Газета "Кишиневские новости"

Григорий КОВАЛЕВСКИЙ: «Не было случая, чтобы Спиваков посмотрел в мою сторону и не увидел бы мои глаза!»

…Когда речь заходит о юбилее «Виртуозов», то, разумеется, все ждут прямой речи основателя легендарного оркестра — Влади­мира Спивакова. Но на этот раз мы решили отступить от тради­ции и поговорить с единственным «уцелевшим» от первого состава (не считая худрука) — народным артистом, замечательным контра­басистом Григорием Ковалевским (по совместительству — директором оркестра).

— «Виртуозы» — дело молодых?

— Ну… жизнь берет свое, 35 лет все- таки прошло. Но могу вам сказать, что мы со Спиваковым — 70-летние — тяготы перено­сим значительно проще, чем молодежь. Нам встать в четыре утра не составляет никакого труда. Молодежь поднимается заспанная… А мы — 15 минут в самолете вздремнешь, нор­мально! Прилетел — забежал в отель умыться- побриться, и — на сцену. И с улыбкой. А как иначе? Надо помнить о трех хороших состо­яниях: до концерта, во время и после. Одно другого лучше. И приятно, когда уже вечером тебя встречают люди, с которыми не виделись по два-три года: «Ой, как хорошо вы выгляди­те!». И даже не догадываются, что мы до это­го сутки не спали. Ничего. Слава богу. Должен быть внутри стержень. Лично для меня сце­на — самое комфортное место в жизни…

— И это не для красного словца?

— Да ну что вы! Скажем, я на сцене вооб­ще не волнуюсь. Только и жду этого момента. И особенно хорошо, когда сам Володя дири­жирует. Потому что не бывает такого, чтобы он посмотрел бы в мою сторону, но не увидел мои глаза. Или наоборот.

— А это так важно — видеть глаза?

— Ну еще бы. Нельзя — как я говорю иным своим молодым коллегам — играть и все время смотреть в ноты. Недавно были на концерте Риккардо Мути с Чикагским симфо­ническим: так вот каждый музыкант каждые 15 секунд поднимал глаза на дирижера. Без прямого контакта оркестра нет. А уж тем бо­лее это важно для камерного коллектива, ко­торый, по сути, является одной семьей. Это ж практически как квартет в смысле атмосфе­ры! Иногда кто-то скажет: надо играть по ди­рижеру или по первому скрипачу. Нет! Играть надо С дирижером и С первым скрипачом. Вот тогда и получаются такие удивительные вещи, как недавний концерт в зале Петер­бургской филармонии под названием «Вре­мена года» — исполняли, соответственно, Чайковского, Вивальди и Пьяццоллу: там мы играли вообще без дирижера! Такого не было за всю историю филармонии. Вот это пример настоящего совместного музицирования, ис­тинного роста оркестра.

— Вы заговорили о молодежи… За эти годы вы перевидали много музыкантов. Как меняются поколения?

— Не хочется сравнивать… Но если го­ворить очень честно, первый состав был не­множко другим по своим именно человече­ским качествам. Но и сейчас у нас есть люди, которых хочется особенно выделить: скажем, Георгий Цай, на которого лет 6-7 назад напали скинхеды. Нанесли 11 ножевых ран, порезав все руки. Но бог его миловал, там миллиметры оставались до пореза сухожилий, и он никогда бы больше не подошел к скрипке. Тяжело вос­станавливался. Но смог. Поначалу сам, сидя на ведущей позиции, пересел за последний пульт. Вот что значит музыкантская совесть, ведь его туда никто не гнал. И сидел так года полтора. Хотя мог бы остаться рядом с концер­тмейстером и просто делать вид. Но нет. Мно­го занимался, Спиваков ему купил скрипку, чуть меньшую по размеру, чтобы легче было заново осваивать… Теперь уже великолепно играет, сидит на своем прежнем месте. Отда­ча невероятная. Каждую ноту проживает, зная ей цену! Вот он яркий представитель того, что я хотел бы видеть в молодежи. Чтобы — как у нашего поколения — был принцип «сначала «Травиата», а потом касса», а не наоборот.

— Ну о какой кассе говорить, когда вы первыми поехали в Киев после черно­быльской катастрофы, в Армению после землетрясения…

— Перед отъездом в Киев в 1986-м жены музыкантов смотрели на нас со Спиваковым как на врагов народа. Туда ведь не ехал ни­кто! Всего две недели после трагедии прошло. И к концертному залу мы шли сквозь шерен­гу людей, не попавших на концерт — никто и поверить не мог, что мы вообще приедем. И когда мы вышли на сцену, зал весь встал и… зрители и музыканты плакали. 20 минут. Тако­го единения людей вокруг трагедии не было никогда… Поэтому сейчас я даже комменти­ровать не могу то, что происходит на Украине. Все это очень больно.

«Успех порождает зависть, начались препоны»

— Кстати, когда Спиваков впервые рассказал вам об идее создания «Виртуо­зов»?

