Газета "Кишиневские новости"

Откровения участника сербского «Майдана»

Куда деваются революционеры, когда революция побеждает? Вопрос интересный. «Бульдозерная революция» в Югославии, в результате которой был свергнут Слободан Милошевич, произошла более 16 лет назад. Она дала старт целой цепи аналогичных событий на территории бывшего СССР, получивших название «цветные революции»: «революция роз» в Грузии, «оранжевая революция» на Украине, «тюльпановая» в Киргизии… Нашему обозревателю удалось разыскать в Белграде одного из активных участников сербской революции. Ныне это респектабельный политический консультант, советник лидера черногорской «антинатовской» оппозиции. Знакомьтесь: Владимир Добросавлевич.

— Вы были участником революции в октябре 2000 года?

— Да. Я состоял в партии Воислава Кош­туницы, которая называется Демократическая партия Сербии. Я был членом избирательного штаба Коштуницы, который в 2000 году побе­дил Милошевича на выборах и после револю­ции стал президентом Югославии.

— То есть вы были за демократию?

— Да, безусловно. Я тогда считал, что с уходом Милошевича в Сербии установится политическая и экономическая система, ко­торая будет более выгодна для страны. Ко­торая будет основана на демократических принципах.

— Где вы были непосредственно во время этой «бархатной» революции…

— В Сербии не считают, что она была «бархатной». Она была довольно жесткой.

— Хорошо. Так что вы лично делали во время этой жесткой «бульдозерной» рево­люции?

— Я находился в избирательном штабе Воислава Коштуницы. Сопровождал Кошту­ницу, когда тот ходил на встречи с горняками в поселке, который находится в 70 км от Бел­града. Голос этих горняков имел тогда боль­шой политический вес. Пятого октября, когда в Белграде происходили главные события, штурм парламента и телецентра, я с Кошту­ницей, который через несколько дней стал президентом союзной Югославии, находился в городском совете Белграда.

— Как вы сегодня оцениваете те собы­тия? Чувствуете ли разочарование?

— Да, определенное разочарование есть. Но я разочарован прежде всего в тех полити­ках, которые участвовали в этих процессах. Я считаю, что они показали, что не в состоянии вести эту страну в правильном направлении. Если бы мы, те, кто в 2000 году пришел к вла­сти, после того как убрали Милошевича, дей­ствовали правильно, с Югославией не произо­шло бы то, что произошло: Черногория бы не отделилась и к власти не пришли бы те, кто сейчас правит в Белграде.

— Считаете ли вы себя и своих свер­стников «обманутым поколением»?

— Я не считаю, что мы были обмануты. Но у нас было слишком много иллюзий. Когда мы получили шанс править страной, мы не сумели этим шансом правильно распорядиться.

— Изменилось ли сейчас ваше отно­шение к Милошевичу?

— Отношение к Милошевичу у меня дей­ствительно поменялось. Это произошло не только из-за всего того, что с нами случилось, но и просто потому, что я стал старше. Я и се­годня упрекаю Милошевича в том, что он не сумел правильно сориентироваться в измене­ниях на международной арене; в том, что его правление было авторитарным. Но после все­го, что мы за это время узнали, пришло пони­мание, что Милошевич в тех обстоятельствах, в которых ему пришлось править Югославией, делал то, что было возможно. Выбора у него не было.

— Я слышала, что у молодого поко­ления сербов, которое в детстве видело бомбардировки НАТО, очень сильны ан­тиамериканские настроения. Это так?

— Антиамериканизм присущ большин­ству молодых людей, которые пережили эти события. Ведь это началось не в 1999 году. Самолеты НАТО разбомбили в 1993 и 1994 го­дах позиции армии боснийских сербов, потом произошло уничтожение сербского непри­знанного государства на территории Хорва­тии — Сербской Краины, потом американцы и западные государства начали выращивать криминальные структуры и сепаратизм в Черногории, начались приготовления к отде­лению Косова, и в 1999 году был только «за­ключительный аккорд» всей этой политики. Самым большим поражением американцев здесь стало то, что антиамериканизм распро­странился среди людей, которые выросли на американской культуре, американских филь­мах и музыке.

— Чем вы занимаетесь сейчас?

— Вот уже 10 лет я работаю политическим советником самого известного сербского по­литика в Черногории Андрея Мандича (глава партии «Новая сербская демократия», лидер оппозиционной коалиции «Демократический фронт», которая выступает против вступления Черногории в НАТО. — М.П.).

— Как вы считаете, можно ли было каким-то образом предотвратить отделе­ние Черногории от Сербии?

— Это можно было сделать, учитывая, что большинство населения там все-таки было за совместное государство с Сербией. Но очень много людей из Черногории, около 250 тысяч, проживало на территории Сербии. Ведь это было общее государство. Этим людям не дали голосовать. Это повлияло на итоги референ­дума.

— Кому понадобилось отделение Чер­ногории?

— Причины отделения Черногории от Сербии — геополитические. Западные страны просто хотели разделить Югославию, потому что 200 километров черногорского морского побережья — это единственное побережье в той части Европы, на котором большинство населения составляют православные славяне. Кто-то на Западе просчитал, что неприемлемо и опасно, чтобы маленький балканский пра­вославный народ контролировал несколько очень важных транспортных коридоров. Это часть, которая идет к Адриатическому морю, Дунай, реки Дрина и Морава.

