Газета "Кишиневские новости"

Друг актера рассказал нам, почему он не верит в основную версию следствия

Вот и минул год без Андрея Пани­на.

Что случилось в тот страшный день, когда тело актера обнаружили в квартире, — до сих пор нет ответа на этот вопрос.

Возможно, год — не срок для расследования громкого дела.

Для нас — тоже не срок.

Но для близких и друзей Панина кажется, прошла целая вечность.

Приоритетная версия следователей — ак­тер убился сам. Рядом с ним никого не было. Камеры видеонаблюдения не зафиксировали гостей. Дверь была заперта изнутри.

«Никогда меня никто не переубедит в том, что Андрюху не убили. Я верю, что пре­ступников рано или поздно найдут», — считает один из лучших друзей Панина Геннадий Русин. Именно этот человек первым забил тревогу, когда актер перестал выходить на связь, и первым обнаружил труп.

В каком режиме шло следствие, мог ли Панин пригласить в дом едва знакомых людей с ули­цы, чего опасался актер и что не терпел — в интервью Геннадия Русина.

— Геннадий, вы стали первым, кто обна­ружил Панина мертвым в квартире. Дверь открыли своим ключом. Вы были настоль­ко дружны с актером, что он доверял вам ключи?

— Ключи у меня всегда были. Когда Андрей с женой Наташей приобрели рядом новое жи­лье, эта квартира пустовала. И Панин пред­ложил использовать свободную жилплощадь для хранения нашего инвентаря — монтажки, обработанных материалов, блок-массив там стоял.

— Картина, которую вы увидели в тот день, еще долго стояла у вас перед глазами?

— Не скажу, что та картина стерлась из моей памяти. К тому же весь мой бизнес находит­ся на юге Москвы, домой я ездил через Ба­лаклавский проспект, мимо того дома, где произошла трагедия. Теперь мне пришлось поменять маршрут: проезжая мимо Андрюш­киного дома, я каждый раз автоматически бросал взгляд на второй этаж, и меня обда­вало холодом. Ни я, ни Наташа ни разу после гибели Панина туда не заходили.

— Квартиру выставили на продажу?

— Она еще опечатана. Дело не закрыто. Ко­нечно, мне хочется поскорее туда войти, убрать все, вымыть полы — там ведь даже кровь не смывали.

— Быстро распространилась информа­ция?

— Моментально. Когда я зашел в квартиру, то увидел кругом кровь, разбросанные вещи. Не понял, что произошло, подумал: может, Андрей порезался? Тело я заметил не сразу. Я тут же набрал телефон двоюродной сестры Панина: «Срочно звони в «скорую», узнай, куда Андрея увезли». Только потом я прошел в одну комнату, в другую, заглянул в ванную, а затем была кухня… Я сел возле Андрюши. Не понимал, что происходит. Состояние шока не отпускало. Снова позвонил его сестре: «Ан­дрея с нами больше нет…» Потом сообщил в полицию. И буквально через 10 минут со мной связался актер Игорь Петренко: «Геныч, это правда?! Информация в прессе прошла!» Видимо, полиция сама обнародовала эту но­вость.

— Если это было убийство и преступников не нашли по горячим следам, значит, дело можно закрывать?

— По горячим следам найти убийцу было не­просто. Там настолько все изощренно было обставлено, что следствию пришлось непро­сто. Практически не оставлено никаких сле­дов, отпечатков.

— Ваши отпечатки тоже взяли не сразу?

