Газета "Кишиневские новости"

Тому, кто придумал такое название — «Диле­тант», надо точно дать какую-нибудь госу­дарственную премию. Потому что «Дилетант» — это ноль снобизма; это ты такой же, как все твои читатели; это, если что не так, взятки гладки, мы же дилетанты. Столь де­мократическое название исторического журна­ла — уже маленькая, но победа. На тему истории мы беседуем с одним из авторов-исполнителей этой идеи и главным ре­дактором «Эха Москвы» Алексеем Венедиктовым.

— Давно мы хотели запустить историче­ский журнал для семейного чтения. Во всех странах есть такие журналы, иллюстриро­ванные. Я носился с этой идеей как с писа­ной торбой, и вот случилось: два с половиной года выходит уже «Дилетант». Мы там пыта­емся, конечно, рассказывать и о том, о чем люди читают в исторических романах. Есть два номера, которые вообще уже нельзя ку­пить, один из них посвящен «Трем мушкете­рам». То есть как это было на самом деле. Хотя никто этого не знает. Люди считают, что, посмотрев фильм или прочитав роман, они уже все знают. Это не так. Я, будучи по профессии учителем истории, хорошо пони­маю, что история — это не параграф. Исто­рия — это люди и вещи.

— Для вас это хобби?

— Да, хобби, конечно, которое я делаю на деньги своих друзей. Вот сейчас мы пла­нируем номер на июль. Знаете, про что это будет? Про ведьм. Как женщин обвиняли в чернокнижии, сжигали за чародейство. Ой, сколько же я здесь открываю для себя но­вого! И не только я. Недавно вхожу в одно правительственное учреждение, показы­ваю корочку, и охранник мне: «О, я вас знаю, вы издатель журнала «Дилетант». Так меня еще никто не называл! Слава богу, в портфеле у меня было: я вынул последний журнал и отдал ему. Или уле­таешь в пуле правительственным рейсом. Ребята-пограничники узнали — и тут же ко мне: «Алексей Алексеевич, ну вы хоть пару журнальчиков привезли бы». И я те­перь как проклятый вожу в своем портфе­ле несколько номеров для этого.

— Ну а о чем будет майский но­мер?

— ДНК в истории. Вот почему не дают открыть гроб Александра I? Всем известна история со старцем Федором Кузьмичом. Сейчас очень просто: открыли гроб, взяли пробу, потом взяли пробу у старца Кузьми­ча, сравнили, получили… Но Романовы не дают открыть гроб, представляете? Кто же там лежит тогда?

— Но вскрывать гроб — это же кощун­ство.

— Расскажу историю. Не так давно мы, «Эхо», судились с так называемым внуком Сталина. Не знаю уж, внук он был, не внук, но понятно было, что человек делает пиар. А по российским законам только родственни­ки имеют право подавать иск по защите че­сти и достоинства. Я высказал сомнение, что это внук, и потребовал от суда эксгумации Сталина на предмет проверки. Но не успел я из суда доехать, как звонит мне вполне себе высокопоставленный товарищ из Админи­страции Президента и говорит: «Мы тебе не дадим вырыть Сталина». — «А почему ты про­тив?» — парирую я. Следует тяжелая пауза и вдруг: «А если его там нет?» — говорит мне человек из-за стенки. Я все понял и отменил эксгумацию Сталина.

— Как вы оцениваете тот сакральный вопрос про блокаду Ленинграда в про­грамме «Дилетанты» на «Дожде», после чего «Дождь» и отключили?

— Вопрос был небрежный, это я при­знаю. Но тема цены победы стояла, стоит и будет стоять. Сейчас многие пытаются пред­ставить победу в Великой Отечественной (и это мы видим по попыткам создать единый учебник) ровно так, как раньше снимали фильмы про войну: все фашисты там были очень глупые. Сейчас вот какая новая кон­цепция: сначала победа под Москвой, потом под Сталинградом, дальше на Курской дуге, операция «Багратион», взятие Берлина…

— Вы уверены, что нынешние исто­рики вот так все упрощают?

