Газета "Кишиневские новости"

Эксклюзивное интервью победительницы «Евровидения»

Джамалу в России почти пригвоздили к позорному столбу за конкурсную композицию, в которой нет ни лозунгов, ни призывов, ни деклараций, ни даже повествования. Драма семьи породила глубоко личностные переживания, которые у тонкой и чувственной певицы вылились в философскую притчу об универсальных человеческих ценностях — любви, свободе, справедливости, доме, родине. Кто против?!

Не тот дом и не та родина, однако, оказались у Джамалы в такой ответственный, понимаешь, политический момент. Да еще прабабку угораздило быть депортированной в 1944 году из Крыма в Среднюю Азию. Уж и страны той нет, и преступления режима вроде как общепризнаны. В Украине, где болезненных эмоций не меньше, чем у нас, тоже норовят из замечательной певицы и ее песни смастерить дубину для соседских разборок.

Накануне своего финального выступления певица рассказала нам о собственных чувствах, эмоциях, переживаниях, которые намного важнее того, кто и что думает…

— Джамала, позволю себе выразить осторожную радость в связи с тем, что тебе все-таки не удалось в свое время поехать на «Евровидение» с песней Smile…

— Правда, это радость и еще раз подтверждает то, что всему свое время. Мы можем суетиться, что-то себе планировать, но все-таки есть Бог, есть высшие силы, у которых, так или иначе, есть свой план. Я думаю, что тогда, в 2011 г., не поехала со Smile, потому что не показала бы себя до конца настоящую. Да, я очень позитивный человек, улыбка (smile), радость — тоже мое состояние, я позитивно отношусь к этой сложной жизни и к ее испытаниям. Но все же это только одна часть меня, и не самая глубокая.

— После выигрыша на национальном отборе с песней «1944» ты вспоминала, что с трудом переступила через обиду за «пролет» со Smile…

— Более того, я вообще не планировала никакого «Евровидения». Никогда!

— Вы с Лазаревым как близнецы прямо! Тот тоже говорит, что упирался до последнего… Получается, вас обоих сюда погнали чуть ли не из-под палки?

— Когда наш телеканал стал обзванивать потенциальных участников, я три раза отказала: нет, нет и нет! Не хочу, чтобы меня с этим конкурсом что-то связывало, не хочу играть и подыгрывать вам, чтобы меня использовали, как тогда, в 2011-м. Ладно бы проиграла, а то ведь подтасовали все (на национальном отборе), и всем это было очевидно. Конечно, остались боль и обида.

— А теперь такие две разные Джамалы — с той песней и этой…

— Я красную дорожку на открытии — каких-то 20 метров — три часа проходила! Журналисты, фаны меня останавливали, спрашивали, почему такие разные чувства, песни… Приятно, конечно, что до сих пор помнят Smile. Но вопрос немного странный. Потому что промежуток между песнями все-таки пять лет. Люди меняются за эти годы, а не то что музыка, вкусы. Взросление. Это большой кусок жизни. И теперь я рада, что у меня есть именно такая песня, которая на самом деле была написана вовсе не для «Евровидения». Я писала ее для альбома или даже для отдельного сингла. По правде говоря, не очень понимала, что с ней вообще делать. И когда меня все-таки уговорили на «Евровидение», дав гарантии, что в этот раз на национальном отборе все будет честно, я показала «1944» — все замахали руками: о чем ты поешь! Это же конкурс праздника, а ты с этой песней, как в том анекдоте: я приду к вам на Новый год в коричневом костюме и испорчу всем настроение…

— Как интересно! Значит, не только в России оказались противники?

— Знаешь, а я себя и сейчас ощущаю в этом коричневом костюме — пришла, мол, на этот праздник и немножко порчу всем настроение. Но удивительно, что я испортила почему-то настроение некоторым российским СМИ и людям, которые нашли в этой песне что-то для себя страшное, обидное, адресованное, как они почему-то посчитали, именно им.

— Ну, потому что ты отталкиваешься от судьбы своей прабабушки, которую депортировали в 1944 году из Крыма, а эти люди считают, что в нынешней обстановке — это шпилька в адрес сегодняшней России…

— Очень жаль. Я ранее уже говорила по поводу этих несуществующих на самом деле «шпилек». Не хотела бы повторяться, оправдываться за что-то, чего нет и не было… Мне очень понравилось, что сказал Бьерн Ульвеус из АВВА на церемонии открытия в Ратуше, я просто плакала от его речи. Он же сказал практически все про мою песню — что конкурс упрекают в легковесности, в том, что он лишил себя смысла, зациклился на бездумных песенках, шике, кокетстве, пухе, блестках и перьях, и это, конечно, имеет место быть, но в то же время «Евровидение» как конкурс международный, декларирующий определенные ценности, должен поднимать и более важные вопросы — свободы, равенства, антисемитизма, гомофобии, ксенофобии, другие темы, которые сейчас становятся острыми… То, что говорил Бьерн, настолько совпадает с девизом этого года Come Together — «Давайте будем вместе, ближе». Можно добавить — давайте будем добрее! И, собственно, моя песня вовсе не укор, она скорее плач. Есть плач Ярославны, а это — мой личный плач, Джамалы. Не понимаю, как это может кого-то обидеть или даже вызвать ненависть?!

