Газета "Кишиневские новости"

Патриарх Кирилл не может не знать правды о сексуальных развлечениях «голубых» епископов, уверен мятежный богослов

И все-таки он не отвертелся. Вы­ражаясь светским языком, па­триарх Кирилл подверг прото­диакона Андрея Кураева — на сегодняшний день, пожалуй, главного своего публичного оп­понента в церковных рядах — серьезному дисциплинарному взысканию. На строптивого мис­сионера наложена епитимья: он отправлен замаливать гре­хи в московский Новоспасский монастырь. О своем конфликте с начальством и о том, насколь­ко светла даль, в которую ведет РПЦ ее нынешний предстоятель, Андрей Кураев размышляет в нашем интервью.

— Отец Андрей, ваши и до того непро­стые отношения с церковным руковод­ством перешли, похоже, на новый уро­вень. Как долго продлятся прописанные вам «исправительные работы»?

— Поскольку для священнослужителей не существует никакого трудового или испра­вительного кодекса, срок в принципе может быть любым. Но пока сказано: Сорокоуст, со­рок литургий.

— Поскольку я не большой знаток цер­ковных обычаев, то перед нашей встречей заглянул во всезнающую, хотя порой и ошибающуюся, Википедию. И там сказа­но, что «в настоящее время в православии епитимья налагается редко, и в основном на тех, кто упорствует в каком-то грехе». Верная трактовка?

— Верная. Никто, правда, мне не объяс­нил, в чем я должен каяться. Никакой указивки я на руки не получил. Просто позвонил теле­фон, и голос, похожий на голос епископа, со­общил, что я должен прибыть в Новоспасский монастырь.

— Но свое объяснение этому, своя версия у вас наверняка имеется…

— Да, общие причины мне более-менее понятны. Очевидно, что это наказание за мою публицистическую деятельность. Когда в 2014 году меня увольняли из Московской духовной академии, формулировка была: «За эпатажные высказывания в Интернете и масс-медиа». Хотя можно вспомнить немало церковных деятелей, которые высказывались гораздо более эпатажно.

Дело в эмоциональной сиюминутной ре­акции патриарха. В моем случае, убежден, это была реакция на текст, размещенный в моем блоге в конце декабря 2013 года. Поясню, что когда я начал писать о проблеме педофилии среди церковных иерархов, у многих цер­ковных людей это вызвало настоящий взрыв мозга. Они не могли поверить, что такое мо­жет быть.

И тут мне приходит письмо от одного пожилого человека, не скрывающего, что он является гомосексуалистом. Этот человек писал, что ему непонятно, почему патриарх Кирилл, умнейший человек, настроен против геев, ведь его учитель, митрополит Никодим Ротов, был из «наших». Все мы, мол, зна­ем, что Ротов входил в ленинградскую гей-тусовку. Вообще это было очень интересное письмо, неординарное, человеческое. И я как человек с историческим вкусом счел, что нельзя такой текст выбрасывать на помойку. И опубликовал его.

— Можно предположить, что нынеш­нее наказание связано с последними ва­шими усилиями в том же направлении — со скандалом, разразившимся после того, как вы предали огласке информа­цию о случаях педофилии в Тобольской семинарии…

— Нет, не думаю, что дело в этом. Раз­говоры о том, что что-то такое для меня го­товится, пошли еще зимой, до тобольского скандала.

— Ходили слухи, что вас собираются вовсе лишить сана.

— Не могу исключить наличия у патриар­хии таких планов. Вполне вероятно, сценарий был таков: отправим Кураева в монастырь, он откажется, и это будет каноническим поводом для того, чтобы лишить его сана. Но я решил не давать такого красивого повода.

— Известно, что тобольским сканда­лом занимается Следственный комитет. Как далеко продвинулось следствие?

— Не могу сказать. Знаю только, что про­цессуальные действия начались в середине апреля, после того, как в Тюменское управле­ние Следственного комитета пришло письмо, аналогичное тому, которое опубликовано у меня. Я тоже не так давно давал показания по этому делу — меня приглашали в московский офис СКР. Кое-чем я поделился со следовате­лями, передал им некоторые материалы.