— Поначалу у меня к следствию было масса вопросов. Две недели меня не вызывали на допрос, не снимали с меня никаких отпечат­ков. И когда я начал раздавать интервью, меня вызвали к следователю. Может быть, жалели меня? Но мне казалось, что действовать надо моментально, оперативно. Следователи пы­тались меня убедить, что Андрей сам нанес себе смертельные раны: мол, входная дверь была закрыта изнутри, никто, кроме хозяина квартиры, ее не мог закрыть. Но дверь была закрыта не на щеколду, а на ключ, которым можно было запереть дверь и снаружи. Все эти вопросы я задавал следователю. Никог­да они не убедят меня, что гибель Андрю­ши — случайность и не стоит искать третьих лиц в этой трагедии. Нужно было видеть тот кошмар, который творился в квартире. Я это видел! И я понимаю, что Панин — талантли­вый человек, но он не мог так талантливо себя убить. В квартире все было сломано, сбито, Андрей не мог это сделать…

— У вас были свои версии случившегося?

— Поначалу мой воспаленный мозг от всего увиденного выдал тысячу версий. Только спу­стя полгода я начал понимать, что многого не могло быть. Кстати, все свои предположения я изложил тогда следователю. Мы ведь еще с одним нашим близким другом принялись ве­сти собственное расследование. Но, как пока­зала практика, нам далеко до Следственного комитета.

— Первое, что вы говорили тогда, — Ан­дрей мог познакомиться с кем-то на ули­це, пригласить домой незнакомых людей, а потом случилась ссора?

— Да, я выдвигал такую версию в самом на­чале.

— Что еще свидетельствует о том, что Па­нин находился в квартире не один?

— Было много бутылок из-под водки. Андрей не пил водку, предпочитал вино. Второй мо­мент. Наше оборудование было все перевер­нуто. Панин настолько всегда аккуратно отно­сился к инвентарю, что пальцем к технике не прикасался. На полу стояла открытая сумка с вещами одного нашего приятеля. За Андрю­хой никогда не водилось, чтобы он куда-то за­сунул свой нос. Именно поэтому я уверен, что в квартире находился кто-то еще.

— Правда, что камеры видеонаблюдения на дому никого не зафиксировали?

— Следователи, когда выводили меня на ули­цу, чтобы избежать расспросов журналистов, которые толпились около подъезда, провели меня к пожарной лестнице, где был второй выход. Там никаких камер нет. Возможно, преступник действовал по той же схеме.

— Вы верите, что дело раскроют?

— Часто случается: если преступление не расследуют по горячим следам, то преступ­ники сами дают о себе знать через 2–3 года, сами выводят на свой след. После гибели Ан­дрея ко мне приезжали очень серьезные люди из криминального мира: «Давай, Геныч, рас­скажи, что видел, на кого думаешь. Мы сами найдем и сами накажем». Я им тогда ничего не сказал. Панина любили миллионы людей, и я хочу, чтобы все видели преступника за решет­кой. И пусть убийца пойдет на зону и попро­бует там отсидеть. Вряд ли у него получится дотянуть до конца срока.

— Геннадий, вы с Паниным подружились в том возрасте, когда друзей уже сложно найти…

— Мы с Андреем познакомились, когда были уже зрелыми, состоявшимися людьми. Более того, мы с ним полные противоположности, но прикипели друг к другу буквально с перво­го дня. Судьбоносная встреча произошла в «Сандунах». Он тогда не был настолько попу­лярен еще.

— Фильм «Бригада» уже вышел?

— Вышел. Так вот, с утречка отправился я в баньку. Сижу в парилке. Вдруг туда с венич­ком заскакивает Панин. Начинает подметать пол. Кто-то принялся над ним прикалываться. Андрюха тоже сострил, в свойственной ему манере. Потом вышли, сели, разговорились. Я в то время только открыл японский ресто­ран в Москве. Протянул Панину свою визитку: «Звоните, заходите, если что». Андрей под­нял брови: «Ну, во-первых, давай на «ты». Во- вторых, можно сейчас поехать пообедать». Мы и поехали.

— Говорят, Панин был «жаворонком», вста­вал чуть ли не в 5 утра?

— Мы с ним оба «жаворонки» и трудоголики. Нам не хватало 24 часов рабочего времени. Мы оба не могли проводить выходные дома. Когда Андрюхе было тяжело эмоционально, он замыкался на пару дней, уезжал в ту самую квартиру. Я отправлялся на дачу — отсижи­вался там два дня.

