Газета "Кишиневские новости"

В годовщину взрыва в питерском метро мы выяснили, как сложились судьбы пострадавших

На днях была вторая годовщина теракта в метро Петербурга. Взрыв произошел на перегоне между станциями «Сенная площадь» и «Технологический институт». Накануне годовщины Московский окружной военный суд приступил к рассмотрению уголовного дела. На скамье подсудимых — 11 человек. Только один обвиняемый признал свою вину. Судьба обвиняемых предрешена. Им светит пожизненное заключение. Но пострадавшим в трагедии от этого не легче. Их жизнь навсегда разделилась на две части. Но каждый переживает эту катастрофу по-своему. Кто-то замкнулся в себе, кто-то, наоборот, искренне радуется каждому новому дню.
О разных способах пережить теракт — в нашем материале.

«Человеческие останки разметало по всему вагону»

Игорю 23 года. В тот день молодой человек возвращался домой из университета. Пары закончились в 14.25. От учебного заведения до метрополитена каких-то 5–7 минут. В 14.35 прогремел взрыв.
— Я помню тот день чуть ли не по минутам. Будто вчера все произошло.
— Такое бывает, что воспоминания не стираются?
— Выходит именно так. Я стоял в нескольких метрах от смертника. Прошел мимо него, когда заходил в вагон. Мой товарищ, который еще ближе к нему находился, потом вспоминал, что террорист за секунды перед взрывом стал бледным как полотно и испуганным.
Когда раздался взрыв, вдруг все пожелтело. Стало тепло. Через пару минут я начал себя ощупывать. Не понял сразу, что произошло, почему у меня сгорели волосы и что сейчас на мне находится. Лежал на боку. Света не было. Попытался встать, но мне крикнули, чтобы лежал. Я спросил: «Стреляют?» Мне никто не ответил. Затем подполз к боковым сиденьям, к ближайшей двери, чтобы укрыться. Ждал, пока остановится поезд. Увидел людей в углу — они сильно прижимались друг к другу, кричали, на их лицах я видел ужас. Но по-прежнему не понимал, что произошло, пока не оглянулся назад. Человеческие останки людей разметало по всему вагону, их было очень много везде, и на мне тоже. Я схватил сумку, начал выбивать ногами дверь вместе с каким-то мужчиной. Мне удалось вылезти в разбитое окно, поднялся наверх на улицу.
— Вы без посторонней помощи поднялись на улицу?
— Это адреналин, он притупляет чувство боли и заставляет двигаться активнее. Я один из первых, кто поднялся на платформу. После того как выбил ногами стекла, подбежал к диспетчеру, которая сидела внизу в будке. Начал кричать, что в метро произошел теракт, думал, она запустит наверх еще эскалатор. Она спокойно ответила, что не может включить его. Я выругался и пошел по стоящему эскалатору пешком наверх. На меня смотрели люди. Некоторые снимали на телефон. Я кричал, что внизу теракт, не надо туда спускаться. Меня не слушали. Не понимаю, зачем нужны диспетчеры, если они не объявляли о теракте, не останавливали эскалатор, который шел вниз, не запускали второй наверх?
— Может, женщина растерялась? Обычно диспетчеры — пожилые люди, не сразу понимают, что произошло?
— Ей было лет 40–45. Растерялась? Но я ведь не растерялся. Представьте мое состояние. Я действовал как часы — быстро, правильно, с максимальной пользой и без лишних телодвижений и вопросов.
— Многие пассажиры тоже не растерялись, помогали раненым?
— Таких было, на удивление, много.
— Что происходило потом?
— Меня привезли в больницу. Дальше началась стандартная процедура — пострадавших осматривали медики, определяли степень тяжести повреждений, ставили первичные диагнозы. Мне кинули салфетки и сказали, что могу вытереться. Потом меня отвезли в реанимацию. Велели не шевелиться. Зашили рану на лице, сделали необходимые обследования. И оставили в больнице.
— Сколько времени провели в клинике?
— Лечение заняло около 3–4 месяцев. Я успел полежать в трех больницах по очереди. Постоянно переводили из одного учреждения в другое. У меня диагностировали ожоги 1–2-й степени 9% тела. Из травм — тяжелая контузия, закрытая черепно-мозговая травма, сотрясение мозга. Последствия после теракта ощущаю до сих пор. У меня в голове звенит ровно так же, как после взрыва в первые минуты.
— Компенсацию вам быстро выплатили?
— За компенсацией, как я и предполагал, пришлось бегать нам самим. Этим занималась моя мама — я в тот момент находился в недееспособном состоянии. В моем случае подтвердилось выражение: спасение утопающих — дело рук самих утопающих.
— Психологическая помощь вам понадобилась?
— Понадобилась, но не для погашения последствий, а скорее для себя лично. Меня ведь единственного из пострадавших предлагали перевести в психиатрическое отделение в Военно-медицинской академии. Заведующий этим отделением настаивал на переводе. Написал даже заявление моему лечащему врачу. Наверное, он подумал, что я сошел с ума, потому что слишком спокойно относился к произошедшему.
— Многие пострадавшие говорят, что жизнь после трагедии разделилась на «до» и «после».
— С появлением звона в ушах моя жизнь тоже разделилась на «до» и «после». Выглядит моя жизнь теперь так: меня госпитализируют на 20 дней, обследуют, проводят лечение, потом отпускают. Честно говоря, раньше я очень надеялся, что лечение поможет убрать звон в ушах или хотя бы сделать его тише. Но тщетно. Ничего не меняется.
— Вы сейчас учитесь, работаете?
— Заканчиваю университет. С учебой тоже непросто пришлось. Когда меня выписали из больницы спустя 4 месяца после теракта, пришлось сдавать все экзамены, иначе грозились отчислить, несмотря на то что у меня была уважительная причина не посещать лекции. После того как я первый раз после теракта вернулся в вуз, у меня спросили: «Почему вы на пары не ходили?» Очень хотелось ответить: «Потому что не доехал». Но промолчал. Не раз приходилось слышать такой упрек в свой адрес: «Ты пользуешься своим положением». Эти слова я запомню до конца жизни. А однажды я услышал от преподавателя такое, что опешил и онемел. Как-то я очередной раз оправдывался за прогулы, потому что лежал в больнице. В ответ услышал: «Меня не интересует, что там произошло, это не повод не ходить на пары и вовремя не сдавать работу». То есть если бы мне в вагоне оторвало голову, это не стало бы основанием не ходить в университет и не сдавать работы?

