Газета "Кишиневские новости"

Мастер татуировки помогает женщинам забыть о мужьях-тиранах

Пережившие семейное насилие женщины говорят: именно пер­вый шрам, полученный от рук любимого мужчины, врезает­ся в память сильнее всего. Тату- мастер из Уфы Женя Захар помо­гает закрасить эти воспоминания — каждый понедельник она бес­платно перекрывает татуиров­ками шрамы на телах женщин, пострадавших от домашнего на­силия. Ножевые ранения, ожоги от сигаретных бычков, рубцы от вырезанных гематом… Мы пого­ворили с жертвами «домашнего» насилия, а также с тату-мастером, которая превращает их шрамы в цветы.

«Просят нарисовать цветы, бабочек, стрекоз. Лишь одна девушка попросила пистолеты…»

Для женщин, желающих перекрыть следы домашнего насилия, тату-кабинет Жени Захар открыт каждый понедельник. Работает она аб­солютно бесплатно в свой единственный вы­ходной. Говорит, что когда решила запустить этот проект, даже предположить не могла, что обратившихся девушек будет так много.

— Многие думают, что я сама жертва домашнего насилия. Нет. Как раз у меня все хорошо, поэтому, когда начинала этот проект, предполагала, что придет максимум пять- семь девушек, на которых я потренируюсь та­туировками шрамы перекрывать. Но только за первый месяц записались человек 30.

Началось все с того, что Женя, листая тату-форумы, наткнулась на акцию бразиль­ской татуировщицы Флавии Карбальо, кото­рая помогает пережившим домашнее наси­лие женщинам. В рамках проекта A Pele da Flor («Кожа как у цветка») она перекрывает их шрамы от пулевых и ножевых ранений. Интер­вью с бразильской коллегой настолько трону­ло Женю, что она решила продолжить проект уже в России.

— Какая история из рассказанных уже у тебя в кабинете шокировала сильнее всего?

— Все они очень жесткие. Но в начале марта ко мне должна прийти девушка, на ко­торой парень поджег платье. У нее обожжено 37 процентов кожи, левая сторона живота и рука полностью. Если честно, я даже не знаю, какой рисунок ей предложить, ведь с такими обширными поражениями я еще не работала. Думаю, будем бить цветы.

Бабочки, стрекозы, цветы — почти все женщины, пережившие домашние побои, вы­бирают яркие рисунки. Лишь одна девушка, вспоминает Женя, попросила нарисовать на месте шрамов пистолеты.

— У нее на ноге были ожоги от сигарет. Парень, когда они ругались, валил ее на пол, прижимал, чтобы она не сопротивлялась, а потом тушил об ее тело сигареты. Конечно, услышав ее историю, пистолеты я ей не на­била. Вместо них предложила нарисовать стрекоз.

Рисовать по шраму в разы сложнее, чем по «чистой» коже. Это можно сравнить с рисо­ванием по смятой бумаге.

— Попробуйте начертить на измятом ли­сте хотя бы просто ровный круг. Вряд ли по­лучится. Но есть рисунки, которые, наоборот, в шрамы хорошо вписываются. Например, цветы. Они получаются текстурными. Именно поэтому проект Флавии называется «Кожа как у цветка», — объясняет татуировщица.

— Говорят, что кожа на месте шрамов не чувствует боли?

— В основном это так, но не обязательно. В шрамах нервные окончания расположены не равномерно, как на чистой коже, а хаотично: где-то сохранились, где-то нет, где-то они за­жаты. Иногда девушка вообще не чувствует, где ты ведешь машинкой, а иногда получа­ется намного больнее, чем на неизраненной коже.

«Даже если я тебе руку отрежу, ты простишь меня…»

«Рваная рана правого предплечья» — так было написано в выписке, которую выдали Светлане (сейчас у девушки другая семья, поэтому она попросила изменить ей имя. — «МК») после выхода из больницы. Когда она развернула бинты, под ними был огромный криво сшитый шрам чуть ли не через всю руку.

10 лет он напоминал Свете о безбашен­ной молодости. Тогда ей было 17, столько же ее приятелю. В этом возрасте любовь требует безрассудных доказательств.

— Он сказал: «Ты меня очень любишь и все мне прощаешь. Даже если я тебе руку отрежу, ты простишь меня». И ударил строи­тельным резаком. Тонкое лезвие прошло очень глубоко, я тогда видела руку изнутри. А спасла меня, как ни странно это звучит, жировая прослойка на руке, — улыбается Света.

«Скорую» девушка вызвала сразу. Но пока машина доехала, в крови была уже вся одежда.

— Мой парень был против вызова врачей, он лепетал что-то из серии «да ладно, че ты звонишь, и так заживет». А потом вышел куда- то. После этого я о нем ничего не слышала. Возможно, он сбежал даже до приезда «ско­рой», может, открыл врачам дверь, а потом ушел. Это тайна для меня, разгадку которой я знать не очень хочу.

