Газета "Кишиневские новости"

«Командирам отряда националистов «Днепр» платят по $4000 в месяц за участие в гражданской войне»

Олег Царев — один из кандидатов в президенты Украины, которогоюго-восток встречает хлебом-солью. Для него в любое время су­ток открыты двери зданий, захва­ченных повстанцами, ополченцы знают номер его мобильного теле­фона и не боятся откровенничать с высокопоставленным земляком. Сегодня мы публикуем откровен­ное интервью Олега Царева.

«В Москву я вылетал с приключениями»

— Олег, вы по образованию физик-ядерщик?

— Нет, микроэлектронщик.

— Зачем же пошли в политику?

— Я всегда любил физику, химию. Оканчивая школу, долго думал, куда мне пойти. Никак не мог определиться. Также я показывал не­плохие результаты по классической борьбе. Мой тренер считал, что мне необходимо се­рьезно заняться спортивной карьерой. У меня были приглашения в ряд московских вузов. Дело в том, что я выигрывал все олимпиады по физике, химии, программированию. Я рос мальчиком, который много и хорошо учился. И физикой я занимался с удовольствием. В итоге я поступил в МИФИ, был там старо­стой группы. Впоследствии стал первым сту­дентом, который закончил это учебное заве­дение экстерном.

— Так вы могли бы стать ученым?

— Да, и с удовольствием бы стал ученым.

— И что же помешало?

— Страна развалилась, физики стали никому не нужны. В итоге я вернулся на Украину. Ду­мал пойти на завод, куда меня распределили после окончания вуза. Приехал, увидел и по­нял, что завод вряд ли мне будет интересен. Пошел в бизнес. Достаточно быстро освоил­ся. Занимался компьютерной техникой, потом стал директором одного производственного предприятия, которое мы вывели из банкрот­ства. А затем наступили лихие 90-е. И когда меня окончательно замучили правоохрани­тельные органы — в то время на смену бан­дитам приходили другие бандиты, но в по­гонах, — я решил пойти в парламент. Думал каким-то образом повлиять на смену законо­дательства, чтобы дать бизнесу нормально развиваться. В итоге я в парламенте — четыре созыва.

— Недавно вас, вашу жену и несовершен­нолетних детей внесли в списки люстра­ций (запрет занимать государственные должности). За что вы попали в неми­лость?

— Мы с коллегами думали, почему имен­но моя фамилия вызывает такую неприязнь со стороны моих политических противников. Например, на закрытом заседании Верховной рады депутаты целых 30 процентов времени посвятили обсуждению того, что бы со мной такое сделать. У нас по телевидению идут пе­редачи, где собираются юристы и обсуждают, как сделать так, чтобы меня снять с выборов, лишить неприкосновенности и так далее. В от­ношении меня возбудили три уголовных дела. Но ведь я просто озвучиваю мысли и настро­ения жителей юго-востока. У нас на Украине — блокада страха. Если человек высказывает свое мнение в Фейсбуке и кому-то это не нра­вится, то его вычисляют, избивают, снимают на камеру, а ролик выкладывают в Интернет. Это первое предупреждение — чтобы больше ничего подобного не писал в соцсетях.

(Ранее Царев рассказывал историю, как в Днепропетровске активисты «Правого сек­тора» подошли к молодому человеку на авто­бусной остановке, крикнули: «Слава Украине, героям слава!» Парень промолчал, не поддер­жал их таким же приветствием. Тогда активи­сты начали его избивать, отобрали телефон. Зашли с его телефона на страницу в соцсети, а там фотография этого парня с георгиевской ленточкой. Итог — молодой человек оказался в больнице со сломанными пальцами.

Другому мужчине, у которого нашли георгиев­скую ленточку, воткнули нож в ногу. В Донецке совсем юный пацан, школьник, писал на анти­фашистские темы. Его вычислили, поймали, избили и заставили извиниться перед украин­ским народом на камеру.)

— Люди боятся идти наперекор действующей власти, — продолжает собеседник. — Но всем бояться нельзя. Наверное, мои действия сильно раздражают противников. Но я не за­хватываю здания, не руковожу повстанцами, хотя они меня все время принимают в любом здании, в любом коллективе. Мне рады, ког­да бы я ни явился к ним — днем, ночью. Они делятся со мной продуктами, чаем, ведут от­кровенные беседы. Но я политик. Я защищаю точку зрения на политической платформе. И тем не менее это вызывает агрессию.

— Вам теперь запрещено занимать госу­дарственные должности?

— Я никогда в жизни не состоял на госслужбе. Да, я народный депутат. Но я никогда не был в исполнительной власти и вряд ли туда пой­ду. Мне не нравится, чтобы мной руководили. Единственным руководителем у меня был Янукович — как президент и как лидер партий­ной организации. А так я свободный человек. Поэтому мне эти санкции и люстрации кажут­ся смешными. Я понимаю, что действующая власть временна. И все придуманные законы они не смогут осуществить на деле.

