Газета "Кишиневские новости"

Михаил ДАВЫДОВ, главный онколог России, академик РАН: «В принципе, любая хроническая болезнь может перейти в рак. Даже ожирение»

«Это миф, что первопричиной смертности в России являются сердечно-сосудистые заболева­ния, а на втором месте рак, — ска­зал Михаил Иванович Давыдов, посетивший на днях нашу редак­цию. — На самом деле алкоголизм вызывает коронарные изменения у людей, не имеющих сердечно-сосудистой патологии. А на первом месте во всем мире и в нашей стране уже давно онкология».

«Не копите в себе негативные эмоции»

— Михаил Иванович, часто бывает так: рак развивается внутри, а человек не ощущает серьезного недомогания, вос­принимает это как обычный недуг. Надо ли повально обследоваться по поводу он­кологии и как часто?

— Действительно, симптомы рака — это уже симптомы осложнений: либо кровоте­чение, либо непроходимость. До этого все органы у человека функционировали нор­мально, а рак развивался. Но говорить, что повально надо обследоваться, неправильно. Проверяться нужно в первую очередь груп­пам риска, в том числе и профессиональным. Например, известно, что рабочие «горячих» цехов чаще имеют рак легкого — вот им обя­зательно раз в полгода нужно обследоваться без всяких жалоб, чтобы выявить начальные формы этого заболевания.

Проблема еще и в другом: когда больной обращается в запущенных случаях рака, его лечить трудно. Конечно, сегодня есть высоко­точные методы терапии, но и они в этом слу­чае не спасают.

— Есть ли научные исследования в России или в мире, которые говорили бы, что человечество все же придет к из­лечению рака, как когда-то пришли к из­лечению туберкулеза? Вы сами многие годы занимаетесь научными исследова­ниями…

— Что касается туберкулеза, то к его из­лечению пока еще не пришли, хотя возбуди­тель сегодня известен.

— Но люди перестали умирать от ту­беркулеза, и нет такой эпидемии…

— Умирают, да еще как. В некоторых случаях это заболевание течет как рак. К при­меру, кавернозный туберкулез легкого по результатам лечения не уступает раку легко­го. Но кто это учитывает? Статистика у нас корявая. К тому же сегодня, особенно в глу­бинке, вскрытие тел умерших не проводится. И у мусульман вскрытия вообще не проводят. Значит, доподлинно неизвестно, от чего че­ловек умирает. Это огромная проблема для России.

Поэтому появится ли ближайшая пер­спектива победить рак? Да, появится, но только тогда, когда иммунную систему научим узнавать опухоль. Сегодня наша иммунная система эту опухоль не узнает. Для нее она — родная ткань. И эта опухоль развивается в человеческом организме как считает нуж­ным. Появляется она тоже когда захочет. И чем дольше человек живет, тем больше веро­ятность заболеть раком. В странах, где про­должительность жизни подходит к 90 годам, онкология просто зашкаливает. Например, в Японии. И в США заболеваемость раком выше, чем в России, примерно в 2 раза. Хотя общая смертность населения в нашей стране выше.

— Как вы это объясняете с точки зре­ния науки и практики?

— В процессе жизни в организме нака­пливается ряд функциональных поломок и болезней, которые вызывают разрыв регули­ровки всеми процессами, в том числе иммун­ными. Известно также, что на человека очень сильно воздействуют постоянные стрессы, особенно если этот период неблагополучный еще и в социальном плане. Великий русский физиолог Иван Павлов проводил специаль­ные опыты на собаках, чтобы понять, может ли стресс вызвать язву желудка. Собаку кормили соленой пищей, но воду, чтобы утолить жаж­ду, оставляли вне досягаемости. Когда соба­ка приближалась к емкости с водой, получала удар током по носу. В результате у половины этих животных развилась язва, а у другой по­ловины — онкология.

— Но нереально себя посадить в колбу и закрыться от внешнего мира, не реаги­ровать на негативные факторы, на окру­жение?

— Хотите вы того или нет, в организме все равно будет накапливаться негативный потенциал. А это является фактором воз­никновения онкологии. Но не единственным. В советское время, например, рак легкого чаще всего имели регулировщики ГАИ, ко­торые целый день стояли в парах выхлопных газов. Сейчас на дорогах часто видишь под­ростков, которые в целях заработать какие-то деньги торчат среди потоков автомобилей. Я видел рак легкого у 10-летнего мальчика, рак желудка у 7-летней девочки. Объясняю это неблагоприятными факторами окружающей среды и заложенными поломками в процессе вынашивания при беременности и дальней­шего воспитания этих детей.

