Газета "Кишиневские новости"

Родственники жертв катастрофы аэробуса над Синаем не могут поделить компенсации

Трагедия над Синаем, где 31 октября был взорван российский самолетА-321, летевший в Петербург, вывернула наизнанку самые низкие человеческие пороки, обнажила те людские дефекты, которые были глубоко зарыты. Брат погибшей в теракте женщины оставил статус в соцсети: «От алчности, двуличия и жадности лю­дей пострадала в трагедии не одна семья. Это было повсеместно и всеобъемлюще. У одних закон по­зволил забрать все у бабушки, воспитавшей дочь и внучку, в пользу отца девочки, который никогда не видел свою дочь. У других — дочь не получила ни копейки за погибшего сводного отца, который ее вос­питал. Компенсацию забрали родственники первой линии. Для государства оказалось не так важно, какие были отношения в семье. Формально важно то, кто кого в какой очередности оплодотворил». Мы решили рассказать историю о черствости, жестокости и бездушии. И когда на одной чаше весов лежат миллионы, а на другой — семейные ценности, кто же выберет вторую?

Завершающий этап трагедии — страхо­вые выплаты. За каждого погибшего страхо­вая компания начисляла по 2 млн рублей. Вы­деляли 100 тысяч рублей на сами похороны. Администрация городов, чьи жители погибли в теракте, тоже выделяла родственникам при­личные суммы. В общей сложности многие родственники, потерявшие своих близких, по­лучали около 3 млн рублей. Среди погибших были чьи-то жены, дети, мужья, отцы, матери. Родные кому-то люди.

И именно это родство — кровное или био­логическое — стало яблоком раздора среди живых. За «похоронные» рубли наследники бились не на жизнь, а на смерть.

И после этого кто-то еще верит, что об­щее горе сближает?..

«Следователь был в ужасе, когда услышал нашу историю»

Алексей Володин (имя изменено) поте­рял в теракте родную сестру Ингу и племян­ницу Анну (имена изменены). 15-летнюю Анну опознали одной из первых в морге Санкт- Петербурга. На опознании девочки присут­ствовал отец, который уж и не вспомнил, когда последний раз общался с дочерью.

Мать Анны, Ингу, хоронили на 39-й день после полученных результатов экспертизы ДНК.

После завершения траурных процедур бывший муж Инги и биологический отец Анны Дмитрий Кармухин (имя изменено) решил за­брать у экс-тещи часть квартиры, где прожи­вали погибшие.

— Мы не хотели выносить сор из избы. Думали, между родными, пусть и в прошлом, не возникнет недопонимания, тем более в такой ситуации. Ошибались, — говорит Алексей Володин. — Сейчас мы готовимся к суду. Воевать придется против бывшего мужа моей погибшей сестры. Ему мало оказалось тех миллионов, которые он выручил за дочку. Позарился на квадратные метры погибшей. Юридически — имеет право. И неважно, что с женой он давно в разводе был, проживал в другом городе, а с дочерью практически не общался. Но закон — на его стороне. Офици­ально он является отцом погибшего ребенка. А у тех, кто воспитал Аню, выходит, никаких прав нет? Я сейчас говорю про бабушку Анны, она же мать погибшей Инги. Собственно, ее и собираются выселить из квартиры.

Мать Алексея Екатерина Степановна (имя изменено) часть жизни посвятила воспитанию любимой внучки Анны, которая прожила с ней больше десяти лет.

— Дима два года не платил жене али­менты, ни копейки. Мы с отцом с большим трудом прописали ее с дочкой в своей квар­тире во Пскове. А пять лет назад не стало мое­го мужа. В 2013 году я приватизировала свое единственное жилье. По закону, если ребенок прописан в квартире, он должен участвовать в приватизации. Так как Аня была несовершен­нолетняя, мне пришлось приватизировать квартиру в равных долях с ней через суд. А теперь эта доля автоматически переходит к отцу Анны.

