Газета "Кишиневские новости"

Немецкий подросток прошагал пол-Европы, чтобы воссоединиться с родителями, бежавшими в Россию

Когда вы читаете эти строки, в маленьком прибалтийском городке, на границе Европы с Россией, прячется мальчик. Ему 15. Он там совсем один. Он cбежал к своим родителям из детского дома в немецкой Тюрингии. Из семьи его с братьями и сестрами изъяли в 2011 году. Он гражданин Германии. И его ищут немецкие власти. Леон Бергфельд — один из пяти детей несчастной четы Бергфельд, год назад получивших временное убежище в России. Они известны своей открытой борьбой с ювенальной юстицией. Об их невероятной истории написали многие СМИ. Сегодня Соня и Маркус Бергфельд умоляют российские власти вмешаться и спасти их ребенка. Теперь уже одного из четырех — старший сын пары Нико умер.
Перед визитом к Маркусу и Соне Бергфельд меня предупредили, что фотографировать внешний вид их временного жилища, как и сообщать, где оно находится, не рекомендуется в целях безопасности. У себя на родине Бергфельды объявлены в розыск. За то, что вступили в борьбу с государственным ведомством по делам молодежи в Германии, так называемым Югендамтом.
Подобные чиновничьи структуры по надзору над семьями есть во многих странах Евросоюза. Но все же понятие «ювеналка» гораздо привычнее для русского слуха, чем немецкий Югендамт или норвежский Барневарн, нередко изымающие детей из семей якобы для их же блага. Кстати, не всегда в этих службах работают компетентные специалисты — иногда, об этом пишут в немецких СМИ, исполнителями становятся не слишком квалифицированные кадры и даже сидящие на минимальном заработке. Нравится ли им то, что они делают?
Моего школьного немецкого хватает на минуту светской беседы. «У вас очень красивый дом», — говорю я Соне. «Спасибо. Мы арендовали эту квартиру. Леон приедет, и у него будет своя комната».
В будущей комнате Леона идеальная, нежилая чистота, какой никогда не бывает там, где есть дети, над застеленной кроватью висит огромный атлас мира. Два полушария. Западное и Восточное. Вместе им не сойтись.
В ожидании сына Соня может флажками пометить те государства, которые ей с мужем пришлось пересечь, чтобы оказаться в Санкт-Петербурге. «Мы не могли вылететь из Евросоюза, так как у нас не было загранпаспорта для пересечения границы. Мы также не могли его оформить в Германии, так как был выписан орден на наше задержание», — вздыхает Соня.
12 дней они ехали на поезде и автобусе через всю Европу, около 90 километров шли пешком к российско-латвийской границе.
Почти такой же путь на днях проделал их 15‑летний сын…

