Газета "Кишиневские новости"

Эксперт оценил шансы России на победу в противостоянии с Западом

Дело Скрипаля, Сирия, Донбасс, крепчающий санкционный ре­жим… Число фронтов, на кото­рых приходится воевать России — не только в переносном, но все чаще и в прямом смысле, — стре­мительно растет. О том, насколь­ко серьезна надвигающаяся на страну опасность, кто отравил шпиона-перебежчика Скрипа­ля и как велики наши шансы одержать верх в противостоянии с геополитическими недругами, в интервью нашему корреспон­денту размыш­ляет бывший со­трудник Службы внешней развед­ки, доцент МГИ­МО МИД РФ, специалист по стратегическому планированию Андрей Безру­ков.

— Скандал вокруг инцидента в Солсбе­ри, отравления Сергея Скрипаля и его до­чери. По версии российских властей, это провокация британских спецслужб. Так, во всяком случае, заявил недавно посол Рос­сии в Лондоне. У вас такое же мнение?

— Это, конечно, провокация. Провокация ли это самих британских спецслужб — не знаю. Поскольку я был профессионалом в области, имеющей близкое отношение к этой теме, не хочу безответственно бросаться словами. Давайте говорить о том, что нам известно со­вершенно точно. Во-первых, это, безусловно, провокация против России, потому что сама Россия против себя провокацию не сделала бы. У кого мог бы быть мотив? Кто заинтере­сован в том, чтобы отношения между Росси­ей и Западом, особенно Россией и Европой, вышли на новый уровень конфронтации? Это могут быть государства, в том числе Британия и Соединенные Штаты. Это могут быть отдель­ные лица. Например, некоторые российские граждане, находящиеся сегодня на Западе и называющие себя оппозицией президенту Путину. Это могут быть какие-то элементы на Украине — государственные или негосудар­ственные. Это могут быть и элементы внутри некоторых правительств Запада.

Борис Джонсон, нынешний министр иностранных дел Великобритании, пять лет назад в статье, посвященной взаимоотно­шениям Британии и Евросоюза, писал: если вы проигрываете в каком-то споре, то самое лучшее, что вы можете сделать в такой си­туации, — это бросить на стол «дохлого кота», совершить некий маневр, который заставит забыть о прежней теме разговора. Положе­ние правительства Терезы Мэй было очень тяжелым, проигрышным — и внутри страны, и что касается переговоров с ЕС. Но в резуль­тате антироссийской истерии консерваторам удалось на время укрепить свои позиции. То есть как минимум можно говорить о том, что они воспользовались представившейся воз­можностью. А возможно, сами же ее и создали — сами бросили на стол «дохлого кота». Пока ограничусь версиями. К сожалению, британцы не дают нам никакой конкретной информации. Более того, пытаются всячески скрывать ее, не допускают к расследованию.

— Но если они считают нас главными подозреваемыми, то такая линия поведе­ния как раз логична.

— Если бы у них была серьезная доказа­тельная база, они бы, уверяю вас, охотно при­влекли нас к расследованию и ткнули носом в доказательства. Причем расследование было бы абсолютно публичным. Но они себя ведут совершенно по-другому, и это заставляет думать, что никаких доказательств нет. И что мотивы на самом деле — внутриполитические. Они сами себя этим разоблачают.

— Если я правильно понимаю, вы скло­няетесь к версии о «дохлом коте»?

— Она классическая. Британцы изобрели «дохлого кота» и сами много раз его использо­вали. Когда у них возникает серьезный кризис, они никогда не останавливаются перед прово­кациями такого рода.

— По версии британской стороны, агенты-перебежчики продолжают оста­ваться для Москвы легитимной целью для убийства.

— Это абсолютно не так. Если говорить о том же Скрипале, то он был прощен и обменен. Дело закрыто, никаких претензий к нему не было. Россия не могла быть заинтересована в его устранении — хотя бы по той причине, что это ставит под угрозу вообще все переговоры по обменам.

— Похожий аргумент можно записать и в актив тамошних спецслужб: кого они завербуют, если судьба их агентов скла­дывается столь печально?..

