Газета "Кишиневские новости"

Граф Рошфор из «Трех муш­кетеров», МайкрофтХолмс из «Приключений Шерлока Холмса и доктора Ватсона» и Николай Петрович Воронин из ситкома «Воронины» — это все Борис Владимирович Клюев. На­кануне 70-летия, которое актер отметил на минувшей неделе, мы поговорили с ним об аристокра­тических корнях и привычках, и о чертах характера, без которых он бы не состоялся.

— Борис Владимирович, 70 лет — это огромный жизненный опыт. Мне кажется, вы к этому времени должны накопить та­кую силу, что уже ничто не может выбить вас из колеи.

— Это точно. (Cмеется.) К этому времени ты уже состоялся в профессии, встал на ноги в жизни. И хотя многое для тебя уже определе­но, ты все равно этого возраста совершенно не чувствуешь, у тебя остается жажда рабо­тать, присутствует целеустремленность. По­том я и по природе своей человек достаточно сильный. Конечно, меня трудно сбить в ту или иную сторону.

— То, что вы продолжаете не только рабо­тать, но и быть, что называется, наверху, наверное, тоже придает опору. Ведь мно­гие ваши коллеги в этом возрасте уже во­обще перестают интересоваться ремес­лом.

— Все мои одноклассники — уже пенсионе­ры. А я еще работаю и, как понимаю, работать буду еще долго. Я пока чувствую в себе силы, желание, и мне еще что-то хочется сделать в профессии.

■ ■ ■

— В молодости, когда вы только начинали сниматься в кино, про себя все время ана­лизировали: вот этот фильм меня сделает успешным, вот сейчас придет слава. Те­перь, когда и слава, и популярность давно заработаны, что помогает двигаться даль­ше?

— Творчество — вещь абсолютно ненасытная. Это как любовь — родник, из которого никак не напиться. Поэтому, пока тебе предлагают, нуж­но работать. Хотя в этом году я позволю себе отдохнуть. Давно не был в отпуске и теперь понимаю, что это нужно. Но, когда становится совсем тяжело, жарко и душно в павильонах и к вечеру ты еле стоишь на ногах, я всегда себе говорю: сколько людей в моей профессии хо­тело бы быть на моем месте. Это стимулирует. Я всегда очень много работал. Когда у меня не было съемок, несколько раз объездил с кон­цертами весь Советский Союз, мне очень нра­вилось. Когда ты один на один с залом — это очень помогает утвердиться в профессии. А если этого нет — ты идешь на телевидение, на озвучку. Я до сих пор продолжаю озвучивать, и все мои последние работы имели очень хо­роший резонанс — и мультфильмы, и фильмы «Король говорит!» и «Лучшее предложение», где я озвучил Джеффри Раша. Это не значит, что я везде. Я работаю выборочно. Но считаю, что это очень интересно, когда ты и с одной стороны можешь повернуться в профессии, и с другой, и с третьей.

— А роль Николая Петровича Воронина в чем вас по-новому раскрыла? Ведь это был совершенно другой образ, в отличие от тех, которые вы привыкли играть.

— Конечно. Более того, я вам скажу, что меня долго не утверждали на эту роль. Один из ру­ководителей канала говорил: «Что вы — Клю­ев? Да он серьезный артист! Брать его на сит­ком?..» А видите, как получилось… Я никогда не делал этого раньше, никогда не ходил в тренировочных костюмах, в майках, а здесь мне эта возможность предоставлена. Более того, были даже сложности с моей внешно­стью, когда искали мне одежду. Потому что любой крен — и сразу у меня появляется ин­теллигентность, аристократизм, а это нужно было убрать. Что уж говорить — я за эту работу получил «ТЭФИ», зрительская любовь к мое­му персонажу просто необыкновенная. Люди подходят и говорят: «Спасибо вам за ваше творчество», или «Вы очень похожи на моего отца», или «Вы похожи на моего деда». Это очень приятно. Это значит, что я не зря вложил свой труд в обдумывание этой роли, значит, она зрителям по душе. Я очень доволен, что в 65 лет мне попалась вот такая интересная работа.

— Вас же еще этот персонаж и в чем-то лично изменил?

— Конечно, если ты пять лет говоришь с экра­на «хрень» или «египетская сила»! (Смеется.) Это не значит, что я дома использую эти вы­ражения, потому что я абсолютно другой чело­век. Но вот покрикивать иногда начинаю, чего раньше за мною в общем-то не водилось.

— Как вы считаете, где корни вашего ари­стократизма, который был у вас всегда, благодаря которому вы и героев играли таких же?

— Я думаю, прежде всего это гены, это все в природе. Конечно, мои предки подарили мне внешность, характер, отношение к жизни. Но должен сказать, что и я со своей стороны над этим очень много работал. Я много следил за ветеранами Малого театра, за Михаилом Ивановичем Царевым, за тем, как он носит костюм, какая к нему подходит жилетка, как нужно вести себя в определенных ситуациях. Я сразу понимал, что мне с моей внешностью не придется играть председателей колхоза. Во всяком случае, когда я надеваю мундир, то все понимают, что это — офицер, а если я на­деваю смокинг, то все понимают, что я — лорд или английский аристократ.