Неестественный отбор

У Сони совершенно потерянный вид. Она говорит так много и обо всем сразу, что наш переводчик по ту сторону What’sApp, австрийский правозащитник Гарри Мурей, умоляет ее вещать хоть немного помедленнее.
Муж Маркус более отстранен. Бывший служащий вооруженных сил ФРГ, он сам будто является частью незыблемого немецкого орднунга, который они с женой осмелились нарушить. «По статистике, ежегодно в Германии изымают примерно 77 тысяч детей из семей, не выполняющих требования Югендамта», — Маркус подчеркивает, что это может коснуться кого угодно: и полноправного гражданина, и мигранта, живущего на социальное пособие. Любого.
Он говорит, что они сами были совершенно обычной семьей, мать занималась домашним хозяйством. Старший, Нико, увлекался игрой на гитаре. Катарина любила лошадей. Мишель училась в музыкальной школе на флейте. Леон мечтал стать футболистом. А маленький болезненный Тайрон ходил в детский сад. Семья активно участвовала в жизни местного евангелистского прихода.
Маркус: В 2011 году нам поступило предложение отдать детей в летний лагерь.
Соня: Туда должны были ехать и дети наших друзей. Их просили отпустить евангелическая церковь и гимназия.
Маркус: Но во время разговора по телефону с детьми, находящимися в лагере, мы узнали, что Нико прописали какие-то медикаменты. Что он якобы страдает синдромом гиперактивности. Мы были категорически против.
— Что за препарат назначили в лагере вашему сыну?
Маркус: Это был сильнодействующий психотропный препарат. Среди его побочных эффектов галлюцинации, внутричерепные кровоизлияния, повреждения головного мозга. В России он относится к списку запрещенных наркотических средств и психотропных веществ. У нас его выписывают многим детям, которым ставят диагноз гиперактивность и дефицит внимания, хотя существование этих болезней вызывает в обществе сомнения и споры, но родители не имеют права вмешиваться.
Бергфельды не хотели давать сыну сомнительные таблетки. На действия руководства лагеря и Югендамта они пожаловались в правоохранительные органы. Это и стало началом конца их семьи. Людям свойственно считать, что что-то плохое может случиться с кем угодно, но только не с ними.
В ответ на жалобу многодетных родителей Югендамт четыре раза подавал иск в суд с просьбой изъять детей у Бергфельдов, трижды суд отклонял иск Югендамта и только на четвертый раз принял положительное решение. Детей забрали 14 июля 2011 года, 22 июля суд лишил Соню и Маркуса прав на них.
«К нам домой в пять утра ворвалась полиция, — едва сдерживает себя Маркус. — Дети кричали, сопротивлялись, они не хотели уезжать. Я пытался их защитить, но нас разъединили насильно. Я был избит. Их отвезли в разные приюты, за сотни километров от дома, чтобы они не могли поддерживать контакт не только с нами, но и между собой».
Официальной задокументированной причиной изъятия младших Бергфельдов стало то, что их воспитывают неправильно, не кормят и что «они одеты не по погоде» — самая частая причина изъятия.
За последующие годы Бергфельды-старшие прошли все инстанции, чтобы восстановить свои родительские права: Верховный земельный суд, Конституционный суд ФРГ и, конечно же, ЕСПЧ…
Маркус потерял работу в армии. Пара организовала по всей стране митинги с лозунгами «Верните нам наших детей!», на одном из которых произошла перестрелка, и Соню тяжело ранили, ей удалили часть почки. Тогда они уехали на Мальту, где жили вместе с четырьмя сотнями своих единомышленников.
Открыто воюя с государством, Бергфельды окончательно настроили его против себя. Они имели полное право поступать так, как считали нужным для спасения своей семьи, но все эти годы их пятеро детей находились по другую сторону решетки.

«Похоронили своего сына»

Забирая детей, государство одновременно накладывает обязательства по алиментам, которые родители должны выплачивать за содержание каждого ребенка. В случае с Бергфельдами это было 5 тысяч евро в месяц. Умножьте сумму на пять — за Нико, Катарину, Мишель, Леона и Тайрона, получится 25 тысяч евро. Если алиментщики не отдают деньги, то теряют даже призрачный шанс на воссоединение, к тому же судебные приставы могут описать их имущество. Более обеспеченные слои и платят за содержание своих детей в казну гораздо больше, чем маргиналы.
Протестующие против системы были, есть и будут, как и везде, они устраивают свои митинги и пикеты, а толку?
Дети Бергфельдов тоже пытались бунтовать как могли — бежали из приютов. Их ловили и возвращали. Один из таких побегов закончился трагедией.
Десятилетняя Мишель искала дорогу домой и была подвергнута сексуальному насилию. Об этом писали немецкие газеты, преступник был пойман и осужден. Это сильно сказалось на ее состоянии. Раз за разом, год за годом девочку помещали во все новые лечебные учреждения. Все дальше и дальше от дома. Маркус и Соня не могут сказать, насколько Мишель действительно нуждается в постоянном наблюдении — они не видели ее много лет. «За это время она лежала в 26 психиатрических больницах», — утверждает Маркус. Я думала, что ослышалась, и переспрашиваю: «Во скольких? В шести?» — «В двадцати шести», — поправляет отец.
Катарине назначен пожизненный опекун, девушка признана недееспособной. Обеим сестрам даже по достижении совершеннолетия судом запрещено общаться с родителями.
Только двух младших мальчиков продолжали отпускать домой на выходные за хорошее поведение, не так часто, раз в три месяца, но однажды Маркус и Соня воспользовались этим послаблением, выкрав собственных детей, они бежали с ними из Германии в Испанию. В тот год на законных основаниях вернулся домой Нико, которому исполнилось 18 лет. Он мог отныне распоряжаться своей судьбой.
Впрочем, за это Бергфельдам предъявили счет об уплате 250 тысяч евро — столько стоило содержание сына в приютской системе.
Беглецам удалось скрыться от властей в маленьком прибрежном городке. Леона и Тайрона пристроили в частную гимназию.
«Наш Нико! — восклицает отец. — У него была разрушена вся иммунная система, кровь. Все это похоже на побочные эффекты от постоянного многолетнего приема психотропных медикаментов. У нас собраны документы по этому поводу. Каждые три дня Нико требовалось переливание. Его органы отказывались функционировать».
Соня: Треть последнего года своей жизни сын провел в клинике. Я надеялась до последнего, что Нико выкарабкается…
Незадолго до ухода юноша записал видеообращение, в котором обвинил ведомство Югендамт в своем состоянии и рассказал о том, что обращался в полицию с заявлением расследовать их деятельность, — но делу не дали хода.
Нико не стало 7 февраля 2018 года, в Гранаде в возрасте 20 лет он умер от гемофагоцитарного синдрома.
Смерть Нико выдала их тихое испанское убежище. Нельзя покинуть этот мир без того, чтобы государство не узнало об этом. Руководство госпиталя обратилось в посольство Германии по поводу оплаты лечения Нико, так как у его родителей не было денег. Властям стало известно об их местонахождении.
Спустя несколько дней после ухода брата Леона и Тайрона задержали прямо в школе и вывезли на территорию Германии.
Маркуса и Соню обвинили в краже собственных сыновей (в соответствии со ст. 235 УК Германии за такое грозит до 10 лет тюремного заключения) — какие чувства овладели ими? Растерянность? Отчаяние? Зачем вдруг они отправились искать правду в России?
«Мы доехали до Риги, дошли до вашего посольства, где предъявили свои паспорта с просьбой предоставить нам статус политических беженцев. Сказали, что нас преследуют. Нас доставили до границы. Мы смогли ее пересечь», — говорит Соня Бергфельд.
Им дали временное убежище сроком на год. Сначала Маркус и Соня не знали, как будут жить здесь, что есть и пить, но обустроились, нашли работу через Интернет в западных компаниях, оплачивают съемную квартиру. Они редко бывают в большом мире и за минувший год так и не выучили по-русски ни одного слова.

