Газета "Кишиневские новости"

Максим АВЕРИН: «Вот когда люди начнут жить и любить, тогда слова «женщина» и «мужчина» встанут на свои места»

— Что вы думаете о новом победи­теле «Евровидения» — бородатой жен­щине Кончите Вурст?

— Я не видел трансляцию, был в до­роге. Понял только, что победил какой-то необычный… ммм… персонаж.

— А сам факт, что в серьезном кон­курсе может победить фрик?

— Да кто вам сказал, что это серьезный конкурс? Это праздник, соревнование. И если человек был оригинален, имеет право на победу. К сожалению, ничего кроме того, что этот Кончита своеобразного внешнего вида, я про него не понял. Послушать бы, как поет.

— Да и голос вроде обычный…

— Голос тоже не показатель. Когда поет Марк Бернес, забываешь, что у него скромные вокальные данные. Ты исчеза­ешь в прекрасном — это я ни в коем случае не в параллель Кончите. Вот когда я услы­шу такое душевное пение у современного исполнителя, мне будет все равно, что он представляет собой визуально.

— Как вы вообще относитесь к таким Кончитам? Они не попирают образ на­стоящего мужчины?

— Фриковство — это не навсегда, рано или поздно оно проходит. И Кончите будет когда-нибудь 40 лет. Согласитесь, в платье и с бородой он будет выглядеть страннова­то. Уйдут и клички. Мне странно слышать «певица Нюша», к примеру. Ведь в сорок быть Нюшей уже смешно. Надеюсь, что артисты перестанут скрываться за этими придуманными оболочками, откроется их душа.

— А пробиться на большую сцену без эпатажа сегодня возможно?

— Меня зовут Максим, и моя настоя­щая фамилия Аверин. Поверьте, я ничего не придумал для того, чтоб стать тем, кем стал.

«Глухарь» — современный Гамлет

— Тем не менее вы стали популяр­ным не в роли Гамлета, а играя в сериа­ле «Глухарь»…

— А он такой современный Гамлет, который задает вопросы себе и време­ни. Какое время — такой и Гамлет. И мой герой не так уж плох. Он живой, в чем-то смешной, а в чем-то трагичный. Мне ка­жется, это тоже прорыв. Нас ведь на 20 лет лишили возможности радоваться. Людей в стране разъединяли, натравливали друг на друга… Вы давно выходили на лестничную клетку, говорили «привет!» соседу и кури­ли с ним, стряхивая пепел в банку из-под шпрот? Если недавно — вы счастливый че­ловек. Ушла эпоха, где мы не были чужи­ми друг другу. Но в этом году произошло два события, снова объединившие людей в России. Олимпиада и возвращение Крыма. Мы вдруг забыли, что нет денег, что жизнь сложна… И все снова стали вместе. Ведь русские — это особая нация, только нам свойственна ностальгия. А мы вдруг увле­клись совершенно другими вещами и стали врагами друг другу. Но сейчас снова верну­ли себе право быть особыми.

— И все же… с некоторыми вещами правительство перегибает. Как вы отно­ситесь, например, к законодательному запрету материться?

— Как и любой русский, я люблю креп­кое словцо. Но в указе про мат есть по­правка: если присутствует нецензурная лексика, нужно указывать возраст для про­смотра. Вы же не уберете матерщину из Достоевского и Толстого, из Маяковского. Эти фразы все цитируют. И вы не уберете мат из творчества группы «Ленинград». Просто нужно, чтоб дети мат не слушали. И лучше, чтоб подростки в 16 лет познавали нечто другое, жизнь не упирается в слово из трех букв.

— Вы играете в спектакле «Все о мужчинах». А что такое настоящий муж­чина, по-вашему?

— Всегда задаю ответный вопрос: что такое настоящая женщина?

— Наверное, мягкая, податливая...

— Она синтез. И нежная, и податли­вая, и строгая, и сильная. Все что угодно! Понятия «мужчина» и «женщина» в нынеш­нее время как-то нивелируются, становят­ся «лайт». И чувства, увы, тоже. Полуживу-полулюблю… Вот когда люди начнут жить и любить, тогда слова «женщина» и «мужчи­на» встанут на свои места. То, что сейчас есть понятие «унисекс» и границы между полами стираются, для меня ненормально. Ради бога, распоряжайся своей жизнью как хочешь и спи с кем хочешь. Но если у муж­чины между ног есть что-то… то он должен соответственно себя и вести. Мне непри­ятно видеть тех, кто ведет себя как женщи­на. Слабый пол имеет право на капризы, на особую логику. Я толерантный человек, но я против того, чтоб мы становились бес­полыми существами. Об этом в спектакле, кстати, тоже есть.

