Газета "Кишиневские новости"

По умолчанию это означает, что полоса перед взлетом «Фалькона» во «Внуково» была чистой

Вделе об авиакатастрофе «Фаль­кона» во «Внуково» 20 октября и гибели главы энергетического кон­церна Total Кристофа де Маржери на сегодня — одна обвиняемая и четверо подозреваемых. Пер­вой статус «обвиняемый» получила Светлана Кривсун, авиадиспетчер- стажер. Хотя многие считают, что она лишь выполняла указания свое­го наставника, диспетчера Алексан­дра Круглова. По версии следствия, Круглов «не осуществлял визуаль­ный контроль и не предотвратил столкновение самолета со снегоу­борочной машиной». Вероятно, не сегодня-завтра ему также будет предъявлено обвинение. А что чув­ствует сам подозреваемый, некогда спасший от гибели целый самолет?

Наш спецкор в составе комиссии правоза­щитников навестила Круглова.

С десятью своими сокамерниками Алек­сандр практически не общается. И вообще целыми сутками лежит, молча глядя в пото­лок камеры.

— Может, вам психолог нужен? — на­чали мы разговор.

— Нет, я же не сумасшедший.

— Психолог с ним уже общался на первом этапе, — вступается сотрудник СИЗО №5. И обращается к Круглову нежно, почти как к ребенку: — Вы не переживайте так. Все об­разуется.

— Я стрессоустойчив, с твердой психи­кой. Я же авиадиспетчер! Там других не бы­вает.

— Вы давно работаете авиадиспетче­ром?

— 9 лет во «Внуково», до этого 3 года в «Быково». Я всегда любил свою работу. Мно­гие думают, что диспетчер получает бешеные деньги. По-разному, конечно, бывает, но мы в среднем получали 60 тысяч.

— Не так уж и много. А напряжение какое…

— Да не то чтобы. Работаем мы обычно день-ночь, трое дома. А тогда… Я в ночь как раз заступил. Ничего ведь не предвещало. Вот кто-то там сказал, что, мол, День авиади­спетчера был, они могли отмечать его. Я узнал о празднике, только когда на работу пришел. Увидел объявление на доске. Я вам точно ска­жу: ничего я не отмечал. Говорю за себя. А во­обще там было 5 диспетчеров.

После небольшой паузы Круглов вспоми­нает обстоятельства трагедии.

— Сейчас многие валят на технику. Но на самом деле… техника как техника. Вот сейчас некоторые говорят, что ЧП произошло из-за того, что во «Внуково» был один, а не два ло­катора. Так в «Быково» вообще не было лока­торов, и ничего — работали.

Согласно техническому регламенту ра­боты авиадиспетчера я должен был убедить­ся в отсутствии посторонних объектов, после чего разрешить команду на взлет. Далее я смотрю на полосу. Осуществляю контроль и по локатору, и обязательно визуальный. Я смотрел, но ничего не видел. Туман ведь еще был. Я пытался разглядеть сам самолет, а по­том… вспышка! Я сразу объявил тревогу. Вот, собственно, и все. Мне, повторюсь, скрывать нечего. По-другому я бы и не мог поступить. А можно вас спросить?

— Конечно.

— Как там ко мне относятся? Ну, люди простые… Общественное мнение…

— По-разному, но никто не спешит с выводами.

— А что люди вообще думают по поводу случившегося? Что в СМИ пишут?

— Сначала писали, что виноват ско­рее всего водитель снегоуборщика. Что он пьяный был…

— Я этого снегоуборщика в глаза не ви­дел. Я вообще по работе с ними не пересека­юсь. Ну посмотришь иной раз — проезжают мимо. И все. Так что устройство снегоубо­рочной машины даже не знаю. Но точно знаю, что у него связь с его начальником, мастером аэродромной службы. А уже тот с нами, дис­петчерами, держит контакт. В тот момент ни­какого предупреждения про то, что машина должна выезжать, не было. Нам никто ничего не сказал. Санкций мы не давали. Значит, ее быть не должно. И точка. Я на сто процентов уверен, что выполнил все правильно!

— Вы только не переживайте так… Следствие разберется во всем.

— А почему меня поместили в СИЗО?

— Отвечу вопросом на вопрос — мо­жет, вы могли скрыться? Надавить на свидетелей? Сговориться с другими по­дозреваемыми? У вас высокопоставлен­ные родственники есть? Это обычно все учитывает судья при вынесении решения об избрании меры пресечения.

— Да у меня даже загранпаспорта нет. Я в отпуск езжу обычно в Тверскую область, там рыбу ловлю. Родителей нет уже… Какие вы­сокопоставленные родственники, вы о чем? Мы простые рабочие люди. А с кем я могу о чем-то договориться — с Кривсун? Она была моей стажеркой с августа. Все она делала правильно и под моим контролем. Мы с ней оба осуществляли визуальный контроль. Что я видел, то и она. О чем нам договариваться и зачем?! Суд заявил: «На свободе он может вы­работать общую позицию с другими возмож­ными и пока не установленными виновниками авиакатастрофы». Но как это сделать, если правда одна?

— Тогда вы можете обжаловать реше­ние суда.

— Я уже это сделал. И долго мне ждать апелляции? Неужели до 21 декабря придется сидеть здесь?

— Не знаю… А тут совсем плохо?

— Тут нормально. Отношение хорошее. Но вы поймите, я в жизни с этим никогда не сталкивался. С криминалом, с нарушениями закона. Я человек другого склада. И я — тут.

— Здесь хорошая библиотека, много учебников по изучению иностранных язы­ков, литература на иностранном, в том числе на французском.

— Это вы намекаете на то, что разбив­шийся экипаж был французским? Я с ними на английском общался. Да и что значит об­щался — запрос принял, дал разрешение, ме­теоусловия озвучил и все. Они не передавали сигналы об опасности, ничего вообще не по­ступало от них. И только вспышка…

— А вы правда в 2007 году спасли от гибели около 150 пассажиров?

— Спас, наверное, громко сказано. Я просто выполнял свою работу. Был на дежур­стве. Увидел, что во время разгона самолета из двигателя бьет огонь. Дал команду немед­ленно прекратить взлет.

— Если бы вы не заметили, лайнер разбился бы?

— Думаю, да.

— А вас тогда как наградили?

— Какая награда? О чем вы?

— Даже премии не выписали?

— Нет.

Ева МЕРКАЧЕВА.