«Я не вернусь!»

Десять дней назад Леон бежал из детского дома в Тюрингии, где проживал после своего возвращения из Испании. Ни вещей, ни документов — ничего с собой… Ночью один на автомобильной трассе. Все, что Маркус и Соня смогли сделать, находясь за сотни километров, это организовать для него сопровождающего, чтобы одинокий ребенок не привлекал внимания полиции.
По словам родителей, у Леона нет четкого плана действий. В 15 лет так бывает. Он твердо знает только то, чего не хочет. «Пусть меня расстреляют, но обратно в детский дом я не вернусь», — заявил он маме по телефону.
Я специально не пишу названия города и даже европейской страны, где в данный момент скрывается Леон. Это может навести преследователей и на его след. А ему и так несладко. Работники консульства РФ, когда Леон к ним пришел, а он сделал это почти сразу, выслушали его историю и заявили, что не имеют возможности оказать ему содействие, зато с чистым сердцем порекомендовали подростку обратиться в… немецкое диппредставительство, получить там загранпаспорт, поставить в него российскую визу и — вперед к маме с папой. Хотя с Леоном чисто технически они говорили на одном языке, но были людьми будто с другой планеты.

КОММЕНТАРИЙ ЭКСПЕРТА
Гарри Муррей, директор европейского информационно-правозащитного центра:

— Мы с самого начала следим за ситуацией, которая сложилась вокруг семьи беженцев из Германии в Россию Маркуса и Сони Бергфельд. Мы считаем, что действия немецких властей можно оценить как откровенное преследование. Леон Бергфельд бежал из евангелического приюта не просто так. Он дал показания о том, что неоднократно подвергался издевательствам, травле, избиениям, малолетних воспитанников заставляли выполнять тяжелую работу. Это не первый случай в Германии, когда подобные проблемы возникают в евангелических приютах, куда Югендамт помещает изъятых из семей детей.Почему это не пресекается? Дело в том, что рассвет этой церкви случился с приходом канцлера Ангелы Меркель, которая сама исповедует лютеранско-протестантскую веру. Видимо, церковники чувствуют поддержку со стороны высшего руководства страны. Россия является членом Совета Безопасности ООН. Она может и обязана оказать помощь семье, оказавшейся в трудной жизненной ситуации. Мальчик обратился к российским дипломатам за помощью, в том числе медицинской. Мы надеемся, что Россия поможет прекратить страдания Бергфельдов.

Екатерина САЖНЕВА.