Газета "Кишиневские новости"

Ушедший в подполье лидер Куликова поля рассказал нашему обозревателю, как убивали одесситов в Доме профсоюзов в Одессе

На черной обугленной ветке бьет­ся на ветру почерневшая от огня георгиевская ленточка. Это символ сегодняшней Одессы. Таких ленто­чек много на низеньких деревьях перед Домом профсоюзов на Кули­ковом поле. Под деревьями горят свечи. Куликово поле разгромле­но: одни активисты погибли, другие арестованы. А те, кто выжил и на свободе, вынуждены скрываться. Хотите наяву оказаться в старом фильме об антифашистском подпо­лье в Германии 1930-х годов — по­езжайте в Одессу.

Вдоль трассы фонарные столбы и ство­лы деревьев раскрашены в цвета украинско­го флага. В центр каждого сине-желтого дву­колора кто-то кистью нанес мазок красной краски. Получилась кровавая капля. По аллее мимо окровавленных символов украинской государственности бежит парень в спортив­ном костюме: утренняя пробежка. «Кто-то еще в такое время спортом занимается…» — говорит Нина. «Я вас узнал!» — откликается водитель такси, в котором мы едем вместе с Ниной.

Нина — активистка Куликова поля, из­вестная в городе под прозвищем Баррикада. «Я был вместе со всеми 2 мая, но сумел уйти до того, как «бандеры» атаковали Дом про­фсоюзов, — поясняет водитель, которому на вид лет 25, и заключает: — Они не должны победить». — «Тогда дайте мне свой теле­фон». Потом Нина выходит, а я вытаскиваю из мобильника батарейку, и мы едем даль­ше. Олег Музыка, один из лидеров Куликова поля, передал, чтобы я пришла на встречу одна. Он — на нелегальном положении.

Мы покидаем Одессу. Встреча назна­чена в райцентре Раздельная. Как догова­ривались, стою у супермаркета АТБ. Минут через 15 мимо меня быстро проходит чело­век. «Здравствуйте, Марина, — бросает он на ходу. — Идите за мной». Иду сзади, при­мерно в десяти шагах. Долго петляем по дво­рам. Наконец садимся на лавочку посреди спортивной площадки. Рядом мальчишки играют в футбол. Идеальное место: на ма­шине сюда не подъехать и незаметно не по­дойти. Человек этот и есть Олег Музыка. «В таком виде меня лучше не фотографировать, — говорит он. — Давно не брился — конспи­рация».

— Вы были внутри Дома профсою­зов?

— Да. Горел вместе со всеми. Прощался с семьей.

— Как вы думаете, массовая гибель людей была запланирована или произо­шла случайно?

— Судя по тому, что милиция и пожар­ные не реагировали на происходящее, можно предположить, что жертвы были нужны. Ведь кто-то же отдал команду пожарным не тушить здание, а милиции — не вмешиваться. Убеж­ден, что 2 мая уже с утра многие сотрудники милиции и СБУ знали: что-то должно прои­зойти.

— Почему вы так думаете?

— Напротив Куликова поля, на Канатной, стоит здание облсовета. На нем установлена камера, которая круглосуточно снимает про­исходящее вокруг. 2 мая камера была отклю­чена. Перед этим рано утром на крыше об­лсовета были замечены четыре человека. В 9 утра замначальника городского УВД появил­ся на Куликовом поле. Он заявил, что должен обеспечить безопасность участников митин­га. В начале десятого на поле заехал «Лексус» с одесскими номерами ВН 007. В нем были сотрудники СБУ. Наряд милиции, который дежурил на въезде на площадь, отдавал им честь. Около 11 часов заехало еще две ма­шины: белая «Шкода Октавия» с одесскими номерами и белый «Фольксваген Туарег» АА 001. Скорее всего, там тоже были сотрудни­ки СБУ. Машины постояли в центре площади, потом уехали.

— А когда в город приехали футболь­ные фанаты?