— На момент гибели девочек у бывшего зятя уже была другая семья. Три года назад у него родился сын, — продолжает собеседни­ца. — Когда случилась трагедия над Синаем, бывший зять с родителями рванули в Питер. Аню опознали визуально одну из первых. Ее похоронили 9 ноября, а 17 ноября они уже по­лучили деньги по страховке. Одни из первых. Порядка трех миллионов рублей вышло в об­щей сложности. Их и признали потерпевши­ми. Мне же в тот момент ни до чего было — ни до оформления выплат, ни до миллионов, ни до выяснения отношений. Мне надо было ис­кать дочь. Результаты ДНК Инги мы получили лишь на 39-й день после трагедии.

— Почему вас не признали потерпев­шей в отношении внучки, если вы с ней прожили больше 10 лет?

— Таковы законы. Меня признали по­терпевшей лишь в отношении моей дочери. Я ездила в Питер, общалась со следователем. Поведала ему свою историю. Рассказала, что зять забрал деньги, а теперь претендует на часть квартиры, хотя изначально Дмитрий обещал не выселять меня. Следователь был в ужасе.

— Ваш бывший зять в Калининграде бедствует?

— Да вы что? У него зажиточная семья. У его родителей — две квартиры в городе, двух­этажный дом в Светлогорске. Но тем не менее внучке они ничего не завещали. Что говорить, если зять даже алименты не платил!

— Каким образом вы узнали о том, что мужчина намерен отвоевывать положен­ные ему по наследству метры?

— Поначалу он мне клялся: мол, я знаю, что воспитание Анечки — это ваша заслуга, я обещаю, что поделюсь с вами деньгами, от­кажусь от доли в вашей квартире… Пока он кормил меня обещаниями, я собирала справ­ки на вступление в наследство. Я рассылала запросы в официальные органы. В феврале получила все положенные документы из Кали­нинграда. Отправилась к нотариусу вступать в наследство, выписывать Аню из квартиры. Нотариус мне и говорит: «А вы знаете, что ваш зять — первый претендент на наследство?» — «Да, знаю, но он обещал отказаться от этой доли». — «Хотелось бы верить». Вечером я связалась с Димой: «Когда ты пришлешь от­каз от доли?» И услышала: «Я передумал. Я вступаю в наследство». И выслал соответ­ствующие документы.

«Заберите деньги, только не отнимайте у меня квартиру»

Екатерина Степановна воспитывала внучку на протяжении 11 лет. Сначала води­ла в детский сад, кружки, потом занималась с девочкой школьной программой.

Вот и похоронить внучку женщина решила рядышком, во Пскове на семейном кладбище. Могила девочки — рядом с дедушкой. Здесь же похоронили и Ингу.

— Когда Дима приезжал на 40 дней Ани, я попросила его сходить в школу к дочке, отне­сти ее подружкам конфеты — пусть дети уви­дели бы, что у Анюты был отец. Он отказался, — продолжает собеседница. — 28 февраля Анечке исполнилось бы 15 лет. Я пригласила всех ее подружек из класса. Позвонила Диме: «Ты приедешь на день рождения дочери?» И в ответ: «Нет, не приеду». Вообще, Аня росла нетребовательной девочкой, никогда ничего не просила. Но мне всегда хотелось, чтобы у нее был папа. Поэтому я каждое лето возила ее в Калининград, чтобы она знала дедушку и бабушку с той стороны. Когда последний раз ее отвезла, так она через неделю заплакала: «Отвези меня обратно».

Маму Анны Ингу хоронили на 39-й день.

— Калининградские родственники тоже приехали на похороны Инги во Псков. Они на­деялись получить 500 тысяч, которые выделя­ла администрация нашего города за каждого погибшего жителя, — продолжает Екатерина Степановна. — Когда я ходила в нашу адми­нистрацию за оформлением выплат, меня там предупредили, что им звонил Дима с одним вопросом: «Когда приехать за деньгами?» Но так получилось, когда они были в пути сюда, вышло постановление администрации Псков­ской области. Я процитирую его: «В соответ­ствии с постановлением об единовременных денежных выплатах в семьях погибших право на получение выплат имеет один из членов семьи погибших… Право на ее получение не может зависеть от наличия или отсутствия статуса наследника. Данная выплата носит ха­рактер материальной помощи. Из представ­ленных документов следует, что погибшая Анна проживала в Пскове с 2005 года с бабуш­кой и мамой Ингой. Отец Анны, Дмитрий, на момент ее смерти проживал в Калининграде, где был зарегистрирован по месту жительства с 1994 года. При таких обстоятельствах члена­ми семьи являются проживавшие совместно с ней бабушка Екатерина Степановна, а Дми­трий членом семьи погибших с целью получе­ния матпомощи не может быть признан». Так что на этот раз Дима не получил ни копейки.

