Газета "Кишиневские новости"

А вот дочери поэта могут отказать упокоиться на могиле отца

Патрисия Томпсон пережила сво­его знаменитого отца, Владимира Маяковского, на ровно без двух не­дель 86 лет. Она скончалась 1 апре­ля 2016 года в 89. Маяковский — тоже 1 (14) апреля, но по старому стилю, в 1930‑м, в 36. Исполнится ли последнее желание единствен­ной дочери Владимира Маяковско­го, захотевшей после своей смерти быть развеянной на его могиле на Новодевичьем кладбище, о чем написали все СМИ? В государствен­ном бюджетном учреждении горо­да Москвы «Ритуал» утверждают, что сделать это достаточно сложно. Дело в том, что никаких официаль­ных доказательств родства между Маяковским и миссис Томпсон нет. При жизни договор с администра­цией кладбища на родственное за­хоронение она тоже не заключала. А между тем с могилой великого поэта происходят еще более стран­ные вещи…

1‑й участок. 14‑й ряд. Лаконичная крас­ная стела. Вверху — суровое лицо из метал­ла, взгляд пробирает насквозь. Внизу — даты жизни. И простым пролетарским шрифтом вы­биты два слова — «Владимир Маяковский».

Что нужно для того, чтобы пепел дочери упокоился рядом с пеплом отца?

Какие документы и разрешения? Или можно просто прийти и, ничего никому не сказав, опустошить урну?

«Процедуры «развеивания» не существует!»

«К сожалению, Патрисия Томпсон, ког­да была в России, ни разу не зашла в адми­нистрацию Новодевичьего, не принесла бу­маги, которые подтвердили бы ее родство с поэтом, договор с ней не заключали, поэтому пока неясно, как поступать в таком случае», — сообщили в ГБУ «Ритуал». «Она хотела сюда приехать. Строила планы. За две недели до смерти с ней в Америке говорил об этом директор нашего музея. О ее желании быть после смерти рядом с отцом известно дав­но, но Патриция не хотела делать никаких генетических экспертиз, она полностью до­веряла словам матери», — сетует Марина Краснова, заместитель директора по работе с аудиторией Государственного музея имени В.В.Маяковского.

Миссис Хелена Патрисия Томпсон, она же Елена Владимировна, видела отца всего раз, в три года. И всю жизнь хранила память о нем. Собственно говоря, воспоминания — это все, что у нее было. Но для сотрудников серьезных государственных погребальных структур это ничего не значит.

«В любом случае родство нужно подтвер­дить документально. Желания у людей могут быть разными, в том числе и упокоиться ря­дом со своими близкими. Хотя процедуры «развеивания» не существует. Бывает так, что часть праха развеют над землей, а часть — хо­ронят в родственной могиле. Таким образом, будет считаться, что этот человек у нас тоже погребен», — объяснили в ГБУ «Ритуал»

Между тем с могилой Маяковского на Новодевичьем не все так просто. По бумагам поэт был похоронен там 22 мая 1952 года — только через 22 года после своей смерти.

И это, безусловно, много, когда с мо­мента кончины и до предания останков земле проходит столько лет. Однако есть свидетели, которые утверждают, что могилы у поэта не было чуть ли не до середины «нулевых».

«Десятилетия прах поэта никому не был нужен», — уверена Нина Молева, из­вестный историк, публицист, литератор, кандидат искусствоведческих наук, профес­сор. Ее супруг — прославленный художник-авангардист, участник скандальной выставки в Манеже Элий Белютин. За свои заслуги он также удостоился Новодевичьего. 4‑й уча­сток. 24‑е место. Между Тимуром Гайдаром и Андреем Громыко. «Муж умер в 2012‑м, и я много времени проводила на его могиле, пока там ставили памятник и так далее. Так вот я лично разговаривала с сотрудниками, кото­рые мне рассказывали, что могилы Маяков­ского у них нет. А сама урна где-то лежит. А за­тем — и я утверждаю, что это было не ранее 2012‑го, — надгробие все же появилось».

Когда я первый раз услышала от Нины Михайловны Молевой, что останки Влади­мира Маяковского могли быть не преданы земле чуть ли не восемь десятилетий после его смерти, я подумала, что такого просто не может быть.

Однако после изучения документов ста­ло понятно, что такая версия все-таки имеет право на существование. Мы, разумеется, не утверждаем, что это правда. Но ведь ни в одном полном собрании сочинений, из­данном при советской власти, вы не найде­те старых черно-белых фотографий могилы Маяковского. В Интернете их нет тоже. Все снимки — цифровые и датируются последни­ми двумя-тремя годами. Тогда как, к приме­ру, фото памятника Есенина с Ваганьковского распространены в огромном количестве. Да даже и фотографий с похорон самого Маяков­ского хватает. А дальше — тишина.

Я опросила с десяток современных писа­телей и поэтов: посещали ли они не сейчас, а хотя бы лет двадцать назад могилу Маяков­ского на старом Новодевичьем, те надолго задумывались, а затем все же признавались, что нет, не были. У Есенина были все, к Мая­ковскому как-то не сложилось…

Но почему?

Историк Нина Молева провела свое соб­ственное «литературное расследование».

— Я была знакома с племянником Лили Брик, Львом Юдасиным, весьма на нее похо­жим, таким же наглым и напористым. В юности мы занимались с ним вместе в студии худо­жественного слова, — вспоминает 85‑летняя Нина Михайловна Молева. — Он терпеть не мог свою тетку. Когда я спрашивала его, ка­кая она, с презрением отвечал: «Она никого не любит. Она любит только шуметь». По словам Льва, Лиля могла идти по Тверской и кричать во всеуслышание: смотрите, вот идет самая красивая женщина в мире. Или вытащить мла­денца мужского пола из коляски и заявить, что он тоже в нее влюблен. Она была уверена, что лучше и желаннее ее нет никого на свете.

— Может быть, поэтому ее и боготво­рил Маяковский?

— Полноте! Маяковскому просто некуда было деться. Она вцепилась в него мертвой хваткой. Лев Федорович Жегин-Шехтель, сын приятеля юности Маяковского, мне говорил, что вначале это был гормональный всплеск, который, впрочем, быстро прошел. Даже те­плых отношений между ними не осталось. Как известно, Брик была связана с органами и угрожала Маяковскому, что если тот ее бро­сит, то ему не видать заграницы. Между тем Владимир Владимирович мечтал обрести славу за пределами Советской России, он почему-то был уверен, что тогда его не тро­нут здесь.

— Я знаю, вы не верите, что Маяков­ский покончил с собой.

— В прежние времена на Шаболовке я работала с Марией Игоревной Бриллинг, режиссером редакции учебных программ на телевидении. Девочкой она жила в одной квартире с поэтом — буквально за стенкой. Отношения у ее родителей с Маяковским были дружеские. Когда в день своего якобы «самоубийства» Маяковский вышел утром на общую кухню умыться под краном, с поло­тенцем через плечо, мама Маши предложи­ла ему кусок пирога с капустой, оставшийся от завтрака. Маяковский съел пирог, выпил чаю и ушел к себе. Маша с мамой были еще дома, они собирались в магазин, раздался звонок во входную дверь, трое незнакомых мужчин пришли к поэту, они разговаривали в его комнате на повышенных тонах. Хлопнул выстрел… Как много лет спустя рассказыва­ла мне Мария Игоревна, мама мигом схватила ее, хозяйственную корзинку, они спустились по лестнице, долго бродили по городу, де­лали какие-то покупки, а когда вернулись, в их коммунальной квартире уже было полно народу, первый вопрос, который им задали следователи: как давно вы ушли? Мама от­ветила, что очень давно. Кстати, Мария Иго­ревна Бриллинг ни словом не обмолвилась о Веронике Полонской, приходившей в то утро к Маяковскому.

А была ли могила?

— Ваш разговор шел в коммунистиче­ские времена. За такую историю, в корне изменяющую хрестоматийную картину самоубийства первого трибуна револю­ции, в определенных органах по головке бы не погладили… Как же Бриллинг вам доверилась?

— А Бриллинг ничего мне сперва и не рассказывала. Моя хорошая знакомая Нина Сергеевна Лосева, доверенный секретарь члена правления Союза советских писате­лей — Сергея Венедиктовича Сартакова, в юности училась в студии при Театре Мей­ерхольда, много раз видела Маяковского на репетициях, прогонах, литературных вечерах. Как-то мы разговорились о поэте и его стран­ной смерти, на прощание она сунула мне в руку записку с именем соседки, которая была на квартире на Кировской в момент его гибе­ли. На бумажке стояло имя Марии Бриллинг. Вот так мистическое совпадение: это же моя коллега на телевидении! Лишь после такой рекомендации Мария Игоревна заговорила.

— И все же что с могилой Маяковско­го?

— Да, вернемся к могиле. Как вы знаете, Маяковский был одним из первых в Москве, кто был по моде тех лет сожжен в кремато­рии. Сергей Есенин лежал на Ваганьковском, Маяковский же должен был упокоиться на Донском, «партийном» кладбище. Похорон­ная процессия растянулась от Дома печати на Воровского до стен Донского монастыря. Люди жаждали проводить поэта в последний путь! Маяковский был больше чем знаменит! Он был лидером, трибуном революции. Но дверцы печи с огнеупорным стеклом, через которое можно было смотреть, как горит по­койник, захлопнулись… И все — далее прах поэта оказался невостребован.

— А Брик?

— Она польстилась на гонорары за его сочинения. Но не польстилась на урну с его пеплом. Ее могли бы забрать сестры, но и они почему-то этого не сделали. Прах поэта в запечатанной баночке хранился до лучших времен. В общий колумбарий его не ставили, первое время все ждали, когда его заберет кто-нибудь из близких. Потом, вероятно, по­забыли… В 1952 году создавался знаменитый Новодевичий некрополь, где должны были найти свой последний приют перенесенные туда останки Чехова, Серова, Левитана, под шумок отправили и Маяковского. Перенос урны был замечен современниками поэта, от­разился в официальных документах. То, что и на этот раз праху не нашлось места в земле, никто так и не узнал. Я уверена, что я права. Иначе покажите мне хоть одну черно-белую фотографию могилы Маяковского? Таких снимков, учитывая значимость личности этого человека, должны остаться сотни.

— А как же рассказ Патрисии Томпсон о том, что она уже развеивала прах своей матери в 90‑е годы над могилой отца?

— Я думаю, что это красивая легенда, не более. Даже в 90‑е годы не так-то про­сто было прийти в знаменитый некрополь, тем более иностранке, чтобы что-то там раз­брасывать на могиле… А захоронили его без шороха и пыли в последние годы, потому что было позорно признаться в том, что его прах был забыт. Маяковского изучали, цитировали, печатали… Но настоящее отношение к нему власти можно понять по одной этой истории. Есенин, Маяковский, Горький… Они все в одном ряду. Такие люди удобны власти толь­ко мертвыми…

Екатерина САЖНЕВА.