Газета "Кишиневские новости"

Модель опубликовала свой откровенный дневник

Синди Кроуфорд представила свою книгу «Жить и восхищать». На страницах роскошно оформ­ленного подарочного издания знаменитая супермодель пред­стала такой, какой вы никогда не увидите ее в статьях, репор­тажах с модных показов и на обложках глянцевых журналов. Мы публикуем один из самых любопытных отрывков из кни­ги.

Начало карьеры

«Вопреки расхожему поверью меня не нашли в кукурузе. Я действительно каждое лето после восьмого класса работала в поле, однако так делали почти все дети из Де-Калба. Нас всех собирали в семь утра, вооруженных солнцезащитным кремом и большим запасом еды. Каждый из нас был ответствен за свой участок с кукурузой в 200 рядов. Мы должны были в течение 10 часов в день обходить ряд за рядом куку­рузные грядки, выполняя различную чер­ную работу, в том числе удаляли соцветия, срезали початки и прививали стебли. В определенный момент мы даже удобряли почву мочевиной (азотное минеральное удобрение) — та еще гадость!

Это был непосильный труд под зной­ным солнцем, однако за лето можно было заработать почти 1000 долларов — доста­точно денег, чтобы купить все необходимое к школе, новое платье и много шампуня для волос. К счастью, наш отряд состоял из од­них девушек, и, борясь с жарой, мы работа­ли почти голые: в майке, коротких шортах и с хвостиками, как у Элли Мэй Клэмпетт (ге­роиня комедии «Деревенщина в Беверли-Хиллз», 1993 г.), покрытые грязью, потом и пыльцой. Пусть этот образ и отлично вписы­вается в историю о том, «как меня нашли», однако на деле все было по-другому.

…Я всегда стеснялась своей родинки («той самой родинки», как ее называют се­годня). Сестры внушили мне, что если бы родинка была на правой стороне лица, тог­да бы она была красивой. Они утверждали, что любая родинка слева — просто урод­ство. Хуже того, в первый день обучения в старших классах я нечаянно прошла мимо компании взрослых парней. Когда я, при­жавшись к стенке, старалась проскольз­нуть незамеченной, один из футболистов закричал: «Эй, малышка Кроуфорд, у тебя на лице шоколад!» Я пыталась сдержать слезы. Понадобились годы, чтобы я снова осмелилась пройти по той лестнице.

В детстве я неоднократно заговарива­ла с мамой об удалении родинки. Она каж­дый раз отвечала: «Если хочешь, можешь ее удалить, но ты знаешь, как смотрится твоя родинка. А как будет выглядеть шрам, ни­кому не известно». Раньше ее совет меня успокаивал, но теперь модельный агент сказала, что я должна ее удалить!

Мы с родинкой решили не сдаваться и все-таки приняли участие в пробных съем­ках. Эти снимки были самыми вульгарными из всех, которые у меня когда-либо были. В одном из образов на мне было короткое красное кимоно и желтые тени, в руках я держала зонтик и белого кота. Не особо похоже на будущую американскую топ-модель. На этой съемке я познакомилась с парикмахером, который без моего ве­дома показал мои снимки своей подруге Мэри Андерсон. Она была агентом Stewart Talent Agency, позже ставшего Elite Model Management в Чикаго. Несмотря на ужас­ный макияж, Мэри что-то во мне увидела и предложила встретиться.

На этот раз все прошло совсем не так, как в первом агентстве. Мэри понравилось, как я выгляжу, и она ни словом не обмолви­лась о моей родинке. Она устроила проб­ные съемки с очень многообещающим чи­кагским фотографом по имени Боб Фрейм. Это были мои первые профессиональные фотосъемки. На фотографиях Боба я вы­глядела очень естественно и впервые раз­глядела в них перспективную молодую мо­дель.

Когда я принесла снимки Мэри, она с радостью предложила мне работу. Моей первой оплачиваемой работой были съем­ки в рекламе бюстгальтеров Cross Your Heart. Фотография была опубликована в газете Chicago Tribune, и за считаные часы ею обклеили всю мою школу. Думаю, кто-то из учеников пытался поставить меня в неудобное положение, но какое мне было до этого дело? Я заработала 150 долларов. Работа моделью по всем параметрам была лучше каторги на кукурузных полях.

Когда я начала активно работать, во­прос о моей родинке практически никог­да больше не поднимался. Несколько раз фотографы ее ретушировали, а однажды японский визажист попытался замазать ее косметикой (тот еще ужас!) — она стала выглядеть как гигантский прыщ. После того как моя фотография появилась на обложке американского Vogue, я больше никогда о ней не переживала. Если она устраивает Vogue, то и всех остальных тоже не долж­на волновать. Разве не иронично, что моей главной фишкой стало то, из-за чего я пе­реживала больше всего?»

Playboy

Звонок из Playboy в 1988 году стал для меня полной неожиданностью. Моя модель­ная карьера удивительным образом закру­тилась. Я летала по всему свету, работая с самыми знаменитыми журналами, фотогра­фами и дизайнерами. Когда мы с моим аген­том впервые обсуждали возможные съемки для Playboy, нашей первой реакцией было: «Ни за что». Для меня это был большой риск. Модели Playboy практически никогда не по­падали в мир высокой моды.

