Газета "Кишиневские новости"

Американский мюзикл развлекает и воспитывает

Около 50 театров в Нью-Йорке ежедневно демонстрируют музыкальные спектакли при практически 100%-ной за­полняемости. А это значит, что на бродвейских и офф-бродвейских шоу каждый день проводят время примерно 50 тысяч человек. Описывать спектакли, которые ты увидел за границей, — занятие не очень ловкое: то ли хвастаешься, то ли лекцию читаешь. Выбирая ракурс, который был бы инте­ресен нашим читателям, я всту­пила в диалог с одним москов­ским композитором. Он стал доказывать, что американская культура агрессивно навязы­вает чуждые нам стандарты и штампы. Вот и бродвейский те­атр якобы такой же — «массово-пластмассовый», насквозь тех­нологичный, бесчеловечный, сплошные синхронные движе­ния, спецэффекты, трюки, и никакого тебе переживания. Одно слово: шоу. Попытаюсь объяснить, почему это не так.

«Бродвейский театр — это шоу-бизнес, не имеющий отношения к искусству»

Бродвей сам виноват, что высоколо­бые критики не относятся к нему как к се­рьезному театру. Во-первых, потому, что тамошние продюсеры не стесняются за­рабатывать деньги. Во-вторых, потому, что сами они квалифицируют свой род деятель­ности как entertainment, что означает «раз­влечение». В-третьих, потому, что спектак­ли на Бродвее называются «шоу». И как-то обидно с нашим культурным бэкграундом, в котором Островский и Чехов, Вахтангов и другой Чехов (впрочем, он не совсем наш, но все-таки), расстрелянный новатор Мей­ерхольд и канонизированная система Ста­ниславского, принять какие-то коммерче­ские развлекательные шоу в сонм высокого театрального искусства.

Но это миф. Шоу на Бродвее — гораз­до больше, чем шоу. Не набор трюков, не праздничное ревю, не летящие под потолок конфетти и шарики, не безумная игра света, не мелькание немыслимых видеопроекций, не парад фокусов и иллюзий, не чередова­ние шлягеров, а настоящий спектакль, в котором есть цепляющая, трогающая душу история, внятный сюжет, серьезное или ве­селое послание, важная и актуальная тема. Короче, СОДЕРЖАНИЕ. Да-да! Бродвей — место истинного художественного выска­зывания, где поднимаются важные и на­сущные человеческие проблемы: любовь, семья, дружба, отношения, предательство, верность, патриотизм, гуманизм, сложно­сти общения, психологические комплексы. В современном мюзикле главное — ПРО ЧТО и ЗАЧЕМ. И затем уже — КАК. Поэтому даже композитор следует за драматургом. Режиссер в творческой команде не рвется в одиозные авторы спектакля, он первый среди равных. Как Харольд «Хал» Принс — человек-легенда, обладатель 21 (!!!) пре­мии «Тони», ко-продюсер «Вестсайдской истории», поставивший самые культовые бродвейские мюзиклы: «Скрипач на кры­ше», «Кабаре», «Призрак оперы», «Эвита», «Поцелуй женщины-паука», «Компания», «Плавучий театр» и еще многое другое. В январе Халу исполнится 90 лет. А потому на сцене Manhattan Theatre Club с огромным успехом идет шоу, состоящее из фрагмен­тов поставленных им мюзиклов. «Принц Бродвея» называется этот спектакль — по­священие, в котором режиссер предъявля­ет виртуозное владение профессией, в том числе подробнейшую работу с артистами — по системе Станиславского.