— Шел 1979 год, мы с оркестром Мо­сковской филармонии, где я работал с 1970- го, были на гастролях в Испании. Спиваков поехал туда с нами в качестве солиста. И вот в какой-то момент Владимир Теодорович собрал человек восемь оркестрантов: «Вы знаете, ребята, хочу создать новый коллек­тив, даже подумываю над громким названи­ем — «Виртуозы Москвы»…» Тем более что в ту пору на слуху был потрясающий камерный оркестр «Виртуозы Рима». Конечно, для нас это предложение было очень заманчивым: получить такую отдушину… Тем более что Спиваков пригласил отличных музыкантов из очень разных оркестров — Госоркестра, орке­стра Большого театра; а концертмейстерами сели не кто-нибудь, а знаменитый струнный квартет им. Бородина.

— Что само по себе задрало планку качества на невероятную высоту…

— Конечно! Стоит лишь упомянуть имя моего друга, учителя, второго отца Валентина Александровича Берлинского, организатора квартета. Берлинский вошел в Книгу Гиннес­са, проработав в квартете более 60 лет. Они тогда были в самом зените славы и востребо­ванности. Но при этом согласились сесть кон­цертмейстерами, что, несомненно, привлекло публику. А свой первый концерт мы сыграли в Нижнем Новгороде… Кстати, и Башмет был в первом составе. Вначале планировалось, что «Виртуозы» станут сугубо фестивальной ко­мандой, собиравшейся по случаю. Но… успех пришел мгновенно. Сразу были полные залы, там концерт, здесь, потом в Венгрию поеха­ли на первые гастроли, где министр культуры СССР Демичев присутствовал, и он видел наш успех…

— Так что, ниша камерного музициро­вания была свободна?

— Пожалуй, да. Потому что пик славы нашего в каком-то смысле прародителя — камерного оркестра п/р Баршая — пришелся именно на 60-е годы и начало 70-х, скажем, я помню 39 репетиций 14-й симфонии Шоста­ковича, на которых присутствовал сам Дми­трий Дмитриевич, фантастика; но потом Бар­шай уехал в Израиль. Да, оркестр продолжал существовать, но уже это было немножечко не то. Поэтому в ту пору «Виртуозы» сразу выш­ли на авансцену оркестровой жизни. Конеч­но, не обошлось без неприятных мгновений. Успех порождает зависть. Понятная история. А мы все параллельно работали в своих орке­страх… Ну и начались препоны. Допустим, на­значен концерт «Виртуозов» в БЗК, а в другом оркестре, где работал один из музыкантов, вдруг назначается запись на это самое время. Человека не отпускали. А он все равно ушел на наш концерт. Тогда его на год сделали не­выездным за границу. Это сейчас все кажется мелочами, а тогда…

— В общем, Спиваков был поставлен перед дилеммой: сохранить или распу­стить?

— Совершенно верно. Но «Виртуозы», а это 24 человека, за два года, конечно, вку­сили славы, и отказаться от всего этого, этих переполненных залов, было просто немысли­мо. Все были заняты на основной работе, что не мешало людям встречаться по вечерам и репетировать — то в зале Чайковского, а то и просто в каком-то ЖЭКе на площади Ноги­на — помню, как там неожиданно обвалился потолок. Так вот с помощью Демичева нам удалось получить статус государственного ка­мерного; людям было непросто расставаться с первыми пультами в ведущих оркестрах, но мы поверили. Конечно, со стороны прежних работодателей были обиды и сожаления — хорошие музыканты на дороге не валяются. Но что делать…

— Спиваков как-то словами объяснял, каким должен быть оркестр? Чем дышало тогда время?

— Нас за собой вела его увлеченность. Поймите, самое главное — это человеческие отношения. Не было такого: я тут художе­ственный руководитель! С Володей все были на «ты». Как помню одного дирижера, кото­рый повесил табличку на двери: «Прось­ба обращаться через секретаря». Такое представить в «Виртуо­зах» — да боже упаси! У нас были именно свежие от­ношения, без дистан­ции, когда люди просто садятся вместе после концерта — ужинают, разговаривают, ни­кто не требует, чтобы его поселили одного в «люксе»… Все это было нОво. У нас был музы­кант, прежде сидящий за вторым пультом вторых скрипок в оркестре Баршая. Так вот к нему за советом по­стоянно приходили бывшие первые скрипки ведущих оркестров, лауреаты конкурсов: «Толь, подскажи, какой здесь штрих?». Потому что школа Баршая. Где еще такое увидите?

— За счет чего Спиваков умел оста­ваться в лидерах?

— А вот он просто выходил каждый кон­церт и играл, демонстрируя высокий класс. И никаких слов не нужно, все и так становилось понятно. Помню, в 1980-м собирались на га­строли в Томск. Но была нелетная погода — то приедем в аэропорт, то уедем. А как приле­тели — без сна сразу три концерта подряд в один день, да еще и с разными программами! Спиваков вышел и блестяще сыграл все три. Я до сих пор говорю нашим молодым ребятам: вам сильно повезло, что вы каждый раз, видя Спивакова, берете бесплатный мастер-класс. У него гипертