Игра вдолгую Сергея Лаврова
Министр иностранных дел РФ: «Наша история знала периоды, когда мы почти были на грани надрыва, но наш народ с честью проходит любые испытания»
Я целенаправленно старался добиться того, чтобы наша беседа с руководителем российской дипломатии вышла по максимуму недипломатичной. И по итогам своего разговора с Сергеем Лавровым считаю эту цель достигнутой. Естественно, наш умудренный опытом министр иностранных дел не мог открыто сказать мне обо всем. Но того, что он все-таки сказал, достаточно, чтобы понять, как именно окружающий Россию мир видится с капитанского мостика нашей внешней политики.
— Многим кажется, что главной особенностью российской внешней политики в данный момент является ощущение полной безнадежности. У нас все безнадежно в отношениях с США, Украиной…
— Если выстраивать внешнюю политику исходя из того, что нужно полагаться на отношения с США, с какой-то другой одной страной или даже группой стран, например Евросоюзом или НАТО, то ты рискуешь оказаться в ситуации, когда тебя будут наказывать. Что мы сейчас и наблюдаем.
За что нас наказывают? За то, что мы хотим, чтобы русских, русскоязычных, наших соотечественников не притесняли и не дискриминировали, чтобы им не угрожали национал-радикалы и откровенные неонацисты, как это произошло, скажем, в отношении Крыма.
Мы также хотим, чтобы вокруг нас было безопасно, чтобы в мире существовал порядок, который опирается на международное право, потому что это гарантия предсказуемости. А нам нужна предсказуемость в наших планах, чтобы никто не пытался переиначить Устав ООН и существующие правила.
Конечно, мы сейчас находимся в ситуации, когда нашим руководством уже сделаны выводы о том, что мы не можем полагаться на те страны, которые были нашими стратегическими партнерами, как, например, Европейский союз, и которые пошли на поводу у американцев в их стремлении вернуть себе доминирование в мире. Мы обязаны сейчас выстраивать нашу линию на международной арене «вдолгую». Не просто руководствуясь тем, как нам жалко, что сегодня нам не разрешают что-то делать на шельфе, например.
Китайцы сейчас создают свою систему. Мы создаем Евразийский экономический союз, координируемся с китайской концепцией «Один пояс, один путь». Это длительный процесс — процесс ухода от доллара и зависимости от капризов Вашингтона, от того, какая администрация придет там к власти и как она будет манипулировать из конгресса. Но без этой игры вдолгую мы не избавимся от этой зависимости. А нам нужно создавать такую стратегическую линию, которая в конечном итоге, пусть и через продолжительный исторический период, обеспечит нашей стране устойчивость и независимость.
— Адекватно ли мы рассчитали собственные силы в этой игре вдолгую? Не получится так, что мы все-таки надорвемся под западным давлением?
— Я исхожу из того, что наша история, которая насчитывает более тысячи лет, знала периоды, когда мы почти были на грани надрыва, но у нас такой народ, который проходит любые испытания с честью и достоинством. Я в этом убежден.
— Россия очень много говорит о защите прав русских на Украине и в странах Прибалтики. Почему официальная Россия не столь активна в вопросе защиты прав русских в Центральной Азии?
— Я бы не сказал, что мы здесь недорабатываем, но, наверное, всегда можно делать больше. Мы достаточно плотно отслеживаем ситуацию. Главное, как вы понимаете, не поднимать шум, а добиваться того, чтобы вопросы решались на практике. Смею вас заверить, что мы ставим эти вопросы перед нашими центральноазиатскими партнерами и будем продолжать добиваться того, чтобы они учитывали это в своей работе. Мы понимаем стремление каждой уважающей себя и свою историю страны к укреплению своей идентичности, идентичности своего народа, судьбы. К сожалению, когда начинаются такие процессы, бывают эксцессы. Мы видим статистику. Совсем недавно я проводил заседание Правительственной комиссии по делам соотечественников за рубежом. В том числе мы слушали доклад о реализации Программы по оказанию содействия добровольному переселению в Россию соотечественников, проживающих за рубежом. Речь идет о возвращении десятков тысяч человек из ряда стран Центральной Азии, и мы об этом говорим нашим коллегам. Если они заинтересованы сохранять многоэтничность и многоконфессиональность, то нужно предпринять какие-то шаги, чтобы русские и русскоязычные ощущали себя полноценными гражданами. Они ведь и хотят таковыми там оставаться, так же как и в Прибалтике. Причем когда в Эстонии и Латвии наших соотечественников лишают права голоса, то это нечестно, потому что, когда проводились референдумы о независимости, их голоса считали. И они в подавляющем большинстве голосовали «за», т.е. они хотели и хотят быть лояльными гражданами своих государств. На этом пути есть небольшой прогресс, но явно недостаточный.
— Чего Россия пытается добиться на белорусском направлении своей политики? Оправданны ли опасения многих политиков в Минске, включая президента, что мы пытаемся лишить Белоруссию независимости?