— Спецпоезд «Турист» с футбольными фанатами пришел в 9.13. Часть из них сразу попытались зайти на Куликово поле. Но ря­дом с площадью стоял автобус с сотрудни­ками милиции. Они эту группу развернули. Потом на площадь приехала музыкальная группа «Никто, кроме нас». Они поднялись на сцену и начали петь. Вдруг им кто-то по­звонил, они быстро собрали оборудование и уехали.

— Во сколько это было?

— Часов в 12, наверно.

— О приезде фанатов было известно заранее. Ваша сторона тоже, наверное, к этому как-то готовилась?

— Мы знали, что будет футбольный матч, приедут фанаты. Мы видели, как в Харькове фанаты устроили погром. Предполагали, что они попытаются снести наш лагерь. Мы зна­ли, что им нужно Куликово поле. Губернатору Немировскому необходимо было отчитаться перед Киевом, что Куликово поле разобра­ли. Но никто и не предполагал, что они будут убивать людей. Думали, разгромят лагерь — и все, на этом успокоятся. Сегодня мне за­дают вопросы: а почему вы не ушли, почему людей не распустили? Да людей там никто не держал. Ведь Брестскую крепость тоже не сдали. А для одесситов, которые стояли на Куликовом поле, это была их Брестская крепость.

— То есть у вас была задача: отстоять Куликово поле?

— Задачи нам никто не ставил. У нас было желание его отстоять. Но никто ведь даже не думал, что они начнут штурм Дома профсоюзов. И что там будут не только фа­наты. Фанаты — это обычные хулиганы, ко­торые любят подраться. Но в город заранее завезли и разместили в санаториях отряды самообороны Майдана и «Правого сектора». Они были со щитами, с дубинами, в полной боевой экипировке. И они тупо шли с оружи­ем. Есть кадры прямого эфира Первого одес­ского городского канала, как они с оружием идут в сторону Куликова поля.

— А у вас оружие было?

— Милиция в 9 утра прошла по всем па­латкам на Куликовом поле. Убедилась, что огнестрельного оружия у нас нет. У всех ре­бят проверили разрешения на ношение трав­матического оружия.

— Что произошло на Греческой ули­це?

— Я с утра был на Куликовом поле, о столкновениях узнал в 15 часов. Со сцены я людей убеждал никуда не ходить. Но часть людей все же начала перемещаться в сторо­ну Греческой улицы — ведь оттуда поступала информация о побоище. Я сам попал на Гре­ческую, когда там уже все горело и майда­новцы разъезжали на угнанной пожарной машине. Так что начала событий не видел. Но отчетливо помню, как кто-то из «самообо­ронцев» целился в меня из огнестрельного оружия. Щит около пожарной машины ото­двинулся, оттуда высунулся ствол. Я никогда не думал, что умею так быстро бегать.

— Кто были люди с красными повяз­ками?

— Это были профессиональные про­вокаторы. Они находились и среди наших людей. Но они были в балаклавах, узнать их было невозможно. Если бы это были наши, то они с нами пришли бы на Куликово поле. Но почему-то их там не оказалось. Они про­сто исчезли. Но свою задачу они выполнили. А задача была — убрать Куликово поле и за­пугать одесситов. Чтобы люди не выходили на улицы. И это вполне удалось, как показа­ло 9 мая. В этот день город был вымерший. Так что события на Греческой площади были провокацией. Те, кто приехал в Одессу уби­вать людей — все эти сотни, наемники, — они своего добились. Была создана ситуация, которая позволила им повернуть колонны на Куликово поле.

— Куда вы пошли после Греческой?

— Обратно на Куликово поле. Там люди уже строили баррикады. Было 300–400 чело­век — в основном взрослые люди, пожилые, женщины. Потом мы увидели, что на Кулико­во поле несется разъяренная толпа. Мы тоже побежали — в сторону Дома профсоюзов.

— Почему именно туда?

