Газета "Кишиневские новости"

Лидер движения «Новороссия» рассказал, что его связывает с Баркашовым и кому на Донбассе платил олигарх Ахметов

«Я рожден в Советском Союзе, сделан яв СССР!» — мощно греме­ло из динамиков. Перед зданием Главкомата сухопутных войск на Фрунзенской набережной в Мо­скве ездила бронетехника, реяли флаги, маршировали солдаты. В палатках с надписью «Военторг» продавали футболки «Вежливые люди». Ждали начала фестиваля «Армия России». Имперский дух витал над мутной рекой, над мрач­ными сталинскими зданиями. Гля­дя на этот апофеоз милитаризма, я думала о том, как изменилась страна за короткое время. Теперь это воюющая страна, и от этой мыс­ли становилось по-настоящему жутко.

Однако мой собеседник чувствовал себя в этой атмосфере как рыба в воде. Павел Губарев прибыл на набережную на мотоцикле, в сопровождении своих дру­зей — байкеров из клуба «Ночные волки». Народный губернатор Донбасса явно был здесь популярен: к нему постоянно подхо­дили люди с просьбой сфотографировать­ся вместе. «У меня мало времени, — сразу предупредил Павел. — Сегодня вечером я возвращаюсь в Донецк».

— Что сейчас происходит на Донбас­се?

— Происходит гуманитарная катастро­фа. Перемирие украинской стороной не со­блюдается. К моему большому сожалению, потому что мирное решение вопроса всегда лучше, чем война.

— Как вы оцениваете Минское со­глашение?

— Реализация мирного плана должна была начаться с прекращения огня. Мы же видим подписанное соглашение — его мож­но критиковать, можно по-разному к нему относиться, но ведь даже оно не соблюда­ется. Это раз. Второе. Люди Донбасса про­возгласили независимость. Люди Донбасса на референдуме поддержали декларацию о суверенитете. Люди Донбасса взяли в руки оружие и защищают свою землю. Проли­вают свою кровь. А в соглашении написано про Луганскую и Донецкую области, какие- то бюджетные преференции, местные вы­боры. Это все неактуально. Если речь идет о переговорах, то они, по моему глубокому убеждению, должны быть паритетными, и их надо начинать с признания независимого статуса территорий ДНР и ЛНР. Но в прин­ципе я всегда выступал за урегулирование конфликта мирным путем.

— Соглашение было подписано в мо­мент успешного наступления ополчения. Насколько это было правильно именно в такой момент?

— Люди в соцсетях называют это пре­дательством. Людей можно понять. Они как чувствуют, так и пишут. Я же говорю: многие пункты Минского соглашения неактуальны. Его подписание было несвоевременно. По­нятно, что Украина считает Донбасс своей территорией. Но она эту территорию не контролирует. А люди защищают не обла­сти — они защищают провозглашенные и подтвержденные на референдумах народ­ные республики. Поэтому отправной точкой переговоров должен стать пункт о призна­нии независимости этих республик.

— Вам известно, кто стоял за этим соглашением?

— Нет.

— Вы встречались со Стрелковым. О чем говорили? Какое впечатление он на вас произвел?

— Первое — без комментариев. Впе­чатление от Стрелкова у меня одно. Это очень идейный человек, настоящий патри­от России, Новороссии, большой России и шире — русского мира. У меня к нему только положительное отношение.

— Почему Стрелков уехал из Донец­ка? Это было его решение или приказ? Что за силы действовали против него?

— Какие-то силы действовали. Я не сто­ронник конспирологии. Но с точки зрения логики тут все предельно просто. Поэтому комментировать не буду. К тому, что сказал сам Стрелков, мне нечего добавить.

— Правда, что Кургинян во время своего визита в Донецк получил по лицу от кого-то из ополченцев?

— Нет, никто его не бил. Это вранье. Более того, батальон «Восток» обеспечи­вал его безопасность. С другой стороны, ему там ничто и не угрожало. Да и задачи такой перед нами не стояло. Если речь обо мне, то я же интеллигентный человек. У нас все — вежливые люди.

— Как вы относитесь к новому руко­водству ДНР?

— Глава правительства Александр За­харченко с первых дней революции руково­дил батальоном «Оплот». Бойцы его уважа­ют. Владимир Петрович Кононов (министр обороны) — руководитель бригады. Хотя он и не является человеком военным, но обладает отличным военным чутьем и, как говорят его коллеги, «боевым фартом». Он неплохо себя зарекомендовал как военный руководитель.

— Лично о вас тоже ходит много слу­хов. Например, что вы состояли в РНЕ Баркашова. Это правда?

— Я несколько раз побывал в военно- патриотических лагерях, которые были ор­ганизованы в том числе и при содействии этой организации. Это имело место в 1999 году, мне тогда было всего 17 лет. Никакого формального членства в РНЕ у меня никогда не было.

— Где находились эти лагеря?

— На украинской и российской терри­тории. Это были военно-патриотические сборы, с военными инструкторами, строе­вой подготовкой, тактической подготов­кой, учебной подготовкой. У нас же в армии ничему не учат. Поэтому эти знания нужно было где-то получать. И они сейчас приго­дились.

— То есть вы уже в 17 лет планирова­ли участвовать в какой-то вооруженной борьбе?