— Ваша борьба с сексуальными де­виациями в церковных рядах и с тем, что вы впоследствии назвали «гомосексуаль­ным лобби в РПЦ», длится уже несколько лет. Можно подвести какие-то итоги? Что удалось, в чем вы потерпели неудачу? Из­менилось ли что-то за эти годы?

— Ну, что изменилось… Первое: судя по полушутливым жалобам, которые я слышу от епископов, жить им стало сложнее. «Народ, — говорят, — на нас косится и нас подозревает». И это хорошо. Если клирик ни к чему такому не причастен, подозрения ему нисколько не вредят и не ограничивают его жизнь и дея­тельность. Если же какая-то причастность есть — пусть даже на уровне снов и мечтаний, — оно сдерживает его активность в этом на­правлении. И тем самым судьбы каких-то мо­лодых людей сберегаются в чистоте. Второй плюс — то, что молодые люди и их семьи тоже предупреждены и поэтому не всем улыбкам и не всем подаркам верят. Третье — снято табу на разговор на эту тему. Пока проблема табуи­руется, пока о ней нельзя даже говорить, она и не может быть решена. Все это уже неплохой результат.

Никакого эпического финала эта история, понятно, не получила: всерьез никто не нака­зан, не изгнан. Но я и не ждал чисток. Я рас­считывал всего лишь на карьерный стоп-кран. Достаточно не продвигать по карьерной лест­нице тех людей, в отношении которых име­ются соответствующие подозрения. В конце концов, это ведь не относится к числу общече­ловеческих прав — быть епископом. Должны быть определенные запреты на профессию. Особенно внимательно надо присматриваться к тем клирикам, которые проявляют интерес к молодежной и детской работе. Ничего этого, к сожалению, нет. Реакция патриархии скорее даже обратна ожидаемой: мощным потоком на повышение идут люди с репутацией не то сомнительной, не то несомненной.

— По версии исследователя Николая Митрохина, гомосексуализм в церкви — это не отклонение от нормы, а, собствен­но, сама норма: «На практике для гомо­сексуалов РПЦ — это довольно открытый и дружелюбный мир». Как вам такой взгляд на природу явления?

— Правда тут в том, что в Средние века и Новое время монастыри как католиков, так и православных были настоящим убежищем для гомосексуалистов. Тогда были приняты ранние браки, и безбрачный человек в миру был слишком странен. Монастырь давал та­ким людям укрытие: сделай вид, что любишь Христа, уйди в монастырь, и там ты сможешь встретить себе подобных. Церковь предлагала гомосексуалистам отказаться от того, что для них не имело ценности, — гетеросексуально­го брака, а взамен предоставляла уважаемый образ жизни, доступ к деньгам и карьере. Что еще надо?..

— Епископ Тихон Шевкунов, называя вас своим другом и признавая наличие той проблемы, по поводу который вы бье­те в набат, тем не менее категорически не согласен с избранными вами методами. По его словам, вам следовало не писать в блогах, а обратиться к патриарху, попы­таться встретиться с ним. Что вы могли бы возразить на это? Вы писали Кириллу, пы­тались с ним встретиться, объясниться?

— Начнем с того, что патриарх очень на­дежно изолировал себя от тех, с кем он не желает встречаться. Когда он однажды в пре­стольный праздник приехал служить в мой храм (храм Архангела Михаила в Тропареве, Москва. — Авт.), было категорическое тре­бование протокола: меня там быть не долж­но. Так что к патриарху не прорваться. Второе: если Святейший захочет встретиться со мной, формально или неформально, проблем нет — один звонок, и я, естественно, явлюсь туда, куда скажут. Третье: я более-менее пред­ставляю, что могу услышать от патриарха, а он представляет, что может услышать от меня.

Если кто-то думает, что я скажу: «Ваше Святейшество, я знаю, как спасти Русскую церковь, дайте мне пять минут», — то он силь­но ошибается. Я не настолько сумасшедший, у меня нет никакой идеи-фикс. И нет никаких тайных планов: что думаю, то и пишу. Знаю, что патриарх и сам читает мой блог, и регу­лярно получает доклады о моих «эпатажных» заявлениях. Кроме того, убежден, что о жизни его епископов ему известно намного больше, чем мне. По моей информации, на стол ему кладут в том числе и видеозаписи некоторых развлечений.

— Людей, похожих…

— Людей, похожих на епископов. Поэто­му повторяю: ничего неизвестного патриарху про его «гвардейцев» я сообщить не могу.

— Та публикация в вашем блоге, в которой говорилось о нетрадиционной сексуальной ориентации духовного учи­теля патриарха и которая, как вы гово­рите, стала причиной вашего увольнения из духовной академии, была воспринята некоторыми как намек на то, что яблоко от яблони упало недалеко. Что патриарх — тоже из «этих». Сегодня вы придержи­ваетесь той же точки зрения?

— Да, той же. Я не считаю, что он хоть кого-то совратил. Но «голубое» лобби в церк­ви — это не только гомосексуалисты. Это и те «нормальные» иерархи, которые знают правду и, несмотря на это, поддерживают статус-кво. Или даже усугубляют течение болезни. Они прячут под сукно жалобы, гасят расследова­ния, дают хорошие рекомендации и просто забывают про церковные законы в «неудоб­ных случаях». Ложно понятое «спокойствие» они понимают как высшее церковное благо. Поскольку юность патриарха прошла в нико­димовском кружке, ему хорошо известны осо­бенности поведения людей с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Оттого, видимо, та­кие люди не вызывают у него брезгливости.

— Во главе «голубого» лобби стоит па­триарх?..

— У нас в церкви только один человек ре­шает, кто станет епископом, а кто нет. И при этом я вижу, что люди с отчетливым «голубым» шлейфом косяком взлетают ввысь. Даже те, кто был подстрелен при Алексии, вновь вста­ют на крыло. Простите, но нужно быть совсем уж лицемерным идиотом, чтобы сказать: «Нет-нет, патриарх к этому не имеет отношения». Это его решения, его выбор. Главную роль, на мой взгляд, играет то обстоятельство, что та­кими людьми значительно проще управлять. Когда на человека имеется компромат, лю­бую попытку сопротивления легко подавить. Достаточно сказать: «Ты что, забыл про свои приключения?..»

Честно говоря, на такую мутацию моей родной церкви я не подписывался, принимая в ней крещение 35 лет назад…

— Помнится, Всеволод Чаплин после своего увольнения предрек скорую смену власти в патриархии: долго, мол, Кирилл не продержится. У вас другие предчув­ствия?

— На мой взгляд, у смены власти в па­триархии может быть лишь одна причина — желание Владимира Владимировича Путина. В самой церкви нет реальных механизмов, которые могли к этому привести. Точнее, ме­ханизмы есть, но они могут быть приведены в действие лишь извне, из Кремля. А это такие сферы, которые для меня непрозрачны. Впро­чем, могу сказать: если это произойдет, то причина не будет тайной. Это может случиться в тот момент, когда (и если) приближенные к первому лицу государства социологи сооб­щат ему, что негативный имидж патриарха тянет вниз и личный рейтинг президента. В этом случае, думаю, меры будут приняты не­замедлительно.

— Неужели «вертикали» насколько срослись, что светская власть может вот так запросто сменить церковную?

— Как говорит в таких случаях сам па­триарх, «это дело одного ужина». Речь, упа­си Бог, не идет об отравлении или чем-то подобном. Просто если Путин сделает ему соответствующее предложение, он не смо­жет от него отказаться и послушно скажет: «Я устал, я ухожу». Кстати, из разных уст и уже не первый год я слышу, что у президента нет особой любви к патриарху. Личные от­ношения прохладны. Но в делах сегодня это не проявляется. Кроме, может быть, случая с Исаакием. Некоторые мои компетентные со­беседники говорят, что эта история — как и история с «пуськами» — специально раскру­чивается провластными политтехнологами, чтобы канализировать протест, отвести его в сторону от главной «плотины». Ну и заодно показать, кто в доме хозяин: в стране должен быть лишь один национальный лидер — вто­рой не нужен.

Андрей КАМАКИН.