Деньги, без которых Бродвей не Бродвей

Платить американский народ готов — напомню, что публика Бродвея на 80% со­стоит из американцев. Билеты дорогие. Чем популярнее шоу, тем они, естественно, до­роже. Неделю назад получила информацию с американского ресурса, реализующего билеты в режиме online: открыта продажа билетов на блок март—август 2018 года на суперпопулярное шоу Hamilton. Оно идет уже два года с аншлагами, попасть туда не­возможно. До марта все билеты проданы. Минимальная цена — 380 долларов. Мак­симальная — под тысячу. На сегодняшний день билеты на этот блок почти полностью раскуплены. Спектакль этого сезона Dear Evan Hansen, лауреат премии «Тони» в множестве номинаций, в том числе «Луч­ший мюзикл», «Лучшее либретто», «Лучшая партитура» и «Лучший исполнитель главной роли», тоже в лидерах продаж. Мне с тру­дом удалось купить на него билет за $250 в бельэтаж. Места в партере стоимостью 400–500 долларов были раскуплены.

Вкладываться в создание качествен­ного продукта, на который потом зрители будут покупать дорогие билеты, готовы и инвесторы. Бюджет бродвейского шоу в среднем от 10 до 15 миллионов долларов. Есть малобюджетные — 7–8 млн. Есть до­рогие — 20–25 млн. На самом Бродвее окупаются не более 20% спектаклей. Это занимает минимум полгода (в случае абсо­лютной успешности), но может затянуться и на сезон-другой. В основном шоу окупается в американском туре, который обычно сле­дует за прокатом на Бродвее. Некоторые шоу передаются по лицензии в Европу и Азию. Есть и такие, которые, так и не рас­крутившись, закрываются, принеся своим продюсерам долговые обязательства. Но зато нет и соблазнов: расскажите им о том, что в последнее время стало неотъемлемой темой при обсуждении высокой миссии русского репертуарного театра — об отка­тах, об обналичивании бюджетных денег, о нецелевом расходовании средств, — пожа­луй, удивятся.

Плохой хороший мюзикл

Критики предрекали этому спектаклю провал. Но он получил премии «Тони» и вот уже много лет с аншлагами идет на Брод­вее, окупившись меньше чем за два года. Шоу Стивена Шварца Wicked («Злая») соз­дано на основе романа Грегори Магвайра «Злая: время и жизнь Злой Западной Ведь­мы». Это мидквел «Волшебника страны Оз» — история Изумрудного города, по-своему рассказанная феей Глиндой. В интерпрета­ции этой манерной блондинки, выдающей себя за добрую волшебницу, события с летающим домиком, говорящей собачкой и великим и ужасным волшебником транс­формированы в хоррор. Тема «изумруд­ности» повлияла на цвет кожи главной ге­роини, ведьмы Элфабы, которая родилась зеленой, потому что ее мать принимала волшебный эликсир, навязанный ей ее лю­бовником. В Железного Дровосека в каче­стве наказания превращается юноша Бок, влюбленный в Глинду, но имитирующий чувство к сестре Элфабы Нессароуз, кото­рая, в свою очередь, прикована к инвалид­ной коляске. Ну а тема говорящего песика Тото и вовсе выросла до масштабов поли­тического памфлета. Подлюка-волшебник решил запретить зверям разговаривать. И более того, всех говорящих зверей аресто­вать. В том числе и ученого Козла, который преподает в колледже историю. Элфаба разгневана и готова бороться за Козла до последней капли изумрудной крови. Ну а чего можно ожидать от разгневанной ведь­мы? Верно. Полета на метле. По законам бродвейских шоу в финале второго акта непременно должен быть ошеломляющий трюк. И он есть. Взлет Элфабы под потолок немаленького Gershwin Theatre заставляет тысячный зал вскричать «Ууух!». И так про­исходит каждый день в течение 14 лет.

И снова миф

Dear Evan Hansen («Дорогой Эван Хэнсен») можно назвать анти­шоу. Совершенно новое по­нимание жанра мюзикла, которому сегодня до­ступно все: психо­логизм, сложные развивающиеся характеры, не­ординарные сюжеты, неод­нозначность месседжа. Здесь никто не танцует, нет трюков, волшебных превращений, эффектных сценографиче­ских конструкций. Иногда вообще за­бываешь, что это мю­зикл, хотя великолепная музыка Бенджа Пасека и Джастина Пауля (они же авторы текстов музыкальных номеров), современ­ная, при этом заставляющая вспомнить лучшие образцы камерного симфорока 70–80-х годов, очень важна.