— Сочувствие и сострадание не в тренде времени, а поиски врагов — очень увлекательное занятие…

— Увы! Но есть и другая вещь — людям в принципе сейчас наплевать на проблемы в этом мире. Каждый живет в каком-то своем мирке и не хотел бы, наверное, знать, что где-то идет война, есть боль, трагедии… А тут ты выходишь, такая вся грустная, на сцену, погружаешься в эту боль… Честно, я искренне извиняюсь всегда, когда говорю об этом, потому что мне немножко неудобно, будто я со своей печалью пришла и…

— …говорю. Программа такая была у Пугачевой, помнишь?

— Ага, «Пришла и говорю»! А все такие на мажоре и смотрят на тебя как на круглую дуру. Первый раз, когда я действительно расстроилась и подумала, что, наверное, точно не подхожу для «Евровидения» с этой песней, был в Амстердаме. Традиционное preparty, годами там проходит, приехало 27 стран, большой концерт. Передо мной выступает Австрия… A la recherche du paradis — такая милашка, ми-ми-ми, все на позитиве! И тут выхожу я. В зале воцарилась такая тишина, что мне стало не по себе. Конечно, это не совсем было то место для этой песни — 11 вечера, клуб, пиво рекой, шум-гам… Почувствовала тогда себя очень неловко. Поняла, что мне будет сложно, но решила — ну о’кей, будь что будет. Все равно я счастлива, все равно для меня это большое событие — то, что я вышла с такой историей, с такой музыкой и прошла со всем этим багажом уже настолько далеко. И не важно, будет там какое-то место, не будет… Для меня персонально этот пазл сложился, я не играю ни в какую куклу на сцене, не позирую, не стараюсь быть so cute (милашкой). Я просто рассказываю то, что может кому-то нравиться или не нравиться, но мне кажется, за это мы и любим настоящих артистов. Ты вспомнил сейчас Аллу Пугачеву. А в свое время эта певица вышла, и все офигели: оказывается, вот ЭТО — искренне! А мы и не знали, не были готовы, но мы тебе верим! Или Земфира — выходит и просто рубит. Уникальная музыка, уникальные слова. Тоже часто портит всем настроение.

— Однако при всей «легкости» формата «Евровидения» нельзя не заметить, что личностная история всегда ценилась на конкурсе и побеждали именно такие артисты и песни. Горячий прием, который ты здесь встретила, тоже это подтверждает, не так ли?

— Да, очень неожиданно. Особенно после Амстердама. Впрочем, я не питаю больших иллюзий. Все это, конечно, приятно — ставки растут, вокруг все кружится. Но мне интересно проверить, как будет принята зрителями эта непонятная, свалившаяся на их головы цифра — 1944. Поймут ли они, о чем это? Ну да, была война, что-то там у нее случилось… Но многие особо не вникают. Как отреагируют? Плюс язык! Припев на крымскотатарском не переведен. Многое в этой песне останется для зрителей необъясненным. Многие будут воспринимать это как воспринимали Бьёрк, которая поет на исландском — и ничего не понятно. Это очень интересный эксперимент для меня. Серьезная проверка того, как люди через музыку, через голос, через эмоцию объяснят для себя самих то, что они не понимают в словах песни… В моей коллекции очень много музыки, где я не разбираю слова — португальское фадо, та же Бьёрк, те же Radiohead, которых часто слушаешь, не вникая в текст, просто музыка воздействует на тебя эмоционально. Не хочешь даже и вникать в детали, потому что достаточно эмоционального накала.

— На первой meet&greet с прессой ты очень эмоционально говорила о том, что уважение к своей культуре есть основа для уважения к другим культурам…

— У меня мама — армянка по отцу, а моего дедушку по маминой линии выселили из Карабаха, когда раскулачивали, депортировали в Среднюю Азию. Мама родилась уже в Киргизии, ее мама наполовину украинка, наполовину русская, росла она в Киргизии и впитывала уже ту культуру. Потом встретила моего папу, крымского татарина, который с детства мечтал вернуться не просто в условный Крым, а конкретно в Кучук-Узень, Малореченское, где они сейчас и проживают, откуда родом мой прадедушка Джамаддин, который воевал во Второй мировой войне, и прабабушка Назылхан, которая была депортирована с пятью детьми в Среднюю Азию. И папа сказал моей маме, когда они поженились в Оше: мы обязательно вернемся в Крым. Когда мне было 9 месяцев, мы переехали в Мелитополь, а потом уже в новой стране Украине начали пускать свои корни, вернулись в Кучук-Узень, в Малореченское, в Крым… Вот и все! Это и есть то дерево, которое вырастает на сцене в моем номере, это и есть мои корни, моя жизнь. Я с детства росла в разных культурах, разных религиях, и отец, и мама всегда меня учили уважать все традиции. Папа хотел, чтобы я знала песни на всех языках. Я говорила: ты понимаешь, что это невозможно! Нет, ты должна постараться. И он меня учил в детстве и армянским песням, и азербайджанским, и турецким. Моя сестра сейчас вышла замуж за турка и живет в Стамбуле. Еще одна линия!

— Просто фонтан мультикультурализма!

— На примере моей семьи все говорит о том, что все люди намного ближе, чем кажется. Я понимаю, что сейчас все очень сложно, очень тонко, и очень страшно порой сказать что-то не то, кого-то обидеть, кого-то похвалить… Но мне очень нравится, что «Евровидение» как раз вопреки всему объединяет на одной сцене национальности, культуры, дает возможность говорить о своем и петь на своем языке. Подобного конкурса больше нет, как к нему ни относиться, какие бы рейтинги у него ни росли или падали, какие бы ярлыки ему ни приклеивали.

Артур ГАСПАРЯН, Стокгольм.