— А ваш дедушка, Федор Васильевич Клю­ев, к какому роду принадлежал?

— К сожалению, я не знаю истории своих предков. Мой папа умер, когда мне было четы­ре года, поэтому эта связь прервалась. Знаю, что дедушка жил где-то под Дмитровом, в Подмосковье, что там был какой-то большой клан Клюевых — больше ничего. Кто мои пред­ки, откуда выходцы? Клюев был и на Севере, ладожский дьячок, а с другой стороны, много Клюевых и на Украине. Я помню только двух своих бабушек — по линии мамы и по линии папы. А мужчины в нашем роду очень быстро уходили.

— У вас ведь остались памятные вещи, ко­торые принадлежали вашему роду. Часы, например, от деда.

— Абсолютно верно. Причем, знаете, какое было интересное первое ощущение? Дед жил в Южинском переулке, который сейчас на­зывается Большой Палашевский. И вот когда моих родственников из этой квартиры выселя­ли, нужно было забрать оттуда какие-то наши вещи. Я пришел и вдруг увидел стенные часы, которые помнил еще с детства, — бабушка тогда говорила, что их дед купил. Я посмотрел на них и понял: «А они мне нравятся. Я бы такие тоже купил». И в тот момент я как будто почув­ствовал какую-то связь с дедом. Я их забрал, отреставрировал, починил, и они до сих пор работают. Вначале я никак не мог привыкнуть к их бою, но когда пришел забирать часы из ре­монта, мне их долго не хотели отдавать, гово­ря: «Знаете, каким малиновым звоном они ма­стерскую озаряют!» А все остальное, мебель из настоящего дерева — это, к сожалению, утеряно. Когда родственные связи рвутся, очень многое теряется. Но так получилось.

— Еще одно ваше аристократическое увле­чение — вы разводите розы…

— У меня был замечательный случай. Лежу я в своем саду в день рождения. Кругом благо­ухают розы, со мною рядом лежат две собаки — мы отдыхаем. Вдруг раздается телефонный звонок из Лондона, и меня с радиостанции «Свобода» поздравляет Сева Новгородцев. Что-то говорит по поводу Шерлока Холмса и Майкрофта Холмса, а потом задает вопрос: «А какие у вас корни?» Представляете, я — в Под­московье, дача, Звенигород, говорю: «Сева, ты не поверишь. Я лежу, вокруг меня благо­ухают розы всех сортов, подстрижена трава, как газон в Лондоне, но я ничего не знаю про свои корни!» Я много раз пытался узнать свою родословную, платил деньги, но ведь все вре­мя обманывают — так ничего и не нашли. Но вот этот звонок из Лондона — мне было очень приятно.

■ ■ ■

— Чему вы учите своих студентов в Щеп­кинском училище?

— Самое главное, чему я всегда их учу, — что они никому не нужны. Что никто им на блюдеч­ке с голубой каемочкой ничего не даст. В жиз­ни, в любой профессии нужно бороться. Есть у тебя способности — ты должен их максималь­но развить. Профессионал состоит именно в этом: недостатки скрыть, достоинства по­казать. Тебя могут не утвердить на какую-то роль, но никогда не скажут, что ты — плохой артист. Не нужно, чтобы тебя любили, важно, чтобы тебя уважали. А уважения нужно до­стичь. Нужно быть гордым. У тебя вначале что- то не получается — не страшно. Ты можешь выиграть старт, но прийти к финишу послед­ним, ты можешь выиграть середину — и опять прийти последним. Поэтому главное — прийти к финишу. Количество всегда переходит в ка­чество. И еще есть такая старая актерская по­говорка: «Двадцать лет ты работаешь на имя, потом имя работает на тебя».

— Борис Владимирович, а каково это, го­ворю без преувеличения, быть причаст­ным к истории отечественного кино? Ведь вы пережили многие его этапы, начав сни­маться в 1963 году в «Войне и мире» и вот сейчас дойдя до «Ворониных»…

— Да, я первый раз переступил порог «Мос­фильма», будучи студентом, в 18 лет. Это был январь 1963 года, был такой фильм «Они шли на восток», снимал итальянец Де Сантис. Таня Самойлова играла главную роль, а еще — Ва­лера Сомов, мой очень большой приятель, один из самых красивых артистов, которых я видел в жизни, наш Ален Делон.

— Как вы сохранили такое мировоззрение, благодаря которому не отказались в 65 лет играть в ситкоме, показав, что даже это можно сделать хорошо?