— Выходит, и родители «виноваты» в возникновении онкологии?

— Конечно. Сегодня широко использу­ется экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО). Причем на заказ: хотите мальчика — будет вам мальчик; или мальчик и девочка; либо три мальчика. Но пока никто не оценил, каково здоровье этих детей. Процесс слиш­ком коммерциализирован. И государство ак­тивно нацелено на рост числа детей в стране. Но никто не говорит об их «качестве». А «ка­чество» (здоровье детей) уже во многом оче­видно. Оно невысокое, так как в 70% эти дети больны: слабовидящие, слабослышащие, у них плохо развита иммунная система, мно­гие не способны на хорошем уровне учиться в школе.

То же самое можно сказать и о 500-граммовых человечках, которых «выпарива­ют» в кювезах. Они вырастают, но опять-таки никто не оценивает «качество» недоношенных детей. А лет через 10–15 на плечи этого по­коления ляжет проблема репродукции насе­ления. Но больные люди не рожают здоровых детей, как известно. Мало того, эти граждане с плохим здоровьем грузом лягут на плечи об­щества, так как полноценно работать они тоже не смогут. И наступит человеческий вакуум с точки зрения востребованности полноценных людей в государстве. Это большая современ­ная проблема.

«Санкций по импортным лекарствам практически нет, но увеличена их цена, а значит, и доступность»

— Михаил Иванович, вы улыбнулись в тот момент, когда у нашего читателя про­звучал вопрос о том, можно ли излечить рак мозга. Вашу улыбку можно расцени­вать как невозможность чем-то помочь больному с таким заболеванием?

— Специфика большинства глиобластом мозга (опухоли мозга 4-й степени) такова, что радикально удалить их невозможно. Инфиль­трат всегда остается в сосудах, особенно в лимфатических, поэтому и надо проводить дополнительное лечение, чтобы затормозить повторное развитие опухоли. Мозг, как бы это кощунственно ни звучало, удалить нельзя. Ко­нечно, есть безмозглые люди, но речь сейчас идет немножко о другом.

— Считается, что с помощью позитронно-эмиссионной томографии (ПЭТ) можно поставить самый точный ди­агноз. Насколько она доступна рядовым людям?

— Такая аппаратура сегодня в России есть, но готовы ли специалисты интерпрети­ровать данные после ПЭТ-исследования? Это вопрос кадрового обеспечения. Все зависит от уровня учреждения, в котором проводят диагностику. В Москве таких аппаратов не­мало, но реально функционируют всего два. Конечно, там, где проходят обследования тысячи больных, очень нужен такой аппарат, так как дает наиболее точную информацию о размерах и распространенности опухоли.

— Химиотерапия, как известно, про­цедура очень агрессивная, и многие забо­левшие с трудом ее переносят. При этом уничтожаются и здоровые клетки. Чем еще можно спасаться от рака?

— Химиотерапию против опухоли, конеч­но, мы продолжаем применять. Но появилось немало препаратов, которые нацелены имен­но на поражение опухолевой ткани. Это так называемые таргетные препараты, которые действуют на конкретную мишень. Применя­ют и моноклональные антитела, вакцины. Есть ряд препаратов, используемых в онкологии, идентичные тем, которые применялись в ревматологии, при лечении аутоиммунных болезней.

— Сегодня все боятся рака на послед­ней стадии. Так на поздних сроках (на 4-й стадии) он вообще неизлечим?

— Излечим, но не при всех локализациях. Сегодня на четвертой стадии можно излечить, например, рак яичка у мужчин и рак яичников у женщин. У женщин этот вид рака выявляется, как правило, на последней стадии, и только правильная методология лечения позволяет дать возможность от него избавиться.

— Михаил Иванович, вы главный онко­лог России. Достаточно ли специалистов вашего профиля в стране? И что бы вы посоветовали в качестве профилактики рака?

— Известны многие факторы для воз­никновения опухоли, а их ликвидация и является профилактикой. Например, у ку­рильщиков рак легкого возникает в 20 раз чаще, чем у некурящих. Значит, профилак­тикой рака легкого может быть только отказ от курения. Но тут возникает вопрос: а не­курящие люди болеют раком? Да, болеют, но намного реже. Почему? Потому что есть еще неблагоприятные факторы экологии. А кроме экологии хронические заболевания. Например, хроническая пневмония очень часто приводит к раку. В принципе, любая хроническая болезнь может перейти в рак. И даже ожирение.