— А он мог открыть дверь ногой с высту­плением: «Не видите, что перед вами ве­ликий русский актер?!»

— Я только один раз наблюдал, как Панин открывал дверь ногой. Некоторое время на­зад врачи поставили мне онкологический диагноз. Я тогда подзагрузился прилично. Андрюха звонил мне каждые 5–10 минут со съемочной площадки: «Геныч, что делаешь сейчас? Слышу, ты грузишься. Ты не грузись». Я не помню, над какой именно картиной тог­да работал Панин, но он сорвался со съемок, примчался в больницу, снял свою фирменную кепочку и пошел вперед меня, в буквальном смысле открывая дверь ногой в кабинет к каж­дому врачу. Тогда он и сказал мне: «Вот и на­стал момент посветить фейсом». Он был на­стоящим другом. Если бы я ему сказал: «Мне плохо», — он мог сорваться с любого проекта, прилететь из-за границы. Видели бы вы, как он гордился моим сыном! Когда мы заезжали ко мне домой, во дворе его всегда окружали ребята — друзья моего ребенка. Им было лет по 13–15. Каждого Андрюха знал по имени, жал им руки, болтал с ними. Ну а свои дети для него были и вовсе смыслом жизни.

— Поссориться вы могли из-за чего?

— Клянусь, мы даже никогда не дулись друг на друга. Если Андрей понимал, что мне непри­ятен какой-то момент, он сглаживал острые углы. Случалось, когда он на съемочной пло­щадке на коллег наедет, пошумит, а потом ко мне бежит: «Я там не очень сильно?..» В такие моменты он чувствовал себя неловко.

— У Панина было много друзей?

— 2–3 настоящих друга, но много приятелей, знакомых.

— Его часто просили о помощи? Напри­мер, в долг он мог дать?

— У него была принципиальная позиция: он никогда не брал и сам не давал в долг. Однаж­ды я предложил ему взять кредит на один про­ект. Он тогда жестко отказался: «Геныч, никог­да не обращайся ко мне с подобной просьбой. Никаких кредитов».

— Геннадий, каково вам было появляться с Паниным в общественных местах? Навер­няка народ сбегался фотографироваться, за автографами?..

— Не без этого. Народная любовь к Панину была безгранична. Его любили дети, депу­таты, бандиты. И Андрей со всеми находил общий язык. Единственное, с чем он не мог мириться, — это с человеческим пафосом. «Павлинов» не терпел. Однажды в «Сандуны» заглянул один такой «павлин» с охраной. Ан­дрюха тогда шуточно осадил мужика. Тому стало неудобно, и он удалил охрану на лест­ницу. Еще одну историю расскажу. Как-то в парилку зашел здоровенный мужик: «Кто уступит место генералу?..» Андрюха окинул его взглядом, посмотрел на живот, пониже: «По вашим знакам отличия я бы вам больше ефрейтора не дал». С тем генералом мы по­том еще долго дружили. Панин мог спорить, подшучивать над людьми, но никогда никого не обижал и тем более не унижал.

— В киноиндустрию он вас привел?

— Когда мы познакомились, я уже снимал до­кументальные фильмы. Он же предложил мне снимать конъюнктурные сериалы, в дальней­шем думали перейти на более качественное кино. Так мы создали свою продюсерскую компанию — соединили первые буквы от на­ших фамилий: Панин и Русин.

— Почему актер не водил машину?

— В 1989 году он попал в страшную аварию. Три человека, которые находились в авто­мобиле, погибли. Выжили Панин и его пер­вая супруга. Андрей полтора месяца провел в больнице. Его жена восстанавливалась около полугода. Тогда он зарекся садиться за руль. И после выхода из клиники покре­стился. Если мы проезжали мимо церкви и у нас оставалось время, мы могли зайти внутрь. Но посты он не соблюдал, специаль­но в храм не ходил.

