Газета "Кишиневские новости"

Макрон хочет стать самым влиятельным политическим лидером в Европе

Президент Франции Макрон очень мило пообщался с Пути­ным в Санкт-Петербурге, а вот общение Трампа с вождем Се­верной Кореи Ким Чен Ыном не задалось: заранее объявленный историческим саммит двух самых экстравагантных политических лидеров мира американцы вро­де бы сперва отменили. Казалось бы, из этих двух событий прямое отношение к России имеет толь­ко одно. Но это не так. Прямое отношение к нашей стране име­ют обе эти новости — при этом и в том и в другом случае речь идет о новости со знаком плюс.

В последние несколько месяцев на двух разных международных конференциях мне довелось пообщаться с двумя разными депу­татами французского парламента от партии Макрона «Вперед, республика!». Но оба этих народных избранника демонстрировали под­черкнутое дружелюбие — и по отношению лично ко мне, и по отношению к России.

Особенно это бросалось в глаза на кон­трасте с резкими и депрессивными репли­ками коллег из Германии — страны, которая традиционно считалась в Европейском союзе главным спецом по отношениям с Москвой. И этот мой личный опыт не случаен и не субъ­ективен. Политическая элита Германии уста­ла от своей прежней роли главного визави и главного интерпретатора политики Кремля. Берлин, естественно, по-прежнему заинтере­сован в сохранении и укреплении своих эко­номических связей с Россией. Но в полити­ческом плане немцы хотят сейчас достаточно серьезно дистанцироваться от Москвы.

Однако не зря говорят, что свято место пусто не бывает. На добровольно освобож­даемую Меркель и ее новым министром иностранных дел политическую территорию стремительно врывается радостный Эмману­эль Макрон. Чтобы понять глубинные психо­логические мотивы поведения «нового зака­дычного друга Путина», необходимо держать в уме два обстоятельства: стремление очень многих политиков превратиться в современ­ную реинкарнацию Наполеона Бонапарта и традиционно внутренне противоречивое от­ношение официального Парижа к Америке.

Факт, о котором очень многие не знают: на излете Второй мировой войны президент США Франклин Рузвельт упорно не хотел предоставлять Франции статус державы-победительницы. Очень хорошо ладивший со Сталиным Рузвельт в упор не замечал Шарля де Голля и на полном серьезе хотел учредить во Франции американскую оккупационную администрацию. Ход событий заставил Руз­вельта отказаться от этих планов. Но отец-основатель современной Франции де Голль о таких оскорбительных намерениях не забыл — не забыл и стал основоположником тради­ции при любом удобном случае показывать фигу Вашингтону.

Такие удобные случаи случаются до­статочно нечасто. В Париже очень четко осо­знают невозможность изменить свой статус младшего партнера Америки. Но в отличие от англичан, которые холят и лелеют свои осо­бые отношения с США, даже и помыслить не могут о бунте, французы очень ценят иногда выпадающие им шансы показательно взбрык­нуть — особенно если это не выйдет им боком. Например, в 1966 году тот же де Голль сде­лал ход конем: объявил о выходе Франции из военных структур блока НАТО. Реальные от­ношения Вашингтона и Парижа это изменило очень мало. Но всему миру было предложено восхититься французской самостоятельно­стью и независимостью.

Макроном движет очень похожее жела­ние. Президент Франции хочет стать самым влиятельным политическим лидером в Евро­пе, и это подталкивает его к тесному обще­нию с Путиным. Мол, неповоротливая хозяй­ка самой большой экономики ЕС Меркель не сумела ни о чем договориться с упорным и вредным русским медведем. А вот у меня, прыткого, ловкого и изящного француза, это получается на раз-два. Смотрите, завидуйте, восхищайтесь моей государственной мудро­стью!

У действий президента Франции есть и другая мотивация. О занимавшем в 50-е годы прошлого века пост госсекретаря США Джоне Фостере Даллесе Черчилль как-то раз высказался так: «Даллес — единственный из известных мне слонов, который таскает за со­бой собственную посудную лавку». Для Чер­чилля — единственный, а для нас — не един­ственный. Как показал импульсивный отказ нынешнего президента США от импульсивно же назначенного рандеву с блистательным то­варищем (такой у него титул) Ким Чен Ыном, по сравнению с Трампом Даллес — это лох и подмастерье. А ведь перед историей с несо­стоявшимся с корейским лидером саммитом были шокировавший европейцев выход Трам­па из ядерной сделки с Ираном, отказ пре­зидента США от участия в договоренности о мерах по борьбе с изменениями в климате и много чего еще.

В европейских политических кругах та­кие загогулины «лидера свободного мира» вызывают откровенное беспокойство. Я сво­ими ушами слышал, как вполне серьезные — и настроенные довольно недружественно по отношению к нам — европейские эксперты высказываются в духе, что Америка уже не та и что проблемы в отношениях с США на­чались еще до Трампа и после Трампа тоже не закончатся. Как явствует из предыдущего предложения, объединяться с Россией ради «борьбы с американским гегемонизмом» никто из серьезных лидеров в Европе не на­мерен. Сам этот термин — «объединение с Россией» — вызывает в сердцах европейцев панический ужас. Но в Европе не прочь идти по отдельным вопросам параллельными кур­сами с Россией.

А о таком «параллелизме» тоже надо договариваться, чем, собственно, Макрон в Санкт-Петербурге и занимался — к своему и нашему удовлетворению. Удовлетворению, которое, впрочем, ни в коем случае не должно затмевать в наших глазах неприятные сторо­ны реальности. Аккурат в момент пребывания Макрона в РФ Нидерланды и Австралия офи­циально возложили на Россию ответствен­ность за уничтожение малайзийского «Боин­га» в 2014 году.

С политической точки зрения ничего со­держательно нового в таких грозно звучащих формулировках нет. Ответственность за тра­гедию на Москву возложили сразу после ги­бели самолета. Но это неудобное совпадение — мы тут любезничаем с Макроном, а они! — следует считать полезным напоминанием о неприятных фактах, которые никуда не де­лись. То, что с нами заигрывает президент Франции, — это хорошо. То, что в Италии мо­жет появиться правительство, настроенное на борьбу с антироссийскими санкциями, — тоже хорошо. Но по-настоящему между­народное положение нашей страны изме­нится только тогда, когда с мертвой точки сдвинется политическое урегулирование на Донбассе и мы хоть о чем-то договоримся с США. Как говорят французы, се ля ви — та­кова жизнь.

Михаил РОСТОВСКИЙ.