Газета "Кишиневские новости"

Из медвежатника в адвокаты по уголовным делам

В Новосибирске он известен как Данила-ФМ. Так его окрестили в тюрьме за голос — чистый и кра­сивый, не хуже, чем по радио. Сидел Даниил Гавриленко за кражи, которых накопилось так много, что суд не пожалел детдо­мовца и вкатил ему пять с полови­ной лет. В СИЗО он прославился и как сам себе адвокат. Без вся­кой помощи извне он сумел-таки снизить свой срок почти на полго­да. Это очень много, потому что за решеткой каждый день — как год. Там же Даня встретил свою большую любовь. Татьяне — 30, и ей еще сидеть и сидеть. Срок по приговору — 15 лет.

…У ворот следственного изолятора Даню никто не встретил. Сумка с вещами, докумен­ты и 800 рублей, которые бывшим зэкам вы­дают при освобождении на еду и на дорогу.

Все было буднично. Он сел на трамвай и поехал домой, в пустую и одинокую квартиру, выстуженную без человеческого тепла.

О своем детстве он вспоминать не любит. Может быть потому, что оно было слишком коротким и не очень счастливым. В семь лет Даню определили в детский дом. О том, по­чему так получилось, он говорит казенными словами: «Мать была лишена родительских прав в связи с тем, что она не выполняла свои обязанности в моем воспитании».

Отец в жизни сына не присутствует. Он есть, и его нет. В детдоме он навестил Даню лишь однажды, когда мальчику было десять лет, с тех пор никаких известий. Дедушке, который живет неподалеку, внук тоже не ну­жен.

— Зачем ты стал воровать?

— В 13 лет под влиянием старших ребят, которым было по 17–18, я начал совершать преступления — кражи и в пятнадцать ока­зался в следственном изоляторе. Меня ни­кто не заставлял, я работал на себя, просто в том возрасте не полностью осознавал обще­ственную опасность своих действий. У меня было очень много краж.

Даня специализировался на офисах. За­ходил, к примеру, в бизнес-центр, вскрывал замки и выносил оттуда либо деньги, либо технику. На дело шел ночью и днем. Но днем в офисах были люди, и Даня делал так, чтобы превратиться в человека-невидимку. Это не всегда получалось.

— Где ты находил покупателей на тех­нику?

— В каждом мегаполисе, Новосибирск — не исключение, есть люди, которые про­дают б/у технику: ноутбуки, сотовые телефо­ны. Они по дешевке скупают и краденое. Их не интересует, откуда та или иная вещь. Но чаще я брал деньги. Они могли просто лежать в тумбочке, в ящике стола — все по-разному. А по ночам я вскрывал сейфы.

— Так ты медвежатник?

— Да. Только я их вскрывал грубой си­лой. Гнул железо. Брал лом, инструменты и отжимал дверцу.

— А на что тратил деньги?

— На жизнь. Еду покупал, в кафе ходил, одежду в торговых центрах приобретал, в барах друзей угощал, компьютерные клубы посещал. Я постоянно в Интернете сидел, в компьютерные игры играл.

— Не страшно было, что поймают на месте преступления?

— Был молодой и глупый. Сотрудники ор­ганов знали, что это я работаю. Я не отрицал своей вины, не петлял, а всегда признавал­ся. Если меня доставят в полицию, допросят в качестве подозреваемого, то изберут меру пресечения в виде подписки о невыезде и отпустят. Так очень много раз было. А потом просто я реально надоел, и следователь из Следственного комитета вышел в суд с хода­тайством, чтобы в отношении меня избрали меру пресечения с заключением под стражу, но суд отказал, и меня опять оставили на сво­боде. Я опять совершил кражу, и теперь уже меня арестовали.

— Чаша переполнилась?

— Да, мне именно так и сказали. Я пом­ню эту фразу: «Чаша переполнилась». С июня 2012 года я находился в следственном изо­ляторе, всего 5 лет и один месяц. До этого неоднократно давали условные сроки.

— Так сколько у тебя судимостей?

— Условных было множество, но так по­лучалось, что все они находились в стадии исполнения приговора, и в это время я со­вершал новые преступления. Поэтому у меня одна общая большая судимость, а эпизодов около ста. Статья 158-я, часть 2-я. На про­цессе в Ленинском районном суде я с судьей испортил отношения, потому что упорно от­стаивал свою правовую позицию, добивался защиты моих прав и законных интересов. Ей это не понравилось, и она дала мне такой срок — 5 лет и 6 месяцев лишения свободы. Это очень большой срок наказания. Но потом мне удалось его снизить на 5 месяцев.

— В исправительном учреждении я нахо­дился очень мало, максимум две-три недели, — подтверждает он. — Меня этапировали и возвращали в СИЗО, так как я писал очень много жалоб, что требовало моего личного участия в судах. Нет такой практики, чтобы осужденных этапировали из исправительных учреждений в суды.

— А разве в тюрьме лучше, чем в ко­лонии?

— Лучше. Если в колонии администра­ция могла оказать на тебя сильное давление и серьезно повлиять на твои действия и ре­шения, то в СИЗО это было невозможно. Там я чувствовал себя более независимо. Я дей­ствовал по закону, и администрация ничего не могла с этим поделать.

— Но попытки сломить волю стропти­вого осужденного, наверное, были?

— Возникали неприятные моменты. Меня пытались сломить. Но я все выдержал. На­пример, лишали телевизора, радио — делали так, чтобы мне было очень скучно. В тюрьме без этих вещей очень плохо, потому что ты си­дишь в изоляции от общества, словно в вакуу­ме. Кроме того, это реальное развлечение в камере. Наслаждаешься музыкой, слушаешь новости, узнаешь, что в мире происходит.

— Какие еще наказания к тебе при­меняли?

— Не выводили на занятия в школу. Еще в камеру сажали к ребятам, с которыми у меня были очень плохие отношения. За­ходишь в такую камеру, и сразу начинают угрожать, что изобьют. Я громко стучал и вы­шибал железную дверь, требуя, чтобы меня вывели в другую камеру, так как мне угрожает опасность. По федеральному закону админи­страция должна обеспечить каждому заклю­ченному личную безопасность. Через два часа меня в этой камере уже не было. Потом я обращался с жалобами на эти нарушения в правоохранительные органы, чтобы против администрации возбудили уголовное дело, но мне отказывали.

— А сотрудники СИЗО никогда не пе­реходили черту?

— Случалось, что сотрудники следствен­ного изолятора применяли в отношении меня специальные средства и физическую силу. Избивали руками, ногами, дубинками. Это происходило и в камере, и в коридоре, и в помещениях для проведения следствен­ных действий. Но избиения были среднего уровня: оставались только синяки, ссадины, царапины. Дзержинский районный суд Ново­сибирска все мои жалобы на администрацию СИЗО упорно отклонял, реагировали только в Новосибирском областном суде.

У меня было много юридической литера­туры и уйма свободного времени. Я сидел в камере, учил законодательство и подавал жа­лобы. В месяц выходило 100–200, — объясня­ет свой феномен Даниил. — Так я наработал обширную практику. Если обычного адвоката взять, он в месяц подает 10–20 жалоб макси­мум. Я писал жалобы не только в отношении моего уголовного дела, но помогал и другим заключенным. Я говорил начальнику СИЗО: «Вы за это ответите!» — и никогда не сдавал­ся. У меня острое чувство справедливости, и я все делал для того, чтобы она восторже­ствовала.

…Эта история наделала много шуму в Новосибирске. В начале 2015 года Татьяна Константинова, которая на тот момент была индивидуальным предпринимателем и имела свою станцию техобслуживания, в компании с бывшим мужем и двумя его приятелями ре­шилась на преступление. Красивая девушка под надуманным предлогом заманила води­теля дорогого внедорожника в безлюдные га­ражи, прыснула ему в лицо струей из баллон­чика со слезоточивым газом, а ее подельники вытащили мужчину из салона, избили и заду­шили. Тело жертвы вывезли за город, сбро­сили в вырытую в снегу яму, облили бензином и подожгли. Потом обгоревший труп нашли в пригороде Новосибирска.

