Газета "Кишиневские новости"

Виктор МАРЕСЬЕВ: «Отец всю жизнь посвятил  таким же героям, как он»

20 МАЯ ИСПОЛНИТСЯ 100 ЛЕТ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ АЛЕКСЕЯ МАРЕСЬЕВА — ГЕРОЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, НА ПОДВИГЕ КОТОРОГО БЫЛ ВОСПИТАН КАЖДЫЙ ШКОЛЬНИК. И сегодня, спустя более семидесяти лет, к сча­стью, нет нужды рассказывать, что именно совершил этот летчик в свои 26 лет. А если есть такие, кто не знает о его подвиге, про­читайте «Повесть о настоящем человеке» и попробуйте пред­ставить: смогли бы вы в схватке со смертью проползти 18 су­ток по лесу, пережить ампутацию ног, вернуться в авиацию и сбить семь вражеских самолетов? Нет? Вот то-то же! Сегодня в нашей газете — неизвестный Маресьев. Сын от­важного летчика Виктор Алексеевич рассказал нам о том, как: отец «выбил» яхту для Юрия Гагарина; одно­классники дразнили Маресьева-младшего цитатой из оперы Прокофьева; из-за Брежнева герой не попал на похороны матери.

«Отрежем, отрежем Маресьеву ноги!»

— 9 Мая в каждой семье принято вспо­минать войну, подвиги своих ветеранов… Как это происходило у вас?

— Мы все это проходили в школе, знали о Лизе Чайкиной, Александре Матросове, Зое Космодемьянской. Кстати, мать Зои была с от­цом во многих ветеранских командировках.

— Ваши одноклассники относились к вам по-особенному, потому что вы сын всенародного героя?

— Относились. Когда вышла опера (Про­кофьева, в 1960 году. — Прим. авт.), они пели: «Отрежем, отрежем Маресьеву ноги!» (Делает страшное лицо и тут же заливисто смеется.) Такое было, но мы все дружили. Премьера оперы была в Большом театре. Ког­да прозвучали последние аккорды, отца, как прототипа героя, попросили выйти к народу. Он, конечно, вышел. Корреспондент спросил его о впечатлении, а Алексей Петрович ведь made in Камышин, что он может знать про та­кую музыку? Он насупился и ответил: «Хоро­шо сымитирован звук мотора!» Вывернулся! Когда он встретился с Кибкало, который ис­полнял его партию, тот сказал, что тоже про­являет некий героизм, потому что оперному певцу невероятно трудно петь… лежа.

— Как он относился к тому, что в кни­ге использована фамилия Мересьев, а не Маресьев?

— Никак. Известность его вообще не ин­тересовала. Она только толкала его на более активную деятельность в пользу государства. Как в китайском анекдоте: «Рядовой Сяо, возь­мите гранату и взорвите мост». — «Полковник Ляо, дайте две гранаты, и я взорву два моста!». Действительно, Алексей Петрович работал, не жалея себя. А я стараюсь хранить о нем па­мять — выступаю в школах, училищах…

— О чем спрашивают дети?

— Какой он был как отец, драл или не драл.

— Какой он был как отец, драл или не драл?

— Мать была суровее, чем отец. Он меня лупил иногда солдатским ремнем, а мать меня однажды шнуром от пылесоса отходила за то, что я «кол» на «четверку» переправил.

«Ему писали даже немцы»

— Любил Алексей Петрович перечи­тывать книгу о себе?

— Нет, не любил. В доме было много из­даний на разных языках, но вспоминать о тех событиях он не хотел. Он и в деревне Плав (Валдайского района Новгородской обла­сти. — Прим. авт.), где его нашли, по той же причине больше никогда не бывал. И славой своей не гордился, но радовался, когда ему в 1949 году написала испанка, которая собира­лась надеть на шею петлю, но, прочитав книгу, отбросила эту мысль напрочь. И ее жизнь сло­жилась счастливо: она нашла себе любимого, родила ребенка. И таких людей было много. Например, к нему обратился человек, кото­рый был разведчиком и провел на нелегаль­ной работе 12 лет, а у него здесь дочка в 14 лет заболела менингитом и лежала в полной апатии два месяца. И он попросил, чтобы отец не просто дал ей автограф, а написал настав­ления по жизни. Алексей Петрович взял книгу и пошел к ней сам. Минут 45 пробыл у нее, а на следующий день она встала. Потом они нас даже приглашали на ее свадьбу.

— Много ему писали?

— В 1940–1950-е писали очень многие. «Москва. Кремль. Маресьеву». Наверное, ду­мали, что Маресьев живет в Кремле.

— На все письма отвечал?

— На все письма тут не ответишь, но он старался. Очень ответственный человек был. Писали ему и из-за рубежа — Испания, Ита­лия, Франция, Германия.

— Что писали немцы?

— От немцев было много покаянных пи­сем. «Алексей Петрович, я с 1941 по 1943 год был обманом втянут в армию и ранен за дело. Но больше я не стал воевать… хотя мне это стоило таких-то мук». Однажды отца навести­ла наша общественная организация, кото­рая получила просьбу от немцев отдавать им останки, если это немецкая могила. Спросили его мнения — как одного из основателей вете­ранского движения. Алексей Петрович отве­тил, что он воевал с немцами в воздухе, а под землей не будет. С мертвыми мы не воюем.

— Слава никогда ему не мешала?

— Нет, хотя был один случай. 9 Мая 1961 года Брежнев сделал первый раз нерабочим днем, и отец должен был чуть ли не речь гово­рить с трибуны Мавзолея. И в итоге он не по­пал на похороны матери, которая скончалась накануне.