Причин для отказа было миллион, но самая главная заключалась в том, какой за всем этим скрывался подтекст. Playboy носил клеймо T&A (сиськи и задница) — он рисовал женщин в роли объекта, привлекая внимание определенного рода. Я боялась, что фэшн-индустрия перестанет восприни­мать меня всерьез. Лишат ли меня съемки для Playboy возможности заполучить столь желанные контракты с косметическими фир­мами?

И самое главное — как я расскажу об этом родителям? Мой папа и без того счи­тал, что модель — это лишь эвфемизм к сло­ву «проститутка». Как бы то ни было, в этой возможности было что-то притягательное и манящее. Когда я была маленькой, девушка с разворота Playboy была олицетворением мечты каждого парня. Я не могла избавиться от желания попробовать придать съемкам для Playboy совершенно иной смысл, пре­вратив их в то, чем можно было бы гордить­ся. Вместе с агентом мы решили подробней разузнать про это предложение. В конечном счете меня подкупило то, что в роли фотогра­фа должен был выступать Герб Ритц.

Хотя я и позировала ему до этого всего лишь несколько раз, мне нравились его ра­боты и то, как выглядели женщины на его фо­тографиях. Мы поговорили с Гербом по те­лефону, составили план действий и решили, что вместо того, чтобы потребовать у Playboy астрономическую сумму денег, я снимусь за номинальную плату. В обмен на это журнал должен был предоставить нам полную сво­боду для творчества. Герб принял решение совместить съемки для Playboy с другими съемками, которые были у нас заплани­рованы для французского Vogue. Мы заранее обгово­рили, что мне некомфор­тно сниматься полностью обнаженной спереди, так что снимки, которые мы сделали для Playboy, на самом деле не особо от­личались от фотографий для французского Vogue. Я ни разу не испытала ни малейшего дискомфорта и не почувствовала себя объектом.

Через несколько недель после нашего возвращения Герб предложил мне прийти к нему домой, чтобы посмотреть обработанные им снимки. Он разложил фо­тографии на полу в своем рабочем кабинете, и так получилось, что его друг и частый гость Ричард Гир также присутствовал при этом. Одно дело рассматривать свои обнаженные фотографии, а другое — делать это в при­сутствии абсолютно незнакомого человека, который к тому же является одной из самых известных в мире звезд кино. Я так развол­новалась, что мне с трудом удавалось сосре­доточиться. Эта была наша первая встреча с Ричардом, а потому я нервничала и сму­щалась. Вместе с тем, как бы неловко мне ни было, фотографии, что мы сделали для Playboy, пришлись мне по вкусу. Если бы эти снимки предназначались для любого друго­го журнала, никто бы не стал сомневаться ни секунды. Как результат, эта фотосессия открыла для меня совершенно новую ауди­торию.

Модные журналы рассчитаны на жен­щин. Именно возможность достучаться до мужской аудитории в значительной степени способствовала развитию моей карьеры. После моего появления в Playboy мне на­чали звонить с MTV, и это открыло передо мной множество других возможностей за пределами мира моды. Забавно, что и по сей день на моих автограф-сессиях первы­ми в очереди непременно стоят три парня с тем самым номером Playboy двадцатилет­ней давности.

Когда через 10 лет ко мне снова обра­тились из Playboy с предложением снять­ся, я также согласилась с условием, что на этот раз буду еще тщательней контроли­ровать весь процесс. Конечно же, в роли фотографа никого, кроме как Герба Ритца, я и представить не могла, и последнее сло­во по утверждению фотографий и макета снова было за мной. Только на этот раз я хотела получить за это еще и кругленькое вознаграждение!

Перед съемками мы с Гербом собра­лись, чтобы обсудить план работы. Мы со­шлись на том, что раз тогда снимки были черно-белыми, то теперь нужно снимать главным образом в цвете. Кроме того, мы сошлись на том, что нужно пойти немного дальше, так как к тому моменту мне уже до­велось немало поработать с Гербом, и мне было с ним очень комфортно. Кроме того, тот факт, что Герб был геем, полностью ис­ключал малейшее сексуальное напряжение на площадке. Для Герба в фотографии всег­да на первом месте была форма.

В 32 года моя фигура была уже не та, что в 22. Я стала заметно мускулистей и строй­нее. Кроме того, я по-новому воспринимала собственное тело: испытывала меньше стес­нения и в большей степени ощущала себя зрелой женщиной. Получившиеся фотогра­фии пропитаны силой и энергией, которых я не вижу, когда смотрю на снимки из первой фотосессии для Playboy. На этот раз фото­графии были — к великому огорчению Рэнди — куда более откровенными. Тем не менее они мне нравятся не меньше, чем моя первая фотосессия.

Playboy предложил мне сняться в третий раз, когда мне уже было под 40. Хорошень­ко подумав, я решила отказаться. Честно признаться, соблазн был велик. Я ответи­ла отказом из уважения к Рэнди, а также к нашему сыну Пресли. Мне не хотелось да­вать ему повода для смущения, ведь его друзья-четвероклассники запросто могли наткнуться на обнаженные фотографии его мамы. Я не могу (да и не хотела бы) изменить прошлое, однако была готова признать, что теперь семья стала неотъемлемой частью моей жизни, и снимки для Playboy больше не вписывались в мое настоящее».

Отдел культуры.