Автомобиль преступники разобрали на запчасти, которые принялись продавать че­рез Интернет. На этом они и попались: поли­ция вышла на их след по номерным деталям из похищенного джипа.

Статьи у Тани Константиновой серьез­ные: 105-я, часть 2, и 162-я, часть 4 (убий­ство и разбой с отягчающими обстоятель­ствами).

— Не было у нее умысла на убийство, — защищает любимую Даниил. — Она шла только на разбой. У Тани есть адвокаты, и они борются за то, чтобы уменьшить срок на­казания.

Они познакомились в следственном изоляторе. Встретились на прогулке. Взгля­ды, улыбки, слова. Даня влюбился с первого взгляда. Ему — 20, ей — 30, но для пары эта разница в возрасте ничего не значит. Таня выглядит максимум на 25 лет.

Начался тюремный роман с редкими встречами в прогулочном дворике, записка­ми. Послания шли по «дороге» — так называ­ют тюремный телеграф. За любую попытку установления межкамерной связи, которая является самым распространенным нару­шением режима в СИЗО, заключенные могут быть наказаны взысканием и даже карцером. Но влюбленных это не пугало.

— Когда Таню вели на следственные дей­ствия мимо моей камеры, она успевала пере­дать мне записку, и мы могли даже чуть-чуть поговорить, буквально одну минуту. Конечно, за это наказывали, но я знал, что по УДО все равно не уйду, и не обращал внимания на взыскания.

Но всех этих маленьких знаков внимания обоим было недостаточно. И великий комби­натор Даня придумал, как устроить свидание в тюрьме.

— Я подал заявление частного обвинения мировому судье, что Таня якобы меня удари­ла и причинила мне телесные повреждения. Это статья 116 УК РФ о нанесении побоев. Мы ничем не рисковали, потому что дело всегда можно прекратить за примирением сторон. Нас этапировали для судебного разбиратель­ства в суд. Мы сидели рядом, держались за руки, обнимались один раз.

Потом Даниила освободили, а Таню от­правили этапом в колонию общего режима. Ей осталось больше двенадцати лет.

Переписка, передачи и краткосрочные свидания через стекло, когда не дотронуться рукой, не прижаться губами. Это все, что у них есть сегодня.

— Я к ней приезжал один раз, — расска­зывает Даня. — Передачу привозил с продук­тами. Я люблю Таню. Она красивая, умная, настойчивая. Она знает, что я готов на ней жениться. Но там сложная ситуация. Есть еще один человек, который тоже ее любит и пред­лагает замуж. Ярослав служил в спецназе и в ОМОНе, и он Таню «принимал» — проводил задержание. Сейчас он уже уволился оттуда. Живет у нее дома. Пока Таня ему отказывает, а ее мама, Галина Михайловна, хочет, чтобы они поженились. Она ко мне хорошо относит­ся, но считает, что мы не пара.

— А какие у тебя отношения с Яросла­вом? Все-таки вы соперники!

— Я с ним неоднократно встречался. У нас хорошие отношения. Мы договорились, что Таня сама примет решение. Достаточно сказать, что после освобождения из СИЗО я несколько дней жил у Ярослава и Галины Михайловны. Жаль, что Таня не может мне даже позвонить, — печалится он. — В коло­нии ты имеешь право звонить на определен­ные номера, которые успел ввести на карту. Таня может звонить только маме и Ярославу. Остаются только краткосрочные свидания раз в два месяца. В прошлый раз был я, те­перь поедет Ярослав.

— Прости, но на твоей страничке в со­циальной сети не только Таня…

— У меня есть знакомые девушки. С Олей мы тоже познакомились в тюрьме. Оля отбы­вала наказание за грабеж. Она уже освобо­дилась, и мы встречались. Но с Таней у нас другое.

Второй месяц свободы. Позади детдом и тюрьма, впереди — новая и незнакомая самостоятельная жизнь. В планах — запись клипа одного из хитов Валерия Меладзе и поступление на юридический, чтобы стать адвокатом. А пока он волонтер в обществен­ном движении «Русь сидящая». Помогает тем, кто отбывает срок. Ведь уголовное законода­тельство он знает наизусть.

Елена СВЕТЛОВА.