— Мужчина — человек, который при­нимает решения. Какое первое серьез­ное решение было принято вами?

— Я думаю, что наши поступки все же зависят от женщин, которые рядом: мам, сестер, жен. Мое первое решение было стать артистом, о чем я и сообщил роди­телям. Лет мне было очень мало — только начал говорить. И это главное решение, которое определило мою жизнь. Решения приходится принимать каждый день в этом безумном мире. Даже встать и пойти куда-то — уже подвиг. Потому что у большинства людей позиция другая: не высовываться. Проще, чтоб тебя не было. Не сопротив­ляться, не жить. Вы выходите на улицу и каждый день сталкиваетесь с огромным ко­личеством препятствий. Кого-то они зака­ляют, кого-то уничтожают. Я каждый день, как барон Мюнхгаузен, тяну себя за волосы из болота. И в мою жизнь постоянно вры­вается огромное количество негатива. Но мне еще повезло — я публичный человек. В случае чего я могу хотя бы обратиться за помощью, и мне помогут. А вы представ­ляете, сколько на улице людей, жаждущих, чтоб на них обратили внимание. И они хо­дят, одинокие, как в пустыне.

«У меня большие претензии к себе»

— У вас татуировка на спине недав­но появилась. Что значит эта фраза на латыни?

— Татуировку сделал два года назад: «Мы там, где мы есть». Кстати, эта фраза звучит и в спектакле «Все о мужчинах». Она определяет теперь мою жизнь. Я как бак­терия, расцветающая в среде, в которую ее погружают. И мне хорошо везде, где я существую. Я приехал сейчас в Питер, чтоб посмотреть выдающийся балет Эйфмана «Реквием». Для меня это высочайшее ис­кусство, и мне сегодня хорошо…

— Что подвигло на татуировку?

— Я очень сильно влюбился. Однажды утром проснулся и понял: хочу такое тату. Кстати, это было в Питере два года назад на съемках фильма «Горюнов». Для меня это особый город. Здесь я опускаюсь на дно своей души. И мне нравится в ней копаться. Нравится то, что, несмотря на грядущие со­рок, я не успокоился. У меня большие пре­тензии и к себе, и к жизни.

— Не обидно, что люди вас знают в основном по «Глухарю» и «Склифосов­скому»?

— Это не так. Когда люди приходят на спектакль, где я читаю стихи Пастернака, Бродского, Давида Самойлова и Вертин­ского, я что-то для них открываю. Не толь­ко поэзию — свою душу. Мне не стыдно за роли в сериалах. Я горд тем, что смог в этом формате заставить зрителя быть вни­мательным, думать.

— Ну вы прямо как Гагарин, только в сериальном деле!

— Кстати, когда мы снимали «Глуха­ря» в павильоне «Космос» на ВДНХ, там висел огромный портрет Юрия Гагарина. Каждое утро я с ним здоровался. Потом его завесили. Грустно стало. И был один диалог в «Глухаре», который «умный» ре­жиссер предложил убрать. А я сказал, что его нельзя убирать ни в коем случае. «…Кто тебя ждет? Моя мама, любимая женщина, мой друг. Они ради меня готовы отдать жизни. А кто отдаст жизнь ради тебя?». На­верное, это пафос. Но этого все мы хотим. Мы ждем, чтоб нас любили и готовы были отдать за нас жизнь.

— А сосед-то у вас есть, с которым вы на лестнице курите? Который не из мира искусства?

— Да я и не люблю «мир искусства». Там ты задаешь вопрос «как дела?», и от­вет слушать не надо, потому что люди ходят сами по себе, они равнодушны друг к другу. Я люблю семейные и дружеские застолья. Я никуда не хожу, мне сложно быть в тол­пе. У меня есть не сосед, а соседка сверху. Правда, мы чаще переписываемся с нею по Сети. Вот мечтаю, что когда-нибудь все Твиттеры и Фейсбуки заглючат хотя бы на день. И кто-то постучит ко мне в дверь.

Наталья ЧЕРНЫХ.