— Ну, когда людей вербуют, они об этом не думают. Никто же ведь не собирается про­валиваться, иначе никого вообще нельзя было бы завербовать. Если и возникают опасения, то они связаны не с тем, что с этими людьми может случиться там, а с тем, что им грозит здесь в случае разоблачения. А это немалый тюремный срок. Так что в данной ситуации это не аргумент. Но, повторяю, я не настаиваю на том, что это сделали спецслужбы. Участие в подобных акциях государственных структур многократно увеличивает риск, поскольку нет никаких отходных позиций на случай провала. Это сразу ударит по государству.

— Но как тогда быть с версией о «до­хлом коте»? Кто в этом случае мог быть ис­полнителем? Ведь не сама же Тереза Мэй или Борис Джонсон это устроили…

— Найти исполнителя — не проблема. Есть масса криминальных структур, специали­зирующихся на таком «бизнесе». А с кримина­ла и взятки гладки, никто за него не отвечает. Еще лучше — найти какого-нибудь россий­ского отщепенца, чтобы потом сказать: «Это сделали русские».

— Вначале, помнится, говорили о том, что провокаторы стремились помешать избранию Путина. Но ведь по факту они скорее помогли…

— Не думаю, что задача состояла в том, чтобы помешать избранию Путина. Цель или, по крайней мере, одна из целей — подпортить репутацию Путина и России в мире. Создать повод для увеличения давления, новых санк­ций, не дать европейским странам, прежде всего Германии, наладить отношения с Росси­ей. Эта провокация — продукт не для внутри­российского, а для западного употребления.

— Сказав «а», Британии и ее союзни­кам надо будет говорить и «б». Какими, на ваш взгляд, будут следующие шаги той стороны? К чему нам следует готовиться?

— Наша безопасность зависит прежде всего от внутренней политики. Если страна будет успешно развиваться, если будут расти экономика, благосостояние граждан, никто ее дестабилизировать не сможет. Дестабили­зировать можно только слабый режим — ре­жим, которому народ не верит. Поэтому вся подрывная работа направлена сегодня глав­ным образом на то, чтобы дискредитировать власть, оторвать ее от народа. Чтобы потом вынудить ее пойти на уступки. У наших про­тивников нет просто сегодня иного выхода, по­скольку мы для них являемся вызовом. Россия — единственная страна, которая способна их уничтожить. И к тому же страна, которая может стать лидером движения против того порядка, который они навязывают миру. Поэтому дав­ление на нас будет только расти.

Однако и они переживают сегодня не луч­шие времена. Проблемы, с которыми сегодня сталкивается Запад, — глубокие, системные. Во-первых, Британия и Соединенные Штаты, являющиеся лидерами блока, руководивше­го миром в последние десятилетия, стреми­тельно теряют глобальное влияние. Экономи­ческое, политическое, военное… Во-вторых, элиты этих стран теряют контроль над вну­тренней ситуацией. Об этом говорят Брекзит и приход к власти Трампа. В-третьих, благодаря развитию коммуникационных технологий они перестают контролировать и информацион­ное пространство. Люди все меньше смотрят телевидение, все реже читают газеты. Тот же Брекзит, например, случился из-за того, что народ черпал информацию из альтернатив­ных, не контролируемых элитами источников. Люди устали от того, что говорят элиты.

— То есть России нужно просто до­ждаться, пока Запад окончательно «за­гниет»?

— Нет, мы не можем просто ждать. Мы должны очень активно и очень искусно оборо­няться. И даже, может быть, наступать. Дело в том, что для сохранения власти и влияния за­падным элитам нужно отвлечь внимание людей от того кризиса, в котором они оказались, сме­нить повестку. И один из способов — обостре­ние отношений с Россией. Проблема еще и в том, что этими странами руководят сегодня не самые сильные политики. Им никогда не прихо­дилось сталкиваться с экзистенциональными вызовами, принимать болезненные решения. Они привыкли к мелким разборкам между со­бой. Сегодня они стремятся повторить то, что делали по отношению к нашей стране полити­ки эпохи холодной войны — Рейган, Тэтчер и другие. Но поскольку у них нет таких талантов, которыми обладали их предшественники, они лезут напролом. Скорее всего, у них ничего не получится. Однако они могут наломать очень и очень много дров.