— Конечно, подобные опасения не оправданны. Мы не можем занимать такую позицию по отношению к братскому белорусскому народу. Мы ничего особенного не добиваемся. Хотим, чтобы чаяния россиян и белорусов, которые в свое время были воплощены в союзном Договоре, реализовывались на практике. Если сейчас настроения в наших обществах требуют каких-либо дополнительных шагов, то мы к этому готовы. У нас одобрен документ — Приоритетные направления и первоочередные задачи развития Союзного государства на 2018–2022 гг. Там идет речь об очень простой задаче — выравнять условия для экономического сотрудничества и для обычных граждан. Например, в Белоруссии есть разница в стоимости санаторных услуг для своих и иностранцев. По союзному Договору это сейчас выравнивается. Похожие вещи сейчас делаются для людей, чтобы отсутствовала разница в том, как они себя ощущают в России и Белоруссии. Наверное, это и есть самый главный критерий единства наших стран.
— Мне очень не нравится, как Америка сейчас пытается методами грубого давления поменять режим в Венесуэле. Но заслуживает ли правительство этой страны нашей поддержки? Надо было очень хорошо «постараться», чтобы довести экономику такой богатой страны до того состояния, в котором она сейчас пребывает.
— Я с вами согласен в том, что касается социально-экономического положения Венесуэлы. Честно скажу, что уже не первый год мы стараемся подсказать нашим венесуэльским коллегам необходимость реформ. По их просьбе проводились специальные консультации. Недостатка в соответствующих рекомендациях нет. Сказав это, я не могу не сказать, что мы не приемлем тех методов, которыми США пытаются улучшить жизнь венесуэльского народа. Это высокомерно и великодержавно, а нарочитая вседозволенность далеко не только про Венесуэлу. Уже сказали, что следующие на очереди будут Никарагуа и Куба, а значит, и любая другая страна, режим и правительство в которой не нравятся США.
— Что все-таки российские военные делают в Венесуэле? Не пытаемся ли мы устроить там «вторую» Сирию?
— Нет, совсем не пытаемся. Мы об этом говорили публично, и нам скрывать нечего. Есть Соглашение, подписанное в 2001 г. с Уго Чавесом. Оно ратифицировано национальным парламентом, полностью законно и соответствует всем требованиям Конституции Венесуэлы. В соответствии с этим Соглашением мы передали Венесуэле военно-техническое имущество. Оно нуждается в обслуживании. Сейчас наступил срок очередного такого обслуживания. Больше ничего.
— Война в Сирии закончена или нет? Не получится ли так, что мы завязнем в делах этой страны на десятилетия вперед?
— Нет, война не закончена. Нам важно окончательно устранить очаги терроризма. Один очень тревожный — это Идлиб, где остаются несколько тысяч террористов, в том числе выходцев с постсоветского пространства, включая Российскую Федерацию. Там идет достаточно серьезная работа с Турцией и, естественно, с правительством Башара Асада. Этому посвящены регулярные контакты наших военных. Террористы «Джабхат ан-Нусры» (запрещенная в России организация) создали там новую структуру под новым названием, в рамках которой они пытаются подмять под себя все остальные вооруженные формирования, в том числе и те, которые считаются умеренными и открытыми для диалога с правительством. Это плохой процесс, и сейчас, наконец, началось совместное патрулирование российскими и турецкими военнослужащими в отдельных районах зоны безопасности Идлиба.
Второй очаг — на восточном берегу Евфрата. Там находится около тысячи террористов в заключении под присмотром курдов, которые сотрудничают с американцами. Большинство — граждане Западной Европы, которые там натурализовались в свое время. Очень тревожит, что страны их гражданства не хотят их забирать, планируют лишать гражданства, а американцы заявили о том, что, если этих людей не заберут, они их просто отпустят. То есть сотрудничество по терроризму, к сожалению, не является всеохватывающим. И каждый поступает достаточно эгоистично в подобных ситуациях. То, что Президент России Владимир Путин, выступая в 2015 г. в ООН, предложил создать по-настоящему глобальный, универсальный фронт борьбы с терроризмом — остается весьма актуальной целью.
Сейчас возобновили с американцами антитеррористический диалог после их долгих попыток от этого уклониться, восстанавливаем его также с ЕС и в качестве одного очень конкретного предложения двигаем идею их присоединения к банку данных, созданному ФСБ, в котором накапливается информация о всех передвижениях т.н. иностранных террористов-боевиков. Такой повоевал в Сирии, под напором правительственных войск и союзников Дамаска оттуда уехал и может всплыть потом в Малайзии или Индонезии. Загружать информацию о таких людях очень важно, потому что потом можно быстро отследить, куда они исчезли. Нам, конечно, очень важно, чтобы они не возвращались в Российскую Федерацию.
— В прошлом месяце исполнилось 15 лет со дня вашего назначения на пост министра. Какие дни пребывания в этой должности были для вас самыми трудными?
— Любой день непростой. Конечно, здесь опыт имеет значение. То, что поначалу в новом качестве в любой должности любой человек будет осматриваться и пытаться понять, как ему оптимально выстраивать работу. В известной степени мне повезло — Президент России Владимир Путин пригласил меня на эту должность с поста Постоянного представителя Российской Федерации при ООН, где, так или иначе, прокручивается вся международная повестка дня. Но, конечно, на министерском уровне совершенно другая ответственность. Есть директивы президента, но по очень многим вопросам приходится определяться по ходу переговоров. Это ответственность. Я бы очень не хотел, чтобы я когда-нибудь утратил это ощущение ответственности.
— Не надоело нести этот груз ответственности?
— Работа очень интересная. Я не жалуюсь.
Михаил РОСТОВСКИЙ.