Газета "Кишиневские новости"

О великой Мордюковой вспоминает ее сестра

На днях исполнилось 90 летсо дня рождения выдающейся актрисы Нонны Мордюковой. Называли ее большевистской Мадонной, Меде­ей, сосланной вколхоз. Педагоги видели ее героиней античной тра­гедии. А она играла простых жен­щин с полей, в ватнике и крестьян­ской одежде, с душой нараспашку, мать дезертира в «Трясине» Георгия Чухрая и жэковскую начальницу в «Бриллиантовой руке» Леонида Гайдая. Она вошла в десятку вы­дающихся актрис XX века, которую составили в 90-е годы в Лондоне для энциклопедии «Кто есть кто». Нонна Викторовна ушла из жизни в июле 2008 года. В небольшом городе Ей­ске, что на Азовском море, где про­шло детство актрисы, ей установили памятник. Мы разговариваем с се­строй актрисы — Натальей Викторов­ной КАТАЕВОЙ.

— Вы знаете, что установлен памят­ник вашей сестре в Ейске, видели его?

— Это моя радость. Нонна при мне утверждала его эскиз. Тогда еще был жив писатель Евгений Котенко из Ейска. Он вме­сте со скульптором Ирочкой Макаровой 16 мая 2008 года приехал к нам, привез рыб­ки. Нонна поэтому их и приняла. Она очень любила рыбу. Котенко тогда сказал: «Мы хотим установить вам памятник». Ирочка показала эскизы. Там Нонна сидела босая на постаменте, как на лавке, а рядом корзи­ночка с абрикосами. И она сказала: «А что? Пусть ейчане проходят мимо меня с гордо поднятой головой». А 8 июля Нонна умерла. 15 августа мы ездили в Ейск на открытие па­мятника. Как же все рыдали! Поставили па­мятник у кинотеатра, куда Нонна и Сергей Бондарчук, который тоже в Ейске провел детские годы, ходили на спектакли и филь­мы. Теперь их памятники напротив. Около них люди свидания назначают. Так и гово­рят: «Давай у Нонны встретимся». Молодо­жены приезжают, садятся к ней на колени. Дети лазят. Памятник стал блестеть.

— Несколько лет назад мы были там с Ириной Скобцевой. Она поначалу рас­строилась, когда увидела, что у Бондар­чука ейчане распивают бутылку, а один из них даже попросил денег, чтобы по­мянуть великого земляка. А потом ска­зала: «Ну и хорошо. Значит, живой па­мятник».

— А Нонне девочки даже педикюр на но­гах делают. Моя младшая сестра Люда по­стоянно туда ездит. Как-то звонит и чуть не плачет: «Наташа, Нонне педикюр сделали». А я ей говорю: «Очень хорошо. Не стирай аце­тоном. Пусть красят». Одна из актрис — ка­жется, Инна Макарова — увидела, что Нонна босиком, и сказала: «Правильно!». Ведь мы там все лето босиком ходили. Нас шестеро было. Мама разве могла всем летом обувь найти? Правда, у Нонны были чувяки — на танцы ходить. Армяне сшили. Когда кожаная подошва протиралась от вальсов, она брала проволоку и стягивала их зубами. Представ­ляете, какие зубы были!

— Вы были подругами?

— Не то слово. Все удивляются этому, а мы удивляемся их удивлению. Мы друг за друга всегда стояли горой. Можно было в разведку ходить. Не выдадим.

Последние десять лет мы с ней вместе жили, после того, как не стало моего мужа. Конечно, Нонна была мне подругой, самой сокровенной.

— Можно сказать, что Нонна Викто­ровна была чудачкой? Многие творче­ские люди со стороны кажутся весьма своеобразными.

— Она была озорная, любила пошутить. Из спортивного интереса могла позволить себе что-то. Поэтому ей и приписывают множество увлечений. А она мне говори­ла: «Наташ, ну ты же понимаешь, что это из спортивного интереса — чтобы проверить, способна я еще привлечь внимание или нет». А на самом деле человек ей даром был не ну­жен. Или лежит в больнице и просит позво­нить нашим братьям: «Позови Генку, Ваську. Пусть перестановку сделают». Я ей отвечаю: «Ну зачем? Ты приедешь и скажешь: куда и что поставить, в какую комнату передви­нуть». Она все время из комнаты в комнату переселялась, что-то меняла, чтобы было разнообразие в жизни. «Да нет. Меня дома нет, а я хочу, чтобы там была шубушня», — говорила Нонна. Что это? Чудачество?

— Я столько раз видела Нонну Викто­ровну — и на приеме у Ельцина, и на «Ки­нотавре», где она, изнемогая от ночного шума, выходила спать в коридор гости­ницы. Вдруг что-то неожиданное сдела­ет, скажет что-нибудь эдакое. Михалко­ва назвала как-то «кукленок ты мой».

— Нонна спонтанная была. Многое за­бывается, а я не записываю никогда, но она умела ответить. Единственное, чего не умела, так это постоять за себя, когда ей га­дость говорили.

— Беззащитная была?

— Да. Помню, как за нами в Доме кино сидел один мим с каким-то еще актером. Перед этим он выступил на сцене. Нонна к нему повернулась и сказала: «Ну и талант­ливый же ты!». И вдруг он ответил: «А почему «ты»?». Нонну как будто током ударили. Она замолчала. А ведь она хотела этого актера искренне похвалить.

А какая сердобольная! В 90-е годы смо­трим мы телевизор. Корреспондент расска­зывает, как на Камчатке хлеб подорожал. И женщина, отстоявшая очередь, говорит: «У меня одна мечта — наесться хлеба». Нонна заплакала. «Узнать бы адрес этой женщи­ны. Уж хлеба-то мы бы ей целый посылоч­ный ящик отправили», — сказала она тогда. Когда Нонна ездила с Евгением Матвеевым в Киев на гастроли и увидела, в каком бед­ственном положении находится актриса Рая Недошковская (у нее из сапога палец тор­чал), она купила ей сапоги. А скольким ак­терам помогла получить квартиру! Для себя никогда не просила. Вот эту квартиру, где мы с ней жили, Виктор Черномырдин при­казал ей выделить. Дал Никите Михалкову распоряжение. Нонна тогда сказала: «Как же я одна буду жить в трехкомнатной?» А ей говорили: «К вам корреспонденты при­ходят, а у вас одна комната, это же позор, вы же всемирно известная актриса». Когда она заболела, все время повторяла: «Спаси­бо Виктору Степановичу». И я здесь ночами сидела, и сестра приезжала подменить. Где-то надо было расположиться.

Светлана ХОХРЯКОВА.