Проблема еще и в том, что помимо основ­ных игроков есть и маргинальные, некоторые из них могут увидеть в усилении конфронтации между Россией и Западом возможность поло­вить рыбку в мутной воде. И решиться на круп­номасштабную провокацию. Украина, напри­мер, может начать наступление на Донбассе.

— Как скоро этого можно ожидать?

— Думаю, когда закончится весенняя распутица, вероятность эскалации конфликта резко увеличится. И будет расти по мере при­ближения к началу чемпионата мира по фут­болу. То есть к моменту, когда можно будет нанести максимальный урон России и макси­мально угодить западным кураторам. Отвлечь внимание от события, которого так ждут у нас и во всем мире. Это было бы вполне в духе ны­нешнего киевского режима.

— И во что это может вылиться?

— Это может вылиться в серьезный «го­рячий» конфликт.

— Между Россией и Украиной?

— В принципе, да. Или вы думаете, что Украине будет дана возможность завоевать Донбасс военным путем? Я такой возможно­сти не вижу.

— Согласно распространенному мнению, и американский «кремлевский список», и прочие санкционные перечни своей конечной целью преследуют свер­жение Путина руками недовольной элиты. Согласны с такой трактовкой?

— Это смешно. Такая интерпретация сви­детельствует о непонимании реальных воз­можностей этих людей. Но безобидными эти меры назвать, конечно, нельзя. Они создают большие проблемы российскому бизнесу и, соответственно, российскому государству.

— Ну а вообще стоит такая цель — сме­на власти в России?

— Конечно.

— Каким же путем ее достигнуть?

— Не думаю, что у них есть четкое по­нимание того, как это можно сделать сейчас или в ближайшем будущем. Но если говорить о долговременной стратегии, то обычно они действуют следующим образом. Среди ис­теблишмента страны-противника находят людей, чьи взгляды наиболее им близки, и делают на них ставку — оказывают всяческое содействие. И одновременно давят на тех, кто не нравится. Когда первые приходят к власти, происходит точно такая же селекция, и на сле­дующем этапе у власти оказываются еще бо­лее близкие им по взглядам люди. И так далее. Они, как садовники, выращивают нужную им элиту и постепенно получают тот режим, кото­рый полностью их устраивает.

— Вы сказали, что мы должны не толь­ко обороняться, но и переходить в насту­пление. Что имеется в виду?

— Наступление, политическое наступле­ние — это предложение миру новой повестки дня — такой повестки, в которой мир был бы заинтересован. Мы должны стать здесь лиде­рами, должны создавать новые правила игры. Какие сегодня проблемы у мира? Первая — сохранение мира. Россия должна громким го­лосом заявить, что мы миротворцы, что мы не хотим войны и делаем все возможное, чтобы ее предотвратить. На всех театрах — будь то Афганистан, Сирия, Европа или Дальний Вос­ток — наша политика направлена на урегули­рование конфликтов…

— Некоторые аналитики — и по эту, и по ту стороны границы — считают, что Россия, ее руководители заинтересованы сегодня, напротив, в игре на обострение, на повышение ставок. В расчете на то, что рано или поздно Запад не выдержит и за­просит мира. В качестве подтверждения приводится, в частности, пример Север­ной Кореи, довольно успешно применяю­щей подобную тактику.

— Это абсолютная ерунда. Тактика Север­ной Кореи — это тактика выживания на грани фола. У нас нет проблемы выживания. Мы аб­солютно самодостаточны, у нас совершенно другой вес в мире. Россия — член Совбеза ООН, страна с огромной территорией, с почти 150-миллионным населением, со вторым по величине ядерным арсеналом. Ну а мира За­пад в любом случае не запросит: обострение им только на руку.

Андрей КАМАКИН.