— Трудно ответить на этот вопрос. Ни­кто специально не призывал заходить в это здание. Люди зашли туда, чтобы защититься. И я тоже зашел вместе с ними. Кто открыл здание, я не знаю. Я попал внутрь впервые в жизни. Там работали профсоюзные орга­низации, были какие-то офисы. Но мы к нему и близко не подходили. Сегодня пытаются рассказывать, что там лежали какие-то ма­трасы. Когда я туда зашел, там не было ни­каких матрасов или противогазов. Мы и не знали, что там есть бомбоубежище.

— Что происходило внутри здания?

— Мы зашли внутрь и забаррикадирова­ли центральные входные двери. Как только мы это сделали, майдановцы обступили все здание по периметру. И вдруг буквально уже минут через 15 они оказались внутри здания на 2-м этаже и начали ломать двери по цен­тральному коридору. Как они туда попали? Или они заранее были в этом здании? На этот вопрос я не могу ответить.

— Почему произошел пожар?

— Они начали активно разбивать окна. Но чем они их разбивали, я не знаю. Про­сто камнем такое окно разбить нельзя. Могу утверждать это на 200%, потому что когда появился дым, я сам пытался разбить окно металлической палкой. Сделать это было очень трудно. Думаю, это была «четверка» (4-й класс прочности стекла. — Авт.). А с тыльной стороны здания, со двора, они тоже окна разбили и начали забрасывать лест­ничные пролеты бутылками с зажигательной смесью. Окна между лестничными пролета­ми выходят во двор, и то, что в них кидаешь, попадает прямо на центральную лестни­цу. Очень много людей там погибло. Также майдановцы сразу подожгли центральную дверь.

— А когда появился дым, о котором вы говорите?

— Сразу после того, как загорелась центральная дверь, послышались эти хлоп­ки на центральной лестнице, между первым и вторым этажами. Вероятно, через разби­тые окна из заднего двора в здание влетели какие-то шашки. Было так: стоит человек ря­дом с тобой, хлопок, проходит 2–3 секунды — и человек исчезает, ты его просто не видишь. Он скрывается в дыму.

— Может, это просто был дым от по­жара?

— Сотрудники милиции мне тоже по­том говорили: «Это вы сами себя подожгли и этим дымом отравились». Но это не был обычный дым. Все мы жгли костры и знаем, что дым от огня поднимается вверх. А этот дым был зеленовато-желтый, с коричневым оттенком. И он не поднимался, а сразу па­дал до пола, образуя вокруг тебя сплошную завесу. Так что ты сразу переставал видеть. Этот дым падал вниз, стелился. Он проходил сквозь щели, даже когда мы двери забарри­кадировали.

— Как вам удалось от него спастись?

— Я начал задыхаться, побежал по ко­ридору, дергая за ручки дверей. Вдруг одна дверь открылась — я влетел в кабинет. Нас в этот кабинет забежало 4 человека, потом мы познакомились. Один был дедушка, кото­рому было уже за 70, беззубый старичок. Его лицо я запомнил навсегда. Еще были Олег и Сергей. Мы были на втором этаже в правом крыле, если стоять лицом к центральному входу. Крайний кабинет. Дым стелился до по­доконника, но стоило высунуть голову в окно, как в нас летели камни, стреляли из травма­тического оружия. Дедушке буквально снес­ло часть черепа. Он был весь в крови. Мы забинтовали ему голову, и он «потерялся». Просто сидел и смотрел перед собой. Я ему сказал: «Вы хоть иногда со мной говорите, чтобы я знал, что вы еще живы». Я понимал, что смерть ходит рядом. Позвонил жене, ре­бенку, попрощался…

— Вы видели погибших?

— До этих хлопков и газа ни одного мерт­вого я не видел. Выстрелы и хлопки, а также крики потом слышались непрерывно. Но вы­йти в коридор, чтобы помочь людям,

было невозможно.

— Сторонники Майдана говорили мне, что они помогали людям выбраться. Вы это видели?