— Каждый мужчина должен быть вои­ном. Его святая обязанность — защищать свою землю. Воинские навыки необходи­мы. Я сторонник срочной службы. Мужчина только тогда становится настоящим муж­чиной, когда он отслужил в армии. Каждый мужчина должен отслужить. Кроме того, он и воспитываться должен как мужчина. Мужчи­на должен быть мужественным, а женщина должна быть женственной. Поэтому моло­дость мужчины должны посвящать воинской подготовке. В 16–18 лет это необходимо.

— А в армии вы служили?

— Нет.

— Почему?

— В армии ничему не учат. В те годы, когда я должен был быть призван в украин­скую армию, я учился в университете. Сту­дентов тогда в армию не брали. Да и жела­ние отсутствовало. Потому что у нас в армии солдаты строят генералам дачи, а не учатся воевать. В военно-патриотических лагерях я получил больше знаний и навыков.

— А к идеологии РНЕ как вы относи­тесь?

— В 17 лет я в идеологии не сильно раз­бирался. Хотя в целом меня можно назвать русским националистом. Однако с оговор­кой: мое понимание русского национализма — такое, как у Достоевского, например. Это не этнический национализм.

— Когда вы начали заниматься по­литикой?

— Довольно рано. В 23 года я уже из­брался депутатом районного совета от блока Натальи Витренко. Начал работать. Но вскоре сложил депутатские полномо­чия. Потому что на ту власть, которая тогда была, невозможно было смотреть. Ничего сделать, чтобы изменить ситуацию, я не мог. В 2008 году я перестал заниматься по­литикой. Потом у меня родился один сын, второй, родилась дочь, пошел бизнес. Надо было зарабатывать деньги.

— Какой у вас был бизнес?

— Рекламный.

— Говорят, что вы еще ребенком за­щищали памятники советским воинам?

— Мы с дедушкой как-то гуляли по ал­лее Славы. Я тогда был школьником, сколь­ко мне было лет, не помню. Я увидел, что с памятника воинам Великой Отечественной войны сколот ряд фамилий. Буквы были медными. Дедушка мне объяснил, что это сделали мародеры, чтобы продать эти бук­вы как цветной металл. Мы сделали недо­стающие буквы из пенопласта, покрасили и приклеили. Потом сообщили о проблеме в исполком.

— Как вы стали народным губерна­тором?

— В сложившейся после Майдана в До­нецке ситуации я решил взять на себя такую ответственность. Я сорвал планы олигархов, которые хотели оседлать народный протест и «слить» его. У людей после переворота были очень сильные протестные настрое­ния. Люди начали собираться в группы. Я мониторил эти группы, чтобы выявить наи­более перспективных людей, настоящих, которые готовы идти на противостояние с силовиками. Тогда у нас еще были милиция, спецслужбы, олигархи. Представители Ах­метова бегали вокруг и хотели всех скупить. Ахметов платил деньги, чтобы вместо кри­ков «Россия! Россия!» шепотом говорили «федерализация», «бюджетная автономия» и прочее. Ахметов себя уже видел губерна­тором. Его цель была защитить свой бизнес, убрать Таруту и встать на его место само­му. Потом они придумали план «народный губернатор Левченко». Левченко — это ше­стерка Ахметова. Этот план мы сорвали 1 марта. (1 марта 2014 года на митинге про­российски настроенных граждан в Донецке Губарев был избран «народным губернато­ром». — Авт.)

— Москва как-то финансировала эти движения или они были стихийными? Финансировал ли этот протест Ахметов, сын Януковича или кто-то еще?

— Протест был действительно сти­хийным. Ахметов финансировал только те силы, которые нам противодействовали. Он давал деньги и говорил: «Не шуметь!» Они брали деньги и не шумели. Я сумел вытянуть тех, кто не взял деньги, и сказал: «Нет, мы будем шуметь». Мы объедини­лись, стали народным ополчением Дон­басса и сделали то, что сделали. Да, Ах­метов финансировал, но он платил за то, чтобы люди бездействовали.

— Какую цель вы и ваши единомыш­ленники изначально перед собой стави­ли? Воссоединение с Россией?

— Независимость от Украины. В любой форме. Но прежде всего мы ставили зада­чу провести референдум. Потому что на­род должен выбрать сам: независимость, присоединение к России, федерация или конфедерация с Украиной. Но от Киева не поступало никаких встречных предложений. Они до сих пор говорят о единой Украине. Даже слово «федерализация» не произно­сят. Там же выборы на носу, о федерализа­ции говорить не модно…

— Сейчас они предлагают особый статус для отдельных районов Донецкой и Луганской областей.

— Ерунда. Нас это не устраивает. Я чи­тал документы. Там очень размытые форму­лировки. А в итоге все будет диктовать пар­ламентское большинство, которое никогда не станет пророссийским. Все будет решать правительство в Киеве. Украина или будет разделена и ослаблена, или это будет враг России и всего русского. В том числе и жи­телей временно оккупированных регионов Новороссии.

— Вы считаете, что единая Украина всегда будет врагом России?

— Да. Поэтому ее и не будет. Единая пророссийская Украина невозможна по причине невозможности победы на выборах пророссийских сил. Их на Украине нет. А те, кто мог бы их составить, все сидят по тюрь­мам или убиты. Или будет единая Украина — сильный враг России, или пророссийская Новороссия и остальная Украина, враждеб­ная России, но нищая и слабая. Украина без большой Новороссии воевать с Россией ни­когда не станет.

Марина ПЕРЕВОЗКИНА.