Газета "Кишиневские новости"

«Нимфоманка» Ларса фон Триера как зеркало эволюции

В прокат выходит «Нимфоманка. Часть первая» «великого и ужас­ного» Ларса фон Триера. Когда-то великого и ужасного романтика. Теперь великого и ужасного пере­смешника. Кто не плакал от востор­га и переживаний за судьбу святой блудницы Бесс в «Рассекая волны», дальше может не читать. И тем бо­лее в кино на первую «Нимфоман­ку» не ходить. И не то чтоб попкор­ном не подавиться, а просто «мимо кассы». Когда-то на нашем ТВ была рубрика «кино не для всех». Это именно оно и есть. В чистом, почти эталонном виде.

Если Триер получит гневное письмо, думаю, оно послужит для него лишь поводом заказать себе новую маечку вроде той, в ко­торой он привез полную, авторскую версию первой части «Нимфоманки» на Берлинский кинофестиваль. На маечке, как известно, было написано «Персона нон грата. Офи­циальная программа» и нарисован символ Каннского фестиваля, откуда его изгнали в 2011-м после прямолинейно истолкованной шутки. Могу предложить варианты для новой футболки: «Запрещен в Армении», «Кастриро­ван в России». Первое — уже реальность, вто­рое — вероятно, дело ближайших дней. Пока же прокатчики выпускают картину со всеми соответствующими теме местами. Причем как в отдыхающем виде, так и в рабочем. И, кстати, галерея мужских мест в небоевом со­стоянии на весь экран — спокойная, с ровным одинаковым освещением, — одна из самых ярких и ключевых сцен фильма. Поскольку каждый неповторим, за каждым свой стиль и характер. В тот момент они для главной ге­роини еще как-то отличаются друг от друга. Интонация первой части в общем спокойная и ровная, операторская работа аптечно выве­рена, для того чтобы не пережать, не отвлечь и не подсказать. Единственная сцена решена в романтически-размытом свете — «восхожде­ние» юной Джо (Стэйси Мартин) по лестнице подвала, где ее лишил, по ее же просьбе, дев­ственности соседский паренек (Шайя Лабаф). Она думала, что это лестница в небо и теперь она свободна от всего. А вышло наоборот — «щель», как она сама это называет, стала для нее бездной, ее же поглотившей. Фильм на­чинается с того, как пожилой мужчина (еще один скандинавский гений — актер Стеллан Скарсгард, отец восьмерых детей от двух жен, играет человека, предпочтившего всему остальному науку, музыку и рыбалку) идет в магазин за молоком и рогаликом. На обрат­ном пути в глухом дворе он находит лежащую в луже избитую женщину за сорок (Шарлотта Генсбур в роли взрослой Джо). Он предлага­ет вызвать «скорую помощь», полицию. Она, очнувшись, улыбается и просит чашку чая с молоком. Слова их просты и уместны — ни­чего лишнего, как те самые молоко и рогалик. Все вовремя и к месту. Как в древнегреческой трагедии. Но снаружи — не то, что внутри. Снаружи мы видим пенсионера, выходяще­го с улыбкой из благополучного дома — ярко освещенный коридор, приличные пол, стены, мебель, тапочки. Героине он дает свою пижа­му и кровать. По мере того, как она расска­зывает ему про себя, камера захватывает все больше пространства вокруг кровати. И мы видим потрепанные обои, отстающие от стен, где-то даже сгнившие или заплесневевшие. Но не так, как если б тут жили бомжи, никакого показного реализма. Плесень тут без запаха, можно сказать, чистая — та, что не замеча­ешь. Та, что съедает душу. Она ему говорит: «Я плохая». Он отвечает: «Я еще не встречал плохих людей».

Она ему рассказывает, как они, еще школьницами, с лучшей подругой поспорили на кулек конфет, кто больше поимеет муж­чин в туалете поезда от одной остановки до другой. А он рассказывает ей, что то, чем они занимались, очень похоже на тактику умелого рыбака. На экране одинаково бесстрастно — река и ловля рыбы, а также проход по вагонам и быстрый секс под стук колес. И никаких вы­водов. И никакого лукавства автора. Наобо­рот, вот вам: история Бесс могла быть и дру­гой — на Джо те же блестящие красные шорты и колготки в сетку, как и на героине фильма «Рассекая волны». Тогда Триер восхищался святой, ради спасения мужа ставшей блуд­ницей. Теперь он безо всяких эмоций препа­рирует женщину, для которой главное — ее ощущения, причем идущие только оттуда, из «щели». Поначалу подруги даже объединяют­ся в тайную организацию, презирающую лю­бовь, девиз которой «два раза с одним — ни­когда!». Эволюция Триера? Эволюция нас. И исследование женской сущности — того, что в силу пола мужчине никогда не понять, — что может быть труднее и привлекательнее? Три­ер занимался этим всегда. Возводя на пье­дестал («Рассекая волны»), дружески смеясь («Идиоты»), немного издеваясь («Танцующая в темноте»), загоняя в рамки условности («До­гвилль»), обличая («Антихрист»), декорируя («Меланхолия»). Теперь дошла очередь до бесстрастного микроскопа. И, избавившись от эмоций, он как никогда оказался близок к истине. Помните, у Марины Цветаевой: «Не­насытностью своею перекармливаю всех!» Суть женская — ненасытность. Если женщина сознательно не ограничивает себя. Познание через ощущение. В данном случае сознатель­но утрированное — героиня может ощущать мир только через «щель».

Прекрасна в стерильной истории главной героини вставная новелла, живая и яркая, на­полненная юмором и сарказмом прежде все­го к самому себе — появление зареванной, без макияжа и прически Умы Турман в роли брошенной жены с тремя детьми. Мальчики — от пяти до десяти — представлены тут же. Во время сцен с Турман, пришедшей «на ми­нуточку» посмотреть, «добрался ли до места муж и все ли у него в порядке», Джо, которой по недоразумению отведена роль разлучницы (ей вовсе не нужная) смотрится картонной де­корацией классического сериала про «любов­ный треугольник». Правда, и тут Триер верен себе — такой бы могла стать Черная Мамба, если б Тарантино дал ей возможность удачно выйти замуж за своего простачка-ковбоя, а он бы потом сбежал к другой. В «Нимфоманке», в общем, много приветов-усмешек (прежде всего себе самому прежнему) и приветов-подношений (без любимого им Тарковского, конечно, не обошлось).

Секс. Правда. Видео. Все это есть. Триер утверждает, что в роли интимных органов ак­теров в моменты их соития выступали органы порноактеров, совмещенные с лицами его ак­теров. Правда? Думаю, да. Но и «склеек» вы не заметите. А увидите подтверждение прав­ды секса, близости секса и смерти в сцене, когда умирает отец героини (Кристиан Слей­тер). Правды в том, как отец учил ее ощущать, приводя в лес и рассказывая про деревья, а она вбирала в себя материнское, взращивая в себе то, за что ненавидела мать. Здесь все правда. Если смотреть не только на поверх­ность реки, когда идешь на рыбалку.

Жизнь за скобками. Как и заявлено на плакате фильма — «Нимф()манка».

Все говорят, что Триер — «великий и ужасный» обманщик. Смотрите, он ничего не прячет от нас.

Елена АРДАБАЦКАЯ.