— Они потом говорили, что под окна клали скаты (шины) для тех людей, которые выпрыгивали. Ложь! Они подносили скаты и поджигали их. Дым поднимался вдоль сте­ны и не давал дышать даже тем, кто высунул голову в окно. Мы сверху видели, что тех, кто выпадает в окна, толпа просто тупо забива­ет. И понимали, что есть только два вариан­та: или мы проживем еще какие-то минуты в этом дыму, или нас внизу сразу убьют.

— А пожарные пытались что-то де­лать?

— Я видел всего лишь две пожарные ма­шины. Недавно в Одессе был пожар в жилом доме, так приехало 11 пожарных расчетов. У меня есть информация, но ее, конечно, ни­кто не подтвердит официально: что пожар­ным дали указание никуда не выезжать. Мои знакомые и родные утверждают, что они зво­нили и пожарным, и в милицию, но там про­сто не брали трубку. Я уверен, что рано или поздно все всплывет: кто отдавал приказы и кто выполнял. И кто как себя вел. Слышали про депутата облсовета Алексея Гончаренко? Это не человек. Он был там и все видел. Он же представитель власти. У него на глазах убивали людей. Почему он не встал перед озверевшей толпой и не призывал остано­вить убийство? Вместо этого он в прямом эфире в программе Савика Шустера докла­дывал, что «Куликово поле зачищено от се­паратистов», и в студии ему аплодировали. Никто из депутатов, из руководителей города не приехал.

— Что было дальше? Пожарные все же появились?

— Потом к нам поднялась лестница с по­жарным. Он только спросил: «Будете выхо­дить?» Мы ответили: «Нет». И он спустился один. Потому что понимал: если мы с ним спустимся, то нас все равно внизу убьют, по­калечат. Тем временем на улице стемнело. И к нам начали ломиться в дверь. Спросили: «Кто?» — «МЧС». Мы открыли. «Будете выхо­дить?» Мы ответили «нет», но попросили вы­вести дедушку. Наступила ночь. И я услышал в коридоре шорох. Открыл дверь — и увидел, что там ходят люди с фонариками. Я обмо­тал голову футболкой, чтобы меня не узнали, и вышел. Меня спрашивают: «Ты кто?» Отве­чаю: «Свий».

— Кто это был?

— Представители самообороны. Они зашли в здание сразу же, еще в темноте, вместе с пожарными.

— Почему вы сразу не ушли, а ходили с ними по зданию?

— Я не мог уйти. Мне жить в этом городе, с этими людьми. Они меня видели на сцене. Думал, может, найду кого живого, помогу. Было очень много трупов. Я раньше боялся покойников. Но в этот день я увидел столь­ко смертей — я переворачивал тела, загля­дывал в лица. И я понял, что бояться нужно живых…

Так я дошел с майдановцами до чердака. Слышал, что на чердаке ходят люди. И вдруг — бах! — включается свет. Когда мы зашли в здание, ни света, ни воды не было.

— И что за картина предстала вашему взору?

— Я сразу увидел сотрудников милиции высокого ранга. В том числе Фучеджи, зам. начальника одесской милиции. Фамилии остальных не знаю, да и знать не хочу. Ког­да начался штурм, 3–4 автобуса с милицией стояли в парке со стороны заднего двора Дома профсоюзов. У них на глазах люди па­дали из окон, людей добивали, но они ничего не сделали.

Милиционеры говорят: спускайтесь на первый этаж, в правое крыло. Там будем вас собирать. Пока спускался, наблюдал, как во всех кабинетах, где не было пожара, рылись майдановцы. Собирали оргтехнику, какие-то документы. Прямо на лестничной клетке сидел один из них, возле него стоя­ла открытая бутылка шампанского и коробка конфет. Наверное, праздновал…

— Сколько человек собралось на пер­вом этаже? И для чего вас собрали?