«Я легко сниму свою кандидатуру с выборов»

— Олег, вы много лет занимались класси­ческой борьбой. Почему не пытались за­щититься, когда на вас напали в Киеве?

— В толпе это сделать невозможно.

— Была большая толпа?

— Их было много.

— А ваша охрана где находилась в это вре­мя?

— Моя охрана сдала оружие. А с той стороны было оружие.

— В любой другой ситуации вы могли по­стоять за себя?

— Дело не в этом. В тот момент моя главная задача была — остаться на ногах. Не упасть.

— Вы считаете предстоящие выборы на Украине нелегитимными. Однако вы идете и баллотируетесь. Зачем?

— Я использую эту площадку для того, чтобы донести до народа точку зрения юго-востока. Это во-первых. Во-вторых, я объехал все го­рода юго-востока и встретился практически со всеми лидерами протестных движений. Собрал и объединил их. Одно это стоит того, чтобы теперь участвовать в выборах.

— Вы допускаете, что вам придется отка­заться от участия в выборах?

— Легко допускаю.

— В этом случае кому бы отдали свои го­лоса?

— Мы решили на координационном сове­те, что если увидим, что власть абсолютно не прислушивается к нашим требованиям, я отзову свою кандидатуру и напишу заявле­ние о неучастии. Но передавать свои голоса я точно никому не стану. Если выборы сочтут нелегитимными, то нет смысла вообще кому-то отдавать голоса.

— В каком случае выборы могут не состо­яться?

— Законодательство специально было изме­нено таким образом, что выборы состоятся, даже если придут два избирателя со всей Украины. Нет, три. И проголосуют за одного и того же. Очевидно, что выборы в таких усло­виях не должны проводиться, и я об этом по­стоянно заявляю. Когда армия воюет со сво­им народом, когда одни кандидаты могут посещать только одну часть Украины, другие — другую, выборы абсурдны. Необходимо для начала решить гражданский конфликт, разоружить людей, вернуть армию в места постоянной дислокации, а уже потом прово­дить выборы.

— Как вы собираетесь проводить предвы­борную кампанию, если не можете прие­хать на запад Украины, потому что на вас там постоянно нападают?

— Согласитесь, если бы я не попытался прие­хать в Киев и не показал бы, что это невозмож­но, никто бы не узнал, что это невозможно.

— В этот раз вас пронесло. Вы живы-здоровы. Но ситуация могла развернуть­ся по-другому. И нужны ли такие жертвы ради президентского кресла?

— Жизнь политика такая же по ценности, как жизнь обычного, любого другого человека. Только ответственность у нас выше. А цен­ность жизни — одинакова.

— Вы готовы погибнуть за Украину?

— Когда меня заблокировали в здании укра­инского телеканала, куда я приехал для уча­стия в прямом эфире программы «Свобода слова», то мне разъяснили: если я выйду на улицу и встану на колени, то мне сохранят жизнь. Мы отбили два штурма. Охраны внутри у меня не было. Но я понимал, что со мной находятся женщины — группа поддержки кандидата в президенты. И надо было что-то решать — выводить людей и отводить от них угрозу. Я отдал мобильные телефоны, снял пиджак и пошел в толпу со словами, что ни­когда в жизни не встану на колени. Предла­гали мне и другие варианты. Говорили: мол, сложи полномочия, напиши заявление, что отказываешься баллотироваться. Но в тот момент я понимал, что меня снимают на каме­ру, на меня смотрит мой сын в прямом эфире. Кстати, так и было — за ту ночь мой 18-летний сын потерял 2 килограмма. И я осознавал, что не могу сдаться. И в этих условиях речь уже не шла о моей жизни. Речь шла о целой стра­не. И вот, слава богу, я живой.

— А вы не боитесь за свою семью? Кстати, где они сейчас?

— В Днепропетровске. Куда переехал и «Пра­вый сектор».

— До всех этих событий вы жили в Киеве?

— Я жил на съемной квартире в Киеве. У меня не такой большой бизнес, чтобы позволить себе купить в столице квартиру.

— По слухам, вы совсем не бедный чело­век?

— У меня производственный бизнес. То есть не у меня. У моей супруги.

— У нее вроде сеть салонов красоты?

— Нет, у нее бумажная фабрика по произ­водству бумаги и хлебокомбинат. И она всем этим руководит, пока я занимаюсь политикой. У меня еще четверо детей.

— Сколько им лет?

— 6, 10, 14, 18.

«Госохрану у меня отобрали»

— Олег, почему вам не выдали госохрану, единственному из всех кандидатов в пре­зиденты?