— А что касается «большой Югосла­вии»: кому был нужен ее распад и можно ли было его предотвратить?

— В распаде «большой Югославии» ви­новаты великие державы, которые и создали это государство в конце Первой мировой во­йны. Когда польза от его существования для Запада исчезла, это стало для него смертным приговором. Любая Югославия — она была не одна — имела прикладное значение для ан­глосаксов. Она должна была служить препят­ствием или для немецкой интервенции, или для распространения влияния Советского Союза.

— Возможно ли проведение в Черно­гории нового референдума и объедине­ние ее с Сербией?

— Если в этом маленьком государстве появятся демократические институты и по­литические свободы, то такой референдум станет возможным. Черногория всем своим существованием ориентирована на Сербию. Даже самые ярые сторонники независимо­сти Черногории имеют бизнес или недвижи­мость в Сербии. Подавляющее большинство черногорцев относится к Сербии лояльно, за исключением незначительного меньшинства, которое является продуктом политического инжиниринга, который там проводился на протяжении нескольких десятилетий.

— Со стороны Запада?

— Этот инжиниринг был ориентирован на появление черногорской, отдельной от серб­ской, национальной идентичности. Он имеет более глубокие корни. Этим занималась в свое время еще Австро-Венгерская империя.

— Вы считаете, что сербы и черногор­цы — это один народ?

— Исторически это один народ. Черно­горцы являются просто регионально окра­шенной частью сербского народа.

— Язык один и тот же?

— Да. Делались попытки ввести отдель­ный черногорский алфавит с 32 буквами (в сербском 30 букв. — М.П.). Но это не при­жилось и прижиться не может.

— Сразу напрашиваются параллели с Украиной.

— Эти параллели имеют большой смысл. То, как пытаются разделить сербов и черно­горцев, похоже на то, что пытаются сделать между русскими и украинцами.

— Как в Черногории и в Сербии отно­сятся к России?

— Преобладает положительное отноше­ние. Большинство видит в России то государ­ство, на которое православная часть Балкан может опереться.

— Почему при таком отношении вер­хушка Сербии и Черногории прозапад­ная?

— Для этого делалось все. Запад с мо­лодыми сербскими элитами работает уже более 20 лет. Какое-то отрезвление произо­шло только во время агрессии НАТО против Югославии. Только тогда у многих начали рас­крываться глаза.

— Как удается побеждать на выборах прозападным силам, если народ настроен по-другому?

— Это происходит потому, что даже те, кто работает на Запад и западные интересы, не позволяют себе открыто говорить, что они против России. Они не афишируют, что рабо­тают на Запад. Они скрывают свою реальную ориентацию, опасаясь реакции избирате­лей. И риторика у них такая, что большинству трудно разобраться. Свою роль играют и не­свободные СМИ, которые контролируются прозападными силами. Многие люди матери­ально не обеспечены и думают только о соб­ственном выживании. Есть поговорка: человек с пустым животом не может ориентироваться в политике.

— Каковы перспективы вступления Сербии в Евросоюз?

— Перспектива вступления в Евросоюз связана прежде всего с геополитикой, а эко­номическая ситуация в странах-кандидатах не имеет большого значения. В 2007 году, когда Болгария и Румыния были приняты в Европейский союз, они по всем экономиче­ским параметрам были в худшем положе­нии, чем тогдашняя Югославия. Но их при­няли, а Югославию нет. Есть определенные стандарты, которым должны соответство­вать страны-кандидаты. Но они относи­тельны. Турция выполнила практически все условия Евросоюза, но ее не принимают. В Югославии также был очень неплохой эко­номический рост, она была действительно демократическим государством и выполня­ла все условия приема в Евросоюз. Но ее не приняли тогда. Тем более сейчас, когда само существование Евросоюза под вопро­сом, вряд ли у Сербии есть реальный шанс туда войти.

— Смирились ли сербы с отделением Косова?

— Проблема Косова относится к уров­ню коллективного бессознательного сербов. Большая часть нации сегодня не показывает недовольства тем, что делает власть по по­воду Косова, но это не означает, что Сербия равнодушна к этой проблеме. Большинство сербов никогда не согласится с отделением Косова.

— Вы считаете, что на Украине Запад создает новую идентичность?

— Да. За основу новой украинской идентичности взяли идентичность Ивано- Франковской и Львовской областей и из нее пытаются сделать новую общеукраинскую идентичность.

— В тех частях, которые еще раньше отделились от «большой Югославии», тоже создана искусственная идентич­ность?

— Хорваты и словенцы — это истори­чески отдельные от сербов народы. Между сербами и хорватами существуют террито­риальные споры, но хорватская идентичность сербами не ставится под сомнение. Босния и Герцеговина — это другое дело. Идентич­ность боснийских мусульман, которых на­зывают «бошняками», тоже является плодом инжиниринга. Они являются славянами, кото­рые приняли ислам. Большинство этих людей даже в ХХ веке во время переписей населения называли себя сербами. Даже покойный ли­дер боснийских мусульман Алия Изетбегович в 50‑е годы при поступлении на службу в ар­мию в графе «национальность» написал своей рукой «серб».

Марина ПЕРЕВОЗКИНА.