В полицию девушка не заяв­ляла. Говорит, тогда подумала: закончилось все — и ладно. «Думаю, если бы он не про­пал, то, отойдя от трав­мы, я бы подумала о том, чтобы пойти в полицию».

К счастью, это была единственная травма, нанесенная ей близким мужчиной. Света уверяет: она бы «любимого тирана» не терпела.

— Но таких жен­щин крайне мало. Моя мама, сестра, близкая подру­га — все терпе­ли или терпят. В основном ради детей. Я этого в о о б щ е понять не могу, ведь в таком случае ребенок пони­мает, что побои в семье — это норма. Мальчик видит, что так можно вести себя с женщиной, а девочка — что можно и нужно это терпеть.

Света вспоминает, что после того инци­дента она долго не могла общаться с мужчи­нами. Сейчас у нее все хорошо: есть любимый муж и любимая работа. И тот шрам очень не вписывался в ее новую образцовую жизнь.

— В лазерной шлифовке мне было отка­зано, поэтому татуировка была единственным вариантом замаскировать шрам. Но он у меня такой уродливый, неправильно зашитый. В общем, сложно мне было картинку подобрать. Женя предложила на выбор лист или перо. Сошлись на перышке. Выглядит очень реали­стично. Люди, которые видят меня впервые и не знают о шраме, говорят, что это 3D-тату. Я их не разубеждаю. Да, говорю, новые тех­нологии.

Как и другие женщины, испытавшие до­машнее насилие, Света прекрасно понима­ет: первый раз почти никогда не становится последним. Безнаказанность развязывает руки.

— Штраф — это ерунда, он ничему не на­учит человека, который считает позволитель­ным поднять руку на родных. На мой взгляд, было бы здорово ввести такую промежуточ­ную меру наказания, как исправительные ра­боты. И указание держаться на расстоянии не меньше 10 метров от жертвы. Так поступают с домашними тиранами, например, в США.

«После избиения мужем не может иметь детей. Этот шрам не перекрыть ничем…»

Спрашиваю у Жени, как она отно­сится к декриминали­зации домашнего на­силия. Вместо ответа — история еще одной из участниц проекта.

— Ко мне при­шла девушка, у ко­торой были шрамы по всему телу. Как оказалось, ее из­бил муж. Первое время не было ни шрамов, ни си­няков. Просто все тело болело. Целый год. Оказалось, это вну­тренние гематомы, которые потом пришлось вырезать. Ей распахали грудь и живот. Сейчас у нее на месте этих рубцов вытатуированы бабочки. Но глав­ный шрам, который этот мужчина оставил в ее жизни, не перекрыть ничем — после того избиения она не может иметь детей. А по новому закону муж этой женщины всего лишь заплатил бы штраф. Тяжких телесных не было, руку он поднял в первый раз…

Хотя, говорит Женя, пока не изменится менталитет наших женщин, не важно, будет ли за побои штраф или смертная казнь. В по­лицию все равно обращаются единицы.

— Среди девушек, участвующих в моем проекте, таких один процент. Кто-то говорит, что любит и жалеет обидчи­ка, кто-то — что полиция все равно не приезжает. Но и в центры психо­логической помощи тоже почти никто не обращается. «А вы в курсе, что такие существу­ют?» — «Да, но смысла туда приходить не видим. Память ведь там нам не со­трут».

По-настоящему шоком для Жени стало, что многие из ее постоянных клиентов начали признаваться, что и они хоть раз терпели побои от люби­мых.

— Неко­торые девушки ходят ко мне та­туировки делать уже несколько лет подряд, но только после того, как я за­пустила этот проект, они р а з о т к р о ­венничались. Спрашиваю, по­чему не рассказывала? «Стеснялась, не хотела об этом говорить и сама вспоминать не хотела». Хотя я вижу — всем этим девушкам нужно выговориться. Можно сказать, что кроме того, что я предо­ставляю бесплатные услуги как мастер тату, я еще предоставляю бесплатные уши.

— Ты как-то проверяешь истории де­вушек?

— Я понимаю, что некоторые из них меня обманывают. Хотя выдуманные исто­рии сейчас я могу отличить. Помню, как де­вушка пришла ко мне с идеально ровными, как по линейке, порезами. Я спросила, не суицид ли это? Нет, говорит, меня порезал муж. Шрамы были на правой руке. Я спро­сила, правша ли она или левша. Сказала, что правша. При этом договор подписала левой рукой. И я все поняла. После этого обмана я начала просить справки из поли­ции. Но ведь мало кто обращается в органы. Поэтому у нас теперь это только на доверии. Если обманывают, пусть это остается на их совести.

Анастасия ГНЕДИНСКАЯ.