Газета "Кишиневские новости"

Правнук великого писателя: «Сценарий о Федоре Михайловиче моя бабушка отправила в Голливуд»

То, что Дмитрий Андреевич Достоевский — потомок велико­го писателя, видно с первого взгляда. Очень они похожи — Фе­дор Михайлович и его правнук. Живет он в Санкт-Петербурге. А встретились мы в Гатчине на фестивале «Литература и кино». Правнук Достоевского оказался темпераментным человеком и никому не давал заскучать.

— Внук Михаила Шолохова Александр Шолохов рассказывал, как встретил од­нажды потомков Радищева. Они порази­ли его своим сходством со знаменитым предком. Вы тоже очень похожи на своего прадеда. Доводилось ли вам иметь дело с представителями других славных родов?

— Одно время я был предводителем Дворянского собрания, которое в отличие от основного объединяло служивых дворян. Там было много представителей известных фами­лий, в том числе Карамзины. Они тоже очень похожи на своего знаменитого родственника. Встречая потомка известного человека, пре­жде всего обращаешь внимание на его внеш­ность, а познакомившись поближе, изучаешь характер. Многие внутренние качества пере­даются из поколения в поколение. Если го­ворить о Федоре Михайловиче, то нельзя не упомянуть, что он был сладкоежкой. Во мне эта наклонность в меньшей степени прояви­лась, а вот у моего сына и внучки все с этим прекрасно. Я встречал упоминания о любви к сладкому в письмах моего отца и деда.

Федор Михайлович интенсивно курил. Я провел исследование ближайших предков и выяснил, что и они имели эту склонность. У жены Достоевского Анны Григорьевны есть упоминание о том, что ее супруг брал папи­росу за папиросой. Причем это было целое действо. Когда дети достигли более или ме­нее сознательного возраста, Федор Михай­лович взвалил на них обязанность смешивать табак двух видов в определенных пропорциях. Дети, видимо, любили вертеть эту смесь. Они же занимались набиванием папирос. По тепе­решним понятиям, они готовили отцу яд, тем более что тот страдал заболеванием легких. Антибиотиков еще не существовало, так что он губил себя, и дети ему в этом помогали.

— Знатное родство предопределило вашу жизнь?

— Непременно. Когда у меня спрашива­ют, имею ли я отношение к известному пи­сателю, я смотрю человеку в глаза и решаю, стоит ли с ним общаться. Но всегда можно сказать: «Нет. Однофамилец». Люди, узнав, что ты потомок знаменитого человека, пыта­ются понять: а сам-то ты что из себя представ­ляешь? И это может стать трагедией жизни. Дочь Федора Михайловича, Люба, могла ска­зать: почему все говорят о моем отце, почему не говорят обо мне, я тоже буду писать. И пи­сала. Но я бы не сказал, что у нее был талант. С большим трудом заставил себя прочитать то, что она написала.

У Анны Григорьевны есть исповедаль­ное слово, где она говорит, что на потомках гениев природа отдыхает. Люба всю жизнь тяжело жила, так и не вышла замуж, не ро­дила детей. Линия рода на ней прервалась. Она считала себя особой женщиной, боя­лась продешевить с избранником, чему есть два письменных подтверждения. Она хотела выйти замуж за губернатора Старой Руссы, а он на нее не обращал внимания. Ее общение со Львом Львовичем Толстым тоже не пере­росло в роман. Когда ее матери говорили, мол, что же вы, молодая вдова, не выходите замуж, она отвечала, что после Достоевского можно пойти разве что за самого Льва Нико­лаевича Толстого, но он уже занят. И у Любы сложилось что-то подобное. Вместе со Львом Львовичем она писала какие-то пьески, но в итоге они расстались.

У Достоевского есть пророчество отно­сительно собственной семьи. Уже на смерт­ном одре он вызвал к себе детей и прочитал им притчу о блудном сыне. Оба его ребенка оторвались от дома. Он понимал, что не смо­жет на них влиять. Люба покидает Россию, когда ни один русский человек и не думал еще уезжать: В 1912-м говорит матери, что едет в Европу на лечение, а потом вернется, а сама до смерти прожила за границей и там умерла. А жила на деньги, полученные от издания книг отца, которые ей аккуратно высылала мама. Есть трагическое письмо, где Анна Григорьев­на просит Любу не играть в казино, напоми­нает о печальном примере отца (больше я не встречал упоминаний об этом). Может быть, Люба взяла себя в руки и больше не играла. За границей к юбилею смерти отца она написала воспоминания. По-французски. У нас их изда­ли в 1928-м. Люба родилась в Дрездене, вот ее и тянуло в Европу. А ее брат Федя в Петер­бурге родился, и когда ему мама писала: «По­езжай в Европу, развейся, отдохни», отвечал: «Чего я там не видел?» Он всю жизнь занимал­ся скаковыми лошадьми, держал конюшню, а когда она сгорела, едва успел лучших лоша­дей спасти. Интересно, что сестры Федора Михайловича остались в Москве, а братья поехали в Петербург. Достоевский в послед­ние дни, а он умирать не собирался, написал в записной книжке и в письме Анне Григорьевне о подготовке к переезду в Москву.

— Сколько вам было лет, когда вы узнали, кто вы есть?

— Лет в 15. Как только мама почувствова­ла, что можно мне об этом сказать, но добави­ла: «Только поменьше об этом говори». Время такое было. А я не торопился рассказать своей старшей внучке Ане о ее знаменитом предке. В новогодние дни мы поехали в музей Досто­евского. Рядом — памятник ему. Мы подошли. Аня уже умела читать, пальчиком провела по буквам: «Ой, и я Достоевская». Тут я ей и объ­яснил, что этот дядя — родственник, пообе­щал показать, сколько он книг написал. Через два дня мы нашли у нее маленькую книжку, которую она сама сшила, заполненную сину­соидами. Аня написала книгу.

