Газета "Кишиневские новости"

В Нью-Йорке с успехом завершились гастроли Вахтанговского театра

На Манхэттене в последний раз московский Театр имениВах­тангова сыграл своего «Евгения Онегина». Четыре вечера подряд у входа в «Нью-Йорк сити-центр» на­блюдалось столпотворение. Послед­ний воскресный спектакль, кажется, побил все рекорды по числу желаю­щих увидеть необычную театраль­ную версию «энциклопедии русской жизни». Чувства, возбуждаемые ею, за океаном совсем другие, чем на родине. С подробностями — наш обозреватель.

Место массовой встречи наших соотече­ственников и американских театралов на ми­нувшей неделе — 55-я улица. Как и все другие на Манхэттене, она — в узкую-узкую полосу, и движение по ней тащится еле-еле, намного хуже, чем в Москве. Поэтому многие приезжа­ют в театр на метро или приходят пешком.

Вот идет Михаил Барышников — невысо­кий, немолодой, такой… узкий, то есть очень стройный, с прямой спиной. В руках темно-синяя бейсболка, хотя на нем строгий темный костюм. Звезда с мировым именем, не при­влекая к себе никакого внимания (без темных очков и сопровождения), взял свои пригла­сительные и отправился с женой в партер. По окончании спектакля так же незаметно рас­творился в толпе, успев поздравить устрои­телей гастролей. Подходить к нему бесполез­но — известно, что Барышников интервью не дает, на память с артистами и зрителями не фотографируется, независимо — понрави­лось ему зрелище или нет.

Зал на 2 тысячи 200 мест полон под за­вязку. Причем если на первом спектакле — последний, очень высокий балкон пустовал, то на втором там сиротливо смотрелось, мо­жет, с десяток мест, а уже к последнему — за­бито было все, как у нас сказали бы: «висели на люстрах». Зрительская почта, как цыган­ская, делает свое дело — публика или идет, или протестует.

Успех у своих объясним многими факто­рами, в том числе ностальгическим чувством, оторванностью от родины. Я встретила здесь бывших артистов московских театров («Лен­ком», «Сатирикон», Театр Маяковского), по двадцать лет живущих в США, — пришли к коллегам и потом поздравляли. «Нью-Йорк таймс» уже после второго спектакля вышла с рецензией в превосходных степенях. «По­разительно красивая постановка «Евгения Онегина», сделанная Римасом Туминасом, — это страдальческая яркая игра с музыкой и танцами. Есть множество незабываемых сцен. Кружащаяся метель вокруг освещенной фо­нарем кареты, женщины в белых подвенечных платьях на серебряных качелях. Фата, превра­щающая невесту в плакальщицу. Отражение в зеркальной стене картины… И здесь мы ви­дим, насколько возвышенным и безупречным в искусстве может быть страдание».

Отмечают игру артистов и, что особен­но меня радует, — молодых. Они во многом делают успех спектакля — Виктор Добро­нравов, Василий Симонов, Женя Крегжде и Ольга Лерман, Мария Волкова, а не только их знаменитые и опытные коллеги разных поко­лений — Максакова, Коновалова, Симоновы (Владимир и Рубен), Купченко, Мельникова, Макаров, Кузнецов, Корнева. Уже не говорю о мимансе из восьми поющих танцовщиц и не­скольких ребят, один — танцор (Павел Тэхэда Кардэнас), другой — замечательно поющий (Валерий Ушаков), — это вообще отдельная история в спектакле. И, конечно же, бессло­весный, но очень важный персонаж странного домового с мандолиной в исполнении Екате­рины Крамзиной.

Именно этот молодой ансамбль пласти­чески и вокально создает тот эмоциональный фон, который дает объем и еще что-то необъ­яснимо щемящее этому удивительному спек­таклю Римаса Туминаса.

Перед вторым актом миманс в обяза­тельном порядке распевается в комнате на третьем этаже. За пианино в углу — концер­тмейстер Наташа, а девушки на разные голо­са коллективно упражняются: «Ах-ух-ах-ух».

Что поразило в этом нью-йоркском теа­тре — зал огромный, с тремя навесными бал­конами по центру, а за кулисами, особенно справа, места почти нет. Мало того, что сцена меньше вахтанговской и «Онегину» пришлось поджаться в своей зеркальной декорации, так еще от кулисы до стены расстояние буквально в шаг. И это не преувеличение — костюмеры с костюмами наготове вжимаются в стенку, и я не понимаю, как им удается в таких условиях помогать артистам переодеваться.

— А сколько по списку в «Онегине» костюмов? — успеваю спросить в момент редкой паузы.

— Сколько? Да под сто будет, — говорит старейший костюмер театра Галина Петров­на, — считай: только у Татьяны с Ольгой по четыре платья, а сколько панталон, фраков и фрачных рубашек, шляп, цилиндров… Мне вот надо здесь где-то машинку швейную найти, а то штаны у одного прямо на сцене лопнули.

Узкий коридор меряет шагами Онегин — Алексей Гуськов. Скоро его последняя сцена, и он теперь не то что на первых спектаклях — вещь в себе, а уже может спокойно общать­ся.

— Да я первые спектакли был в таком коматозе. В середине апреля мне Римас ска­зал, что хочет ввести меня на роль Онегина. «Вы хорошо подумали, Римас Владимиро­вич?» — спросил я его. А через месяц, в мае, я снимаюсь в картине у Снежкина, мне звонят и говорят, что через два дня играю под замену «Онегина». Как? Я же еще не так готов.

— Когда ты почувствовал, что для тебя спектакль состоялся?

— Здесь уже на втором появилась сво­бода. А сегодня я уже сам двигаю внутри его, пробую какие-то вещи. Извини, я пошел.

Алексей шагнул на сцену, и только голос слышен: работает на интонациях, они рож­дают разные чувства — от жалости к старому Онегину до неприятия его.

Людмила Максакова у себя в гримерке — отдыхает перед выходом. Она активно жи­вет в Нью-Йорке: ходит по музеям (несколько раз была в Метрополитен-музее), посетила «Баядерку» ABT балета. Разговаривать с ней одно удовольствие — острый ум, шутит, много знает.

Но вот последний спектакль в Нью-Йорке завершен. В финале зрители кричат, встают с мест. Одна женщина на выходе, слышу, говорит спутнику: «Слава богу, наконец стоящее искус­ство привезли. Надоели антрепризы». Завтра «Евгений Онегин» отправляется в Бостон, где в театре «Маджестик» даст два представления. Гастроли проходят при поддержке Министер­ства культуры России.

Марина РАЙКИНА, Нью-Йорк.