— Много у него было фронтовых дру­зей?

— Из закадычных друзей был дядя Саша, который помог ему с возвращением в строй. До этого он объездил 10 полков, но инвалида никто не брал. Это был 1943 год, шла настоя­щая война со смертью. Дядя Саша несколь­ко раз ходил к командиру полка, который его отфутболивал и наконец разрешил взять под расписку, что если с Маресьевым что-то слу­чится, он пойдет под трибунал. Дядя Саша та­кую расписку написал, а потом призадумался, как инвалид будет летать, и взял его с собой в пару сначала ведомым — и отец не отставал, а потом ведущим — и сам еле поспевал за ним. Потом в одном бою отец замкомандира полка спас, сбив самолет, который атаковал его.

— Не завидовали фронтовые друзья, что о нем книга написана, а о них нет?

— Абсолютно не завидовали.

— Были у отца увлечения?

— На мандолине играл, а так увлекаться ему некогда было. Придет часов в 6 домой, в 7–8 сядет телевизор смотреть, а в полдесято­го он уже спал. Вставал рано, делал зарядку в 8 и в 9 — на работу в Советский комитет вете­ранов войны.

«Пробил катер для первого космонавта»

— Гагарин, который был знаком с ва­шим отцом, после своего полета встре­чался с Софи Лорен, Джиной Лоллобрид­жидой… У Маресьева такие встречи были — с красотками западного кинематогра­фа?

— Мать бы ему «дала» Софи Лорен! А Гагарина он в последний раз видел за три дня до его смерти. Алексей Петрович лежал в ЦКБ, и там лежала с язвой жена Гагарина, Валентина, которую он пришел проведать. Они с отцом пообщались, про водные лыжи поговорили. Ничто не предвещало, как го­ворится… Благодаря отцу, кстати, первому космонавту разрешили иметь свой катер. Его ему подарила датская королева. Но в КГБ, куда Гагарина по этому случаю вызвали, ему сказали, что советскому человеку свой катер иметь не положено. Предложили сдать на Лу­бянку, пообещав его и семью катать, когда те захотят. А штука в том, что мой отец к тому времени имел свою «посудину»! Когда он ра­ботал в Комсомольске-на-Амуре, у него был небольшой катер с дизельком, на котором они возили рабочих и строительные материалы с берега на берег. А потом было принято пра­вительственное решение продать Маресьеву катер в виде исключения с судоверфи ВЦСПС за наличный расчет. И вот отец добился чтобы и Гагарину разрешили иметь постоянно этот датский катер. Посудины их вместе стояли, на одном причале — тут, неподалеку, на Химкин­ском водохранилище.

— У вашего отца был советский ка­тер, а у Гагарина — от датской королевы. В этом вся разница?

— Советский катер тоже ходил будь здо­ров! Просто у нас не разрешалось иметь ка­тер, потому что на нем можно было запросто усвистать в Швецию или Турцию.

— Но не с Химкинского же водохрани­лища!

— А что мешает перевезти его тайком на Балтику?

— Боялись, что Гагарин может убе­жать?

— Не боялись, но это была наша совет­ская неграмотность, о которой я тоже спорил с отцом. Почему не продавать грузовики? Покупай и помогай нашему народному хо­зяйству. Нет, ты должен обязательно рабо­тать в организации — на заводе, фабрике, в институте, — а сам ничего иметь не можешь. Отец не был подкован в экономике. А с Гага­риным отец прошел путь вместе, потому что уже знал, куда обращаться насчет катера. И вот за три дня до смерти Гагарин меня звал покататься вместе на Пироговском водохра­нилище, и отца обещал тоже пригласить. По­смеялись и разошлись, а через три дня отец узнал, что Гагарин разбился.

— Они дружили?

— Это были люди занятые, разного воз­раста. Но они прекрасно относились друг к другу. И с Полевым отец не дружил, но отно­сился к нему превосходно. Были в совместных делегациях, выступали в редакциях.

«В опере анекдоты травил»

— В повести Полевого совсем не опи­сан обычный, негероический быт челове­ка без ног.

— Быт самый обычный. Вы тапочки на­деваете за три секунды, а он протезы наде­вал минуты четыре-пять. На ночь снимал. Там было два кожуха, шнуровка из сыромятной кожи, три ремня.

— Советский протез?

— Да.

— Хороший?

— Как он начал на одной модели, так и за­кончил на ней. В 1990-е годы ему позвонили ребята из Нормандии-Неман (французский истребительный авиационный полк, воевав­ший против гитлеровской коалиции. — Прим. авт.), с которыми у него были дружеские от­ношения, и позвали приехать сделать новый протез, с которым можно бегать, как Брумель (знаменитый советский легкоатлет, олимпий­ский чемпион. — Прим. авт.) прыгает. Ока­залось, что нужно приезжать не меньше чем на полгода, чтобы ему сломали кости под их протезы. Отец не поехал. А на своих протезах он и на коньках катался, и на лыжах, и на са­молете летал. Алексей Петрович все старался делать сам.

— В отношениях ваших родителей присутствовала романтика?

— Сначала была. Он пригласил мать в оперу на «Онегина» Чайковского и во время арии предложил рассказать анекдот. Простой мужик из Камышина… Мать была прагматич­ная. У нее на примете имелись музыкант, поэт и герой. Она решила, что музыкант будет пить, поэт гулять, а герой без ног никуда не денет­ся.

Елена МИЛЬЧАНОВСКА.