— Работа влияет на человека. Если ты рабо­таешь в свинарнике, то знаешь это дело очень хорошо. Когда ты всю жизнь выращиваешь розы, тоже овладеваешь этим мастерством. Но есть большая разница между свинарни­ком и розами. Понимаете, я — театральный артист, у меня всегда был театр. Киношники находятся в менее завидном положении, по­тому что кино обязательно заканчивается, ка­кая бы блестящая картина ни была. Я всегда понимал, что, если ты артист, ты должен быть известен, популярен. Даже если у тебя это не получается, ты должен к этому стремиться, по­тому что обязывает профессия. Но ни в коем случае нельзя зависеть от этого. Если начнешь ходить и просить роли, то вряд ли сможешь чего-нибудь достигнуть. Я видел, когда на «Мосфильме» известные киноартисты стуча­лись в двери и спрашивали: «Вам не нужны хо­рошие артисты?» И им говорили: «Нет, спаси­бо». Я понимал, что это — унижение, но такова актерская природа: хочешь ты или нет — тебя выбирают. Поэтому нужно сделать все, чтобы тебя уважали. Если тебе достался крошечный эпизод, ты должен все продумать сам, ни на кого не надеяться и сыграть так, чтобы было максимально хорошо. Это очень сложный жизненный процесс, поэтому к нему нужно относиться философски. Я вообще такое от­ношение культивировал в себе с младых ног­тей, изначально так себя настраивал на жизнь — так и работал.

— А то, что вы всю жизнь посвятили именно Малому театру, — это был сознательный выбор или так сложилась судьба?

— Я думаю, что судьба так распорядилась. Я, наоборот, очень хотел поступить в Театр Моссовета. Там тогда был Завадский, вели­колепная труппа, восхитительные спектакли, и я хотел именно туда. Но я очень хорошо за­помнил, когда кто-то из стариков мне сказал: «Вас приглашают в Малый театр, а вы думае­те? Немедленно! Это императорский театр, лучшее что есть». И я пошел. Мне же и посо­ветоваться не с кем было. Если бы у меня был папа, он бы мне мог что-то подсказать. А так — приходилось набивать лоб и шишки на соб­ственном опыте. И я благодарю Господа Бога за то, что пришел в Малый театр, потому что он действительно оказался моим домом. Когда у меня была возможность идти в Художествен­ный театр, куда меня приглашал Ефремов, я отказался, и был прав.

■ ■ ■

— Помимо работы в чем вы находите силы, где берете энергию?

— В спорте. Я бы с удовольствием сейчас поиграл в футбол, в большой теннис, у меня прямо чешется все. Но я не могу, так как с утра до вечера работаю. Вот, правда, сегодня у меня была съемка с 12 часов, и я позволил себе с утра побегать, получил огромное удо­вольствие.

— Занятия спортом — это ваша личная ини­циатива или вас вдохновляет супруга, про­фессиональная спортсменка?

— Нет-нет, я сам. Почти все профессиональ­ные спортсмены ненавидят спорт. (Смеется.) Я всегда очень дружил со спортом, и когда у меня выдается возможность, я начинаю бегать, растягиваюсь, качаюсь. Я много лет играл за сборную артистов Москвы, за сбор­ную Малого театра, очень долго был капита­ном по футболу. Я — человек азартный, люблю соревнования. Правда, весь уже переломан, так что, когда все начинает болеть, думаешь: зачем этот спорт вообще нужен был? (Смеет­ся.)

— Что еще говорит о вашем мужском ха­рактере помимо азарта? Вы любите авто­мобили?..

— Да, очень люблю автомобиль. Я купил себе первую машину сразу после «Трех мушкете­ров». Занял половину, но купил, до такой сте­пени мне хотелось ощутить себя за рулем. Я чувствовал, что для мужчины машина необ­ходима: она собирает его, концентрирует. Я люблю красивые, дорогие машины. Но гонять — нет, я человек осторожный.

— Борис Владимирович, если вернуться к возрасту — что вы поняли о себе к 70 го­дам? Какие черты заметили в характере, без которых вы бы не состоялись?

— Я понял, что я — порядочный человек, и очень многим людям со мной легко. Никог­да не лезу в приятельские отношения, до­статочно осторожен и верю в человеческую гармонию. Так как я Рак по Зодиаку, то очень люблю просто сидеть в каком-нибудь углу и читать. Для меня это просто сказка. Даже когда я приезжаю в компанию к друзьям, то вытаскиваю себе какую-нибудь книжечку и в нее погружаюсь. Все это знают, и меня ни­кто никогда не трогает. Я понял, что никогда не нужно суетиться, не нужно врать. Лучше промолчи, но не ври, потому что обязательно запутаешься — и вранье потом проявится. Я понял, что я — человек надежный: когда люди ко мне обращаются за помощью, то всегда стараюсь помочь. Понял, что я — человек сильный. Более того, когда мне плохо, я ста­новлюсь еще более злой, так что переломить мой хребет не получается совсем. У моего любимого писателя Хемингуэя есть замеча­тельное выражение: человека можно убить, но нельзя победить. Я сторонник такого подхода. Я до сих пор в душе остался романтиком, но тщательно это скрываю. Эстет — люблю все красивое. В свое время собирал картины, старинные вещи, мне это очень нравилось. Люблю хорошо одеваться.

Валентина ПЕСКОВА.