— Нас было 7 человек, кого нашли в зда­нии. И один из самообороны. Вскоре заш­ли двое в штатском, явно сотрудники СБУ. С нами стоит милиция, полковники, под­полковники. Один из этих двоих произносит: «Ну что, сепаратисты, доигрались?..» С нами были двое 17-летних пацанов. Они говорят: «Дядя, какие сепаратисты, мы одесситы». На что эсбэушник им внятно ответил: «Сейчас вместе со всеми ляжете на третьем этаже». А Фучеджи ему: «Да ладно, успокойтесь, это же пацанва совсем».

— Кто были эти эсбэушники, вы не вы­яснили?

— Фамилий их я не знаю. Но я уверен, что эти сотрудники СБУ руководили теми, кто убивал одесситов. Я видел, как они вы­пускали из здания самооборону. Идет этот самооборонщик навстречу эсбэушнику, тот спрашивает: «А ты куда?» Самооборонщик отворачивает лацкан куртки и что-то ему по­казывает. И его выпускают. Хотя у него две дубины за бронежилетом. Видимо, на нем был какой-то опознавательный знак.

— Как вас эвакуировали из Дома про­фсоюзов?

— Сказали: быстро по милицейскому коридору в автозак! Сотрудники милиции еле удержали ревущую толпу, которая пы­талась нас растерзать. У автозака порезали колеса. Толпа кричала бойцам внутренних войск, которые нас сопровождали, чтобы они вышли из машины, потому что в нее будут кидать «коктейли Молотова». Но они не вышли, и я им очень благодарен. Нас бы в этом автозаке зажарили живьем. Води­тель понесся на бешеной скорости на по­резанных колесах.

Нас привезли в городское УВД на Пре­ображенскую. Там я увидел человек 30, за­бинтованных, с проломленными головами. У одного парня были выбиты все передние зубы. Женщины были босиком, с порезан­ными ногами. Я начал разъяснять людям их права. Вышел зам. руководителя город­ского УВД, который утром был на Кулико­вом поле. Он пригласил меня в кабинет, где за столом сидели уже знакомые сотрудни­ки СБУ. Они задавали вопросы: почему мы стояли да почему не ушли. Я им посовето­вал почитать мои выступления в Интернете. Один из сотрудников СБУ тогда взлетел как ошпаренный и с матюками закричал: «Вы до­стали со своим русским языком — неужели вам не дают на нем разговаривать?! Вам про­сто нравилось получать российские деньги!» На это я сказал, что пусть найдут хоть одного человека, кто скажет, что я брал или разда­вал деньги. Тогда они завели другой разго­вор: «Мы знаем про вас многое, предлагаем смягчить свою вину» — и т.д. Я ответил, что мне не о чем с ними разговаривать. Я уже понял, что из нас, пострадавших, хотят сде­лать козлов отпущения. Ни один «правосек» не был задержан.

— Что вам инкриминировалось?

— «Массовые беспорядки, повлекшие за собой смерть». Меня вызвали к следовате­лю один раз, в полночь с 3 на 4 мая. Там сидел и адвокат, которого мне будто бы предоста­вили. Они пытались меня уговорить подпи­сать, не читая, «постанову» о задержании.

А потом, 4 мая, народ нас всех освобо­дил.

— Вам известно точное количество жертв в Доме профсоюзов?

— Могу утверждать, что на самом деле людей погибло больше, чем объявлено офи­циально. Сотрудники милиции меня спра­шивали: «Как вы думаете, сколько людей погибло?» Я ответил: «Простая арифметика. Если нас в здание вошло около 350 человек, вы задержали сто, еще сто — в больницах. Пусть человек 50 какими-то путями из зда­ния выскочили. Остается сотня». Сотрудник милиции на это только скривился и ничего не ответил.

Разговор окончен. Олег уходит первым. Я вставляю батарейку в мобильник и вызы­ваю такси. Обратно мы едем той же дорогой — мимо столбов и деревьев с нарисованны­ми желто-голубыми флагами, каждый из ко­торых заляпан кровью.

Марина ПЕРЕВОЗКИНА, Одесса—Москва.