— Я знаю! Я довольно близко нахожусь ко всем этим учебным проблемам.

— Это же так глупо.

— А по-моему, это специально. Счита­ется, что люди, которые этим занимаются, хотят сделать приятное. Вот великий совет­ский народ — победитель, что правда. Но го­ворить о цене очень важно.

— А вот профессор Мигранян, будучи в Аме­рике, написал, что если бы Гитлер закончил свою миссию в 39-м, то есть без единого выстрела присоединил Судеты и Австрию, то остался бы в истории великим полити­ческим деятелем. Это же еще одна глупость.

— Конечно. Уже тогда были лагеря, и тогда человека убивали только за то, что он еврей, или комму­нист, или цыган, или гомосексуалист, а не за то, что совершил какое-то преступление. Вот что такое этот режим, о котором писал господин Мигранян. Мы, безусловно, напи­шем про Германию до 39-го года. Попросим сделать это немецких историков, закажем им статьи: когда были построены Дахау, Освен­цим, когда были приняты арийские законы, когда была «Хрустальная ночь»… И зададим вопрос: вы готовы заплатить ту цену, кото­рую Германия в 1945-м заплатила за то, что она избрала в 33-м? И если готовы — Бог в помощь.

— Давайте поиграем с вами в исто­рию, погадаем. Вот встретимся мы с вами эдак лет через 20, вам под 80, мне под 70…

— Я до 120 доживу.

— Дай Бог. Но как вы думаете, что бу­дет с Россией через 20 лет?

— Вы со мной играете, а я вам отвечу всерьез. Мой преподаватель истории в ин­ституте, великий Владимир Борисович Ко­брин, специалист по опричнине, говорил нам, студентам: «Запомните: историю тво­рят люди, а у людей в различные эпохи раз­ная этика, и тот поступок, который в Сред­ние века считался благородным, в ХVIII веке считается позорным». Я нынешнюю эпоху тем не менее сравниваю с эпохой Николая I. Поначалу ведь и Николай Павлович, как из­вестно, подавал надежды, в том числе и ре­форматорские. Но после все это зашло в та­кую тяжелейшую бюрократическую трясину, которая, собственно, и привела к Крымской войне 1855 года и к поражению России, к ее изоляции. Есть предание, по которому по­следние слова Николая, обращенные к сыну Александру, были такими: «Не в порядке я тебе страну, Сашка, оставил». По-моему, нынешняя ситуация в России все-таки очень похожа на ту, николаевскую. Как это разру­лится — я не знаю. Сохранится ли Россия — неизвестно, но угроза развала есть.

— И все-таки сравнение Путина с Ни­колаем I звучит довольно оптимистич­но. Но кто впоследствии входит в исто­рию, кого она принимает? Вот Горбачев, безусловно, исторический персонаж; Ельцина, по-моему, история забудет (в отличие от его прекрасной жены)… Пу­тин тоже уже в истории. Но вот с каким знаком?

— Как правило, в историю входят лично­сти, которые действовали в эпоху перемен и революций. Революции разрушают бю­рократические устои и выталкивают наверх людей, талантом пробивающих себе дорогу, которые никогда бы не попали в историю обычным путем. Вот сейчас во Франции ведут­ся дебаты, что написать про Наполеона — это злодей или герой? Если же говорить о нынешней Рос­сии, то все три ее руководителя — Горбачев, Ельцин и теперь Путин, — безусловно, войдут в учебники истории. В течение 100–200 лет их роль будет рас­сматриваться, пере­сматриваться, но то, что это люди неординарные, вытолкнутые вперед революци­ей и талантливые как исторические деятели, — для меня безусловно.

— Медведева мы здесь пропуска­ем?

— Ничего еще не закончено, Дмитрий Анатольевич человек молодой, у него вся жизнь впереди. Вот я бы сказал, что Влади­мир Путин до крымской истории для меня был под сомнением по поводу вхождения в школьный учебник истории. Сейчас со­вершенно очевидно, что после Крыма он в школьные учебники войдет. Но ведь это не последнее его действо.

Александр МЕЛЬМАН.