«Соболезнования от арестованных не было»

Марина Кочунова — одна из пострадавших в теракте — сразу предупредила: «У меня все хорошо. Правда. Вам же не нужны истории со счастливым концом?»
Нужны. Мы попросили Марину рассказать о том, как она живет спустя два года после трагедии.
— Сам момент трагедии я не видела, — начала разговор собеседница. — Единственное, что помню, как спустилась в метро, — зашла в вагон электропоезда, включила фильм на телефоне, и всё. Следующие воспоминания — больница, родственники, муж и мое недопонимание: что же я там делаю? Воспоминания не яркие, но, думаю, из памяти не сотрутся. Можно сказать, помню немного, скорее, даже ничего. Наверное, это и хорошо. Я даже долгое время путала станцию метро, где спускалась в вестибюль метрополитена, и город, в котором в тот момент находилась.
— А то, что предшествовало взрыву, помните?
— В вагоне ни о чем не думала. Была увлечена фильмом. В больнице я оказалась достаточно быстро после того, как меня вытащили из метрополитена. Меня доставляли на вертолете. Из-за моего сложного физического состояния после проведения ряда операций меня ввели в медицинскую кому. Поэтому про первые девять дней в больнице рассказать ничего не могу.
— Какие травмы у вас диагностировали?
— Черепно-мозговая травма головы — у меня была сломана лобная кость с левой стороны, открытый перелом кости голени, оторванные пальцы ног на правой ноге и осколочные ранения руки, ноги и тела. В больнице провела почти четыре месяца с момента поступления и еще две недели в санатории. Последствия остались до сих пор.
— Компенсацию вам выплатили в полном объеме?
— Не скажу, что быстро, но компенсацию все-таки выплатили. Сколько? Могу сказать только, что сумму выдали в полной мере. За лечение денег с меня никто не просил. Знаю, что проблемы с выплатами компенсаций коснулись людей, у которых не было тяжелых травм, они не обращались сразу в медицинские учреждения. Поэтому им приходилось доказывать, что они находились в том вагоне метро.
— Психологи работали с вами?
— Психологическая помощь не понадобилась, так как рядом всегда находилась мама или муж.
— Долго приходили в себя?
— С произошедшим терактом я смирились еще в больнице. Понимала, что уже все случилось, ничего изменить я не могу. После выписки из больницы приходилось психологически привыкать к санаторию. И так далее. Каждый день приходится к чему-то привыкать.
— Вы не вспоминаете о том дне?
— Момент, когда я перестану думать о трагедии, наступит еще не скоро. Так сложилось, что пока что многое крутится вокруг последствий теракта.
— Родственники обвиняемых вам соболезнования приносили?
— Соболезнования от арестованных никто не приносил. Думаю, они убеждены, что они сделали все правильно.

Одна из обвиняемых в организации взрыва в питерском метро.

Ирина БОБРОВА.