Газета "Кишиневские новости"

Почему перспективный молодой ученый покинул страну?

История 26-летнего краснодар­ского изобретателя Дмитрия Лопатина прогремела около года назад. Молодой российский ученый работал над уникаль­ной технологией печатаемых на принтере солнечных батарей и для экспериментов заказал за ру­бежом химический растворитель гамма-бутиролактон, который невозможно купить в России. По­сле получения посылки Дмитрию инкриминировалась контрабанда веществ, являющихся сырьем для наркотиков, — Лопатину грозил 11-летний тюремный срок. К сча­стью, за него заступилось научное сообщество, поднялся шум в СМИ, и молодой ученый был оправдан. Но пережитые испытания настоль­ко потрясли его, что, как выяснил наш корреспондент, исследова­тель решил покинуть страну.

— Обвинения и судимость были сня­ты, — рассказывает Лопатин, — нам удалось доказать, что с наркотиками моя деятель­ность никоим образом не связана. Но сейчас я живу в Индии, где веду работу по принтеру, который будет печатать солнечные батареи, очень актуальные в этой стране, где крайне слаба электрификация. Также планируется, что этот же принтер сможет печатать опре­снительные мембраны для обессоливания воды — тоже очень актуальные в Индии, где с питьевой водой проблемы, а в перспективе — и электронные схемы.

— Ваша ситуация выглядит грустным примером продолжающейся «утечки моз­гов» из России… Вы сами считаете себя «утекшими мозгами»?

— Я бы не хотел отвечать на этот вопрос «да» или «нет»… Но, так или иначе, за рубежом действительно работать получается эффек­тивнее. Мы не свернули полностью исследо­вания в России, но процентов 70 все же пере­несли за границу, в Индию. При этом ситуация с «утечкой мозгов» на самом деле не так одно­значна, как о ней привыкли думать обыватели. «Утечка» идет по всему миру, если так можно выразиться. Многие ученые из вполне благо­получных стран стремятся в США, Британию, Канаду, Австралию. К примеру, во Франции ученым очень непросто работать, там любое действие крайне сильно забюрократизиро­вано, и они предпочитают уезжать туда, где с этим проще.

— Но в России сейчас активно анон­сируется поддержка инноваций, молодых ученых…

— Мало кто из зарубежных инвесторов сейчас согласится вкладывать в компанию, располагающуюся в России. А получать гран­ты от венчурных фондов тоже непросто… У нас, к примеру, был договор об инвестициях в наш проект с одним венчурным фондом, но неисполнение им этого договора и стало от­части причиной той прошлогодней ситуации с уголовным делом. Для ввоза реагентов нам нужно было нанять таможенную компанию, и это я планировал делать на те деньги, ко­торые были обещаны. Но деньги не пришли, и я стал тратить свои личные средства, зака­зал химреактивы на себя как на частное лицо, а некоторые химикаты можно заказывать только на научную организацию.

— А почему вам не помогал ваш род­ной Кубанский госуниверситет?

— В России часто между инвестицион­ным фондом, дающим грант, и исследовате­лем — получателем гранта стоит в качестве посредника вуз или какая-то иная организа­ция, и это сильно снижает вероятность реаль­ного финансирования, система неповоротли­ва. К примеру, грант от Российского фонда фундаментальных исследований, который я получил, пришел на счет моего института, но когда в вузе узнали, что на меня заведено уго­ловное дело, они быстро этот грант отправили обратно в РФФИ, несмотря на то, что именно я его выиграл! А потом мы этот грант повторно получить уже не смогли, несмотря на то, что всю работу я проделал на свои деньги, о чем подготовил и представил фонду отчет…

Еще одно отличие системы грантового финансирования молодых ученых у нас и на Западе состоит в том, что в США или Велико­британии после получения гранта можно по­менять научную организацию, в которой было запланировано выполнение проекта, а у нас это сделать очень трудно, и деньги тогда во­обще не доходят.

— Каковы, по вашему мнению, пер­спективы молодых ученых в России? Что у нас можно разрабатывать и доводить до коммерческого продукта, а что сложно?

— Софт и электроника, частично прибо­ростроение — эти сферы исследований осо­бых проблем не вызывают. А все, что связано с новыми материалами и устройствами на их основе: перспективными аккумулятора­ми, мембранами, теми же солнечными бата­реями — тут уже требуется много реактивов, сверхчистых веществ, которые приходится заказывать в основном из-за рубежа, а многие из них являются прекурсорами, потенциаль­ными наркотиками. Из-за ограничительных мер в университетах сейчас трудности даже с такими элементарными веществами, как диэтиловый эфир, ацетон. Официально в ла­бораториях их нет; неофициально их, конечно, достают, работают с ними. Это, безусловно, ненормальная ситуация, развитию науки ни­как не способствующая…

Евгений БАЛАБАС.