Газета "Кишиневские новости"

Руины, как ни цинично звучит, приобрели после боевиков двойной исторический смысл

Менее года прошло с того мо­мента, как боевики так называе­мого «Исламского государства» (запрещенная в России террори­стическая группировка) захва­тили Пальмиру, и вот правитель­ственные войска Сирии смогли отбить у террористов древний город.

Боевики с особым смаком разрушили це­лый реестр памятников мирового наследия — статуя льва аль-Лата, возраст которой состав­лял примерно две тысячи лет, храм Бэла (32 год нашей эры), крепость Фахраддина, триум­фальная арка с колоннадой, святилище вер­ховного бога Бэла, храм ханаанского божества Баалшамина и много еще чего. Понятно, что до окончания войны далеко, но когда-нибудь она закончится, и зайдет речь о реставрации поверженной Пальмиры. Тут много нюансов и тонкостей, их наш корреспондент попытался проговорить с экспертом — историком и ар­хеологом Виктором СОЛКИНЫМ.

— Итак, Виктор, Пальмиру можно бу­дет как-то восстановить или надо все со­хранить ровно в том виде, как это осталось после вандалов?

— В мире накоплен достаточный опыт, когда памятники истории, археологии подвер­гались нашествию вандалов в самые разные эпохи. И тут хочется сказать главное: методи­ка воссоздания памятника из ничего, то есть создание некоего новодела, пусть даже сим­волического, пусть и значимого, — это не то, к чему должна стремиться мировая археология, мировая реставрационная наука. И если мы говорим о Пальмире, в частности, об утрачен­ном теперь храме Баалшамина, то эти руины можно будет выставить наподобие «музея на открытом воздухе».

— Вот контрпример: Минск в годы Ве­ликой Отечественной сровняли с лицом земли. Но потом там взяли и выстроили с нуля старый город. Но это скорее просто привлекательный туристический симво­лизм…

— Знаете, я опираюсь на науку и науч­ные методы. Так вот, правило консервации памятников древности звучит так: он может быть воссоздан только в том случае, если в ру­ках у реставратора есть 75–80% уникального сооружения. Такой пример есть. На протяже­нии многих десятилетий польские археологи буквально по крупицам воссоздавали заупо­койный храм фараона-женщины Хатшепсут в основании крутых скал Дейр эль-Бахри в Егип­те. Да, этот храм построен на современном основании с помощью самых современных технологичных материалов, но речь все-таки идет о том, что это склеенная многомерная мозаика. Все элементы мозаики — подлин­ные. И те недостающие — условно — 20% выполнены реставраторами таким образом, чтобы вы, глядя на памятник, прекрасно отли­чали — где дополнения, а где исторический материал.

Вот и в Пальмире в первую очередь надо понять процент этой «мозаики», в которую боевики превратили некогда великолепные памятники. Учитывая мусульманский ванда­лизм к изображению существ, лиц людей и так далее, думаю, что в большинстве случаев это будут разрозненные архитектурные фраг­менты.

— Поэтому здесь и победит концепция «музея на открытом воздухе»?

— В этой концепции, как ни страшно сказать, есть определенная историческая справедливость: такой музей возвращал бы человечество (надеюсь, уже в мирные време­на) к воспоминанию о том, сколь страшен ван­дализм и как легко может возникнуть даже в XXI веке фанатический вандализм, когда всем уже казалось, что это пережитки позднего Средневековья.

— То есть мы имеем уникальный при­мер, когда руины приобретают двойной исторический смысл…

— Вот вам такой же пример, очень удач­ный. Это Музей Египта Берлина, который очень сильно пострадал во время Второй мировой войны от прямых попаданий бомб. Его открыли относительно недавно заново, и было принято беспрецедентное решение: стены здания были снабжены необходимы­ми инженерными конструкциями, но не были оштукатурены, на них остались следы бомб, фрески, которыми были расписаны стены музея, не были заполнены новым изображе­нием — там, где они были повреждены, они так все и оставили поврежденным. И внутрь этого апокалиптического пространства верну­ли восхитительные старинные памятники. То есть это музей двойной функции: с одной сто­роны, это возрожденный Египетский музей, с другой — это музей Второй мировой войны. И это довольно жесткое зрелище.

— Так что не надо заново отстраивать в Пальмире новодельные арки?

— Это неправильно, урока грядущим по­колениям в этом нет. В электронном виде — да, должны возникнуть какие-то международ­ные ресурсы, которые реконструировали бы погибшие памятники в Сирии. И такой нюанс. Надо понимать, что вандализм бывает раз­ный. То, что сейчас произошло, это повод со­браться, взяться за ум, понять, что мы имеем от этого региона, и максимально попробовать сохранить то, что осталось, для потомков.

Ян СМИРНИЦКИЙ.