и потом, что, кроме жалости и сострадания, моя ситуация может вызвать у нормальных людей? А «возвращение», «невозвращение» или установки, которые кому-то и кем-то даются… Наверное, если бы когда-нибудь я сыграла роль доброго голубя мира, когда на­конец к этому все будут готовы… Потому что война, конечно, изматывает страшно. Все хотят мира. Если что-то будет двигаться в этом направлении, то, конечно, я буду рада.

Артур ГАСПАРЯН.