— Мне охрану не то что не дали — ее у меня у меня сразу отобрали, что является грубым нарушением действующего законодатель­ства. Более того, не поленились обзвонить все частные компании, которые занимают­ся охраной, и предупредить: если они будут работать на меня, то у них отзовут лицензию. Этакий способ политической борьбы.

— А как же вы теперь передвигаетесь по Украине?

— Это известие я получил три дня назад. Еще не передвигался.

— Со дня на день вы вернетесь на родину — кто вас будет охранять?

— У меня много сторонников. Я нанял непро­фессиональную охрану.

— Что вы можете сказать о Тимошенко? Что с ней происходит в последнее время? Утром она говорит, что надо собирать ре­ферендум. Днем заявляет о необходимо­сти ввести войска. Вечером — что отзыва­ет свою кандидатуру с выборов.

— Это чисто по-женски.

— Никакой логики вы в этих заявлениях не видите?

— Она выдает определенные вещи в зависи­мости от того места, в котором она находится и к кому обращается. Я же всегда и везде го­ворю одно и то же. Не то что это хорошо и пра­вильно. Я ведь тоже достаточно много ошибок в жизни совершил. Помню студенческие годы. И очень хорошо понимаю сейчас ту молодежь, которая вышла на Майдан. Ведь когда я учил­ся в МИФИ, в Москве происходили значимые события — ГКЧП, Белый дом, и мы с прияте­лями постоянно норовили куда-нибудь выйти, за что-нибудь постоять…

— Все, что происходит сейчас на Донбас­се, это начало гражданской войны?

— Да.

— Война неизбежна?

— Я очень внимательно наблюдал, как долго сталкивали Майдан. Он никак не хотел соби­раться, не хотел переходить к радикальным действиям. Я видел, сколько было потраче­но сил на то, чтобы все-таки он состоялся, чтобы гибли люди, чтобы пошла волна гнева. Есть социологические исследования: при определенном среднем возрасте общества революция невозможна. Украина превышает этот средний возраст. Конечно, у нас ситуа­ция усугубляется низким уровнем и коротким сроком жизни. Но когда основную массу стра­ны составляют люди постарше и помудрее, революция вообще невозможна. Поймите, были приложены сверхусилия для того, что­бы раскачать Украину. И вот точно так же тра­тятся сверхусилия для того, чтобы столкнуть Западную и Восточную Украину. Люди это­го не хотят. Не хотят стрелять друг в друга, не хотят, чтобы была война, не хотят разрухи. Но всегда в любом обществе найдется опре­деленный процент людей, которые готовы стрелять, участвовать в военных действиях. Сейчас таких людей пытаются собрать и на­править на юго-восток. От успешности реше­ния этой задачи зависит, начнется война или нет. В этом смысле личность днепропетров­ского губернатора приобретает достаточно серьезное значение.

— Кто эти люди, которые готовы стре­лять?

— Радикалы, националисты.

— За что? За убеждения или деньги?

— В том числе и за деньги. Например, есть та­кой днепропетровский отряд националистов «Днепр». Участникам этой организации платят 15 тысяч гривен в месяц — это чуть больше тысячи долларов. Руководитель зарабатывает от 2 до 4 тысяч долларов в месяц. При услови­ях, когда у нас в стране многие предприятия остановились, это хорошие деньги.

— По украинской версии, все, что сейчас происходит в вашей стране, — дело рук российских диверсантов?

— Я их не видел. Меня хорошо принимают повстанцы, протестующие на юго-востоке. Пожалуй, никто из кандидатов в президенты не проникал еще в те места, где был я. Меня пропускают и в захваченное здание Донецкой администрации, в здание Луганского СБУ. Так вот, я нигде не видел российских представи­телей.

— Кто же эти «обычные люди», которые за­хватили СБУ в Луганске?

— Валерий Болотов — у него небольшой биз­нес, дома жена, дети. Помогает ему его друг Игорь. После того как «закрыли» их товари­щей, с которыми они организовывали митинги в Луганске, ребята решили захватить здание СБУ. Проникли внутрь, надели ту форму, кото­рая находилась внутри, и взяли оружие.

«Армия Украины может залить кровью юго-восток»

— Сейчас можно спрогнозировать, как бу­дет развиваться ситуация на юго-востоке в ближайшее время?

— Армия Украины может все-таки залить кро­вью юго-восток. Это может быть батальон, на­бранный из радикалов. Могут быть еще какие-то подразделения. С «Правым сектором» действующая власть тоже хочет поработать.

— У ополченцев много оружия?

— Да. Если из здания СБУ в Луганске не вы­шло ни одной единицы оружия, то из район­ных отделений милиции оружие разошлось. Возможно, у ополченцев есть какие-то дру­гие источники поставки оружия. Но я об этом не знаю.

— Украинскому временному правитель­ству все равно, что думают о них за гра­ницей, как выглядит то, что они делают?

— Это так. Но их оправдывают, что бы они ни делали.

Ирина БОБРОВА.