Действие статично. Актеры почти все время стоят в окружении видеопроекций с изображением мелькающих страниц со­циальных сетей: статусы, посты, коммента­рии… Герои почти не говорят друг с другом непосредственно: их диалоги — телефон­ные звонки, общение по Скайпу, обмен электронными письмами. Но и здесь в одну секунду на сцене вдруг оказывается инте­рьер спальни, гостиная, коридор колледжа — очень лаконично, скупо, но, как это любят делать на Бродвее, с кинематографической буквальностью.

Герой спектакля Эван Хэнсен — 17 летний ученик колледжа. Есть проблемы с общением, есть комплексы. Мама, рабо­тающая на двух работах, — ей не до него. Папа, ушедший из семьи, когда герою было 7. По рекомендации психолога он пишет сам себе письма, которые начинаются сло­вами «Дорогой Эван Хэнсен». И есть другой юноша Коннор, тоже непопулярный среди одноклассников — то ли фрик, то ли гот, с черными крашеными ногтями и немыты­ми длинными волосами. Они столкнулись лишь один раз — когда Коннор случайно вынул из принтера письмо Эвана. В тот же день Коннор покончил с собой. А его роди­тели, найдя письмо со словами «Дорогой Эван Хэнсен», решили, что мальчики были друзьями. С этого момента, собственно, и начинается развитие невероятного сюже­та, вполне уместного в психологической кинодраме, но совершенно удивительно­го для мюзикла. Не в силах разочаровать несчастных родителей погибшего парня, Эван громоздит целую пирамиду лжи о Конноре, его увлечениях, его личности, их не существовавшей в реальности друж­бе. Предприимчивая одноклассница Эва­на Алана создает на этой основе сетевой Connor Project, получающий невероятную популярность в Интернете. Виртуальное сommunity, организованное в поддержку «таких, как Коннор» — одиноких, непоня­тых изгоев, склонных к суициду, — растет в геометрической прогрессии, а Эван при­обретает популярность. На наших глазах происходит создание мифа, основанного одновременно на вранье и гуманности, на жалости и амбициях, на желании помочь и страхе разоблачения. Это тот спектакль, на котором плачут все — женщины и мужчины, взрослые и молодые. Неудивительно, что этот спектакль стал фаворитом текуще­го сезона и получил престижные премии «Тони» и «Драма Деск».

Почему улетела Большая комета

Ну и в качестве финала — об этических нормах бродвейского профессионального сообщества. Мюзикл Natasha, Pierre & Great Comet of 1812 по роману Льва Тол­стого «Война и мир», который стал хитом прошлого сезона, собирал большую ауди­торию, получил всякие театральные пре­мии, 3 сентября закрывается. Роль Пьера Безухова играл Джош Гробан, звезда аме­риканского театра. Сроки его контракта подошли к концу. Тогда продюсеры реши­ли пригласить афроамериканца по имени Okieriete «Oak» Onaodowan (это имя я не возьмусь перевести в русскую транскрип­цию), игравшего роли второго плана в знаменитом «Гамильтоне». Так к чернокожей Наташе Ростовой (Дэни Бен­тон) присоединился чернокожий Пьер. Но что-то пошло не так. Публика не оценила эту замену, и поток зрителей осла­бел. Тогда про­дюсер позвал на роль Пье­ра мегазвез­ду, 64-летнего Мэнди Патин­кина, театраль­ного актера, мно­го снимавшегося в кино, в том числе в «Рэгтайме» Милоша Формана. Патинкин по­началу согласился. Однако, когда узнал, что его ввод в шоу будет означать разрыв контракта с другим артистом, категорически отказал­ся, несмотря на весьма выгодные условия контракта. В свою очередь и Oak, узнав об этой некрасивой интриге, заявил о своем уходе из проекта. И вот шоу, которое обе­щало быть вполне долгоиграющим, сходит со сцены, да еще и с изрядно испорченной репутацией продюсера. Таков Бродвей.

Екатерина КРЕТОВА, Нью-Йорк.