— Есть ли продукты-провокаторы рака?

— Я бы назвал канцерогенные продукты.

— Кто-то даже сладкую газировку, красное мясо ставит в один ряд с канце­рогенными продуктами.

— Это все глупости, хотя в принципе все может привести к опухоли.

— И правда ли, что пьющие не болеют раком? Якобы алкоголь хорошо очищает сосуды.

— К сожалению, это не так.

— В связи с зарубежными санкциями есть ли у вас адекватная замена импорт­ным лекарствам? Как вы выходите из этой ситуации? Или у вас есть запасы на много лет вперед?

— Во-первых, на запасы нужны средства. Во-вторых, препараты имеют срок годности, поэтому запасаться ими бесполезно. Из сло­жившейся ситуации мы выходим путем закуп­ки отечественных лекарств. Наша фармпро­мышленность начала шевелиться — правда, поздновато. Но появились заводы, которые производят неплохие препараты, хотя есть та­кие, которые делают плохие лекарства. Разо­браться в этой кутерьме довольно сложно. В принципе, санкций по импортным лекарствам практически нет, но очень сильно увеличилась на них цена, а значит, и доступность. Напри­мер, для лечения миеломы одна упаковка (25 таблеток) стоит до полумиллиона рублей. Выходит, это лечение доступно только тому, у кого есть миллион. Он может приобрести две упаковки таких препаратов, и их хватит на месяц.

— Как же тогда быть очень среднему, малообеспеченному человеку, если он за­болеет раком? Тем более, что заболевают чаще пожилые люди.

— Достаточно своевременно проходить обследования и выявлять эту коварную бо­лезнь на ранней стадии, когда она излечима. Многие виды патологии поддаются терапии и не самыми дорогими препаратами. Сегод­ня мы имеем огромный выбор эффективных схем лечения в том числе и запущенных форм рака, которые дают тот же самый результат. Да, есть несколько видов опухолей, на кото­рые дорогостоящие препараты оказывают колоссальный эффект (некоторые формы лимфом, миелома, ряд других). Да, дорогие препараты реально позволяют тормозить бо­лезнь, что меняет качество жизни пациента и удлиняет саму жизнь. Но и при таком дорого­стоящем лечении болезнь может вернуться в любое время.

— Как вы относитесь к понятию «бес­перспективные больные»? У вас они тоже есть?

— Мы все, в сущности, больные беспер­спективные: один раз родившись, обречены умереть. От жизни нет лекарства. Но есть та­кие больные раком, которых уже нельзя вы­лечить. В основном это продвинутые стадии рака легкого, пищевода, желудка, которые вылечить уже невозможно. Такие пациенты погибают в течение года-полутора даже на фоне лечения, так как заболевания дают все­возможные осложнения. Это тот вид онколо­гии, который может отреагировать на лечение только на какое-то время, улучшить состояние больного, приглушить болезнь и чуть-чуть продлить жизнь.

Если бы министром здравоохранения России были вы…

— Михаил Иванович, какие проблемы вы начали бы решать незамедлительно, если бы были министром здравоохране­ния и вам позволили решать судьбу онко­логии в России?

— Во-первых, мне этого никто не по­зволит. Я же не фантазер и отлично знаю: существуют определенные правила игры и есть определенная доля ответственности. А что бы я сделал в онкологии? Самая большая и многолетняя ошибка в том, что онкология в нашей стране рассматривается наряду с другими неинфекционными болезнями, как, например, диабет, сердечно-сосудистые, не­врология, где понятен порядок профилактики организации помощи населению. Считаю это стратегической ошибкой, потому что онколо­гия — это монопрофильная дисциплина, кото­рая требует совершенно другой организации помощи больным.

Она должна иметь структуры, способные мониторировать ситуацию на местах; про­водить скрининговые программы, выявлять у здорового населения начальные формы рака; направлять заболевших на специали­зированное лечение, отслеживать качество этого лечения. То есть необходимо создать целую стройную службу борьбы с раком. Ва­жен перенос ответственности на професси­ональные ассоциации — это конкретный шаг решения проблемы в онкологии, если дадут им такое право. Есть же Ассоциации онко­логов России, а внутри нее надо бы создать институты управления, которые позволили бы выполнять эту важнейшую функцию на местах. Но на эту тему пока только идут раз­говоры. И, конечно, необходима вертикаль решения проблем онкологии в стране: своя подчиненность.

Александра ЗИНОВЬЕВА.