— Правда, что Панин любил выпить?

— Последние полтора года он ни грамма не взял в рот. Помню, 6 ноября мы отмечали мой день рождения, и тогда он как отрезал: «Все, больше не пью». До этого выпивал. Случа­лось, даже на несколько дней выпадал из жиз­ни. Всякое бывало. Но, несмотря ни на что, он всегда находился в отличной физической форме. На турнике подтягивался не меньше 20 раз, бегал, катался на велосипеде…

— Спортзал посещал?

— Никогда. Избегал публичных мест как мог. Даже в командировках всегда просил снять квартиру. Иногда ночевал в домике, где оста­навливалась съемочная группа в экспедициях. И еще по возможности просил ему предоста­вить велосипед, на котором он и передвигал­ся по маленьким городам.

— То есть за здоровьем следил?

— Еще как! Раз в год мы с ним ложились в Центр реабилитации космонавтов дней на 10, где проходили полное обследование — ба­рокамера, вытяжка позвоночника, здоровое питание и так далее. Еще Андрюха постоянно принимал мумие и аскорбиновую кислоту — это его любимые лекарства были.

— Он боялся чего-нибудь? Фобии у него были?

— Я ему часто предлагал попробовать какие- то экстремальные вещи. Однажды пытался затащить его прыгать с парашютом. Он наот­рез отказался. Но когда мы с семьями отды­хали в Шри-Ланке, то поплыли на старых ка­тамаранах — два бревна с парусом. Андрюха тогда поинтересовался у наших провожатых, можно ли купаться в открытом море. Те кив­нули, но предупредили, что в воде много акул. В итоге один «экскурсовод» привязал нас за ногу и держал трос. Второй — залез на парус и смотрел, нет ли поблизости акул. Как видите, не остановило это Андрея. И еще он всегда выходил купаться в шторм. Как толь­ко на море появлялся черный флаг, Панин командовал: «Наконец-то можно нормально понырять».

— Известно, что у Панина была плохая дик­ция. Комплексовал он по этому поводу?

— Нет. Просто старался реже говорить по телефону, всегда переписывался. Я его подкалывал по этому поводу: «Выйдешь на пенсию, можешь секретарем-машинисткой устраиваться» — с такой бешеной скоро­стью Панин строчил эсэмэски. А по теле­фону его действительно мало кто понимал, только близкие друзья, которые привык­ли.

— Почему он не занимался с логопедом, не выправил речь?

— Зачем? В театре его все понимали, в кино тоже. В жизни что-то пробубнит, человек та­ращит глаза, он тут же оборачивался к знако­мому, который оказывался рядом: «Объясни ему». И на съемочной площадке, бывало, ска­жет что-то быстро, люди пожимали плечами — не разбирали его речь. Вот в таких случаях он нуждался в суфлере-переводчике. Но тем не менее никогда не комплексовал по этому поводу.

— Несмотря ни на что, женщинам он нра­вился?

— О да. За счет невероятной мужской хариз­мы.

— Что известно про его первую жену?

— Я никогда не задавал вопросов ему о лич­ной жизни. Андрей сам иногда сбрасывал информацию. Я знаю, что с первой женой он развелся давно. В Америке живет дочь от это­го брака. Она тоже занимается продюсерской деятельностью. Панин даже как-то просил своих друзей помочь ей найти там квартиру. Но он практически не общался с той семьей.

— Геннадий, на годовщину смерти приня­то ставить памятник на могиле…

— Памятник Андрею поставим 28 мая. В мо­роз это сделать не получится.

— Вы часто бываете на могиле друга?

— Я очень часто езжу к Андрюхе. Могу за­скочить на кладбище и в час ночи. Охранни­ки меня уже знают. Я там долго не нахожусь. Приеду, семечки ему положу — он любил их щелкать, веничек из бани привезу. Поговорю с ним. И всякий раз испытываю такое облег­чение, будто мы и не расставались…

Ирина БОБРОВА.