— Вы могли бы припеваючи жить, соз­дав фонд Достоевского.

— Еще в юности размышлял: я — прав­нук великого человека, но буду ли я жить за счет этого или стану самостоятельным? Моя жизнь разделилась на две части: одна при­надлежала Федору Михайловичу, а вторая была моей собственной. Но мысль что-то специально создавать не приходила в голову. Единственное, что я сделал, так это защитил саму фамилию как товарный знак, чтобы она не появилась всюду, чтобы не появлялись ка­зино «Достоевский».

— Но отель-то есть.

— Соответствующая бумага у меня по­явилась позже, чем название отеля. Задним числом мы не имеем возможности что-то менять. Мне сообщили из Старой Руссы, что москвичи закупили четыре участка, построили гостиницу, назвали «Достоевский». Спроси­ли, как я к этому отношусь. Я ответил: «Пусть будет так». Даже Анна Григорьевна не была против одноименного парохода на Волге. Путешествуя по реке, она написала: «Мимо меня прошел пароход «Достоевский». И жила на улице Достоевского в Ялте. Когда станцию метро в Петербурге назвали «Достоевская», я подумал: пусть так и будет. В честь Анны Гри­горьевны.

— Когда вас приглашают в разные го­рода и страны на мероприятия, посвящен­ные Достоевскому, чего от вас хотят?

— В основном представления себя само­го как прямого потомка. Грубо говоря, зовут в качестве свадебного генерала. Меня это не устраивает, и я делаю доклады: например, о жизни детей, основанный на тысяче писем Анны Григорьевны к детям и их писем к ней. Они хранятся в Пушкинском доме, но никто, кроме меня, на них не напал до сих пор. Из них я узнал, что Федор Михайлович очень лю­бил пиво. У Анны Григорьевны написано, что в каждом городе, где они останавливались, было какое-то пригожее место. Там они си­дели, любовались пейзажами и пили пиво, упоминает светлое. Этот напиток был в моей семье немаловажным продуктом. Сам я от него отошел, а сын любит.

— Значит, можно еще извлечь но­вые факты, сделать находки?

— Случается. У нас есть шанс найти черновую рукопись «Братьев Карама­зовых». Следы какие-то остались, как и предположение, что она была украдена и перемещалась по восставшей России в 1918-м в сторону Грузии. В конечном итоге, я думаю, она ушла за границу и где-то скрывается, если считать, что ру­кописи не горят. В ней бесценные для тек­стологической работы правки писателя.

Много чего нет, например, рукописи «Бесов», и письма пропали. Я обнаружил упо­минания о том, что дети Достоевского Федя и Люба плохо учились. Федя честно пишет маме, что прогуливает уроки и как-то, гуляя в саду, оказался на скамейке рядом с седовласым ге­нералом. Разговорились, и выяснилось, что у него во время службы в Сибири были письма Федора Михайловича, штук двадцать. Но все они сгорели. А когда Достоевские купили до­мик в Старой Руссе, оказалось, что хозяин скрыл, что время от времени участок залива­ется водой. Как-то Люба оставалась там одна, а вещи с первого этаже не перенесли наверх, и чемоданы с письмами Достоевского раз­мокли. Она их выбросила.

— Ваша фамилия притягивала к вам, наверное, самых разных людей?

— Постоянно. Но я ведь и родственник Пушкина через Павлищева, по женской линии. И, возможно, ближе к нему, чем некоторые из нынешних потомков.

— А что за история связана в вашем роду с Голливудом?

— Я горю этой темой, хочется, чтобы сценарий об Анне Григорьевне был постав­лен. Моя бабушка Екатерина Петровна его написала, определила как художественно-документальный. По моим изысканиям он основан на ее беседах с Анной Григорьевной о Федоре Михайловиче. Бабушка, конечно, его не видела: Достоевский умер, когда она познакомилась с его сыном. Сценарий она отправила в Голливуд в 1956 году, а в 1957-м умерла. Екатерина Петровна общалась с Ни­ной Берберовой. Так вот она утверждала, что сценарий был принят. Надо было заключать договор, но Екатерины Петровны уже не было на свете. Сценарий ушел в архив. Вот бы его найти — думаю, что он не пропал в архивах Голливуда.

Бабушка занималась частными уроками, обучала большевистскую поросль, посколь­ку знала четыре языка. На это и жила. А тут еще получила ложное сообщение, что ее сын Андрей погиб. В общем, она решила уехать из СССР. Оказалась в Регенсбурге, Париже, потом в Ментоне. Там и дожила до конца своих дней и похоронена на православном кладбище. Я был там. Пришла интересная мысль, что хотел бы тоже там лежать. Такая красота! Вид на Средиземное море, похожее на изумруд, а рядом мандарины и лимоны растут.

— Рада, что познакомилась с вами. Такой вы темпераментный человек, жи­вущий тем, чем и надо жить.

— Темперамент действительно есть. Федор Михайлович такой же был заводной. И у Федора Федоровича тоже темперамент имелся. Не скажу так про отца. А еще в наших генах полное отсутствие злопамятства. Тоже от Федора Михайловича. Анна Григорьевна об этом пишет. Он хоть и называл кое-кого свои­ми литературными врагами, но мечтал с ними помириться.

Светлана ХОХРЯКОВА.