— Зачем той семье нужна квартира?

— Думаю, Дмитрий считает, если он откажется от доли квартиры, то потеряет все деньги, кото­рые ему выдали по страховке, а я смо­гу претендовать на эти 3 млн. Но страхо­вые выплаты наслед­ством не являются. Я боюсь, что меня лишат единственного жилья. За что мне такое наказа­ние? По итогу Дима ждет, что я выплачу ему деньги за его долю. 3 миллиона я же получила. Ну разве это не мародерство? В Египте моих девочек обокрали, а теперь — еще родные люди. Нам ведь из вещей погибших так ничего и не вернули. На дочери было много драгоценностей, а не осталось ничего. Из уха внучки тоже пропа­ла золотая сережка. При себе у них было два айпада, айфоны — ничего не осталось. Все разворовали… И вроде горе должно было сплотить людей, так нет. Вот на годовщину я собираюсь памятник ставить на их могилке. Думаете, Дима даст хоть копейку?..

— Вы пытались переубедить зятя?

— Я связывалась с их родственниками в Белоруссии. Они пытались поговорить с Дми­трием, с его родителями на эту тему. Убеждали их отдать мне деньги, отказаться от наследной доли, но те — ни в какую. А теперь Дима и во­все перестал подходить к телефону. Однажды я позвонила им домой и услышала вдалеке го­лос мамы Дмитрия: «Не разговаривай с ней». И эта женщина работает психологом! Помню, как я умоляла их привезти мне свидетельство о смерти Анны. Они мне вернули лишь копию. Наверное, испугались, что я возьму оригинал и побегу вступать в наследство…

— Будете решать через суд?

— Наверное, мы так и поступим. Я поте­ряла все — мужа, дочь, внучку. А теперь меня могут лишить единственного жилья. Сотруд­ники страховой компании в Санкт-Петербурге согласились со мной, но поделать ничего не могли: «Разбирайтесь сами по судам».

■ ■ ■

Мы связались с другой стороной кон­фликта. У родителей Дмитрия — свое видение ситуации.

— То, что мама погибшей Инги обвиняет нас во всех смертных грехах, — естественно. У нее горе, она с этой потерей не смирится никогда. Вот и сейчас она утверждает, что мы претендуем на ее квартиру. Это не так. Нам не нужны эти квадратные метры. И мой сын хотел было уже от них отказаться, но в стра­ховой компании нам пояснили: если он отка­жется от доли, то потеряет статус наследника, и тогда та сторона может спокойно отсудить у него 3 млн компенсации, которые он получил за дочь. Так и сказали нам: «Не вздумайте пока отказываться». Он не стал отказываться. Но и забирать у женщины ничего не собирается.

— Ну и отдайте им все деньги. Бабуш­ка воспитывала вашу внучку много лет.

— Бабушка и так много поимела. Ей пере­пало 4 млн рублей: 2 млн — страховые выпла­ты, 1 млн — от Полтавченко и два раза по 500 тысяч она получила от городских властей — на похороны Инги и Ани ей выдали эти суммы. Мы даже возражать не стали по поводу 500 тысяч. В какой-то момент мой сын так устал от этой торговли, что готов был вернуть всю сумму, но я ему объяснил: «У тебя семья, маленький сын от второго брака, зарплата невысокая, эти деньги тебе пригодятся». По-моему, все справедливо: Екатерина получила за дочь, а мой Дима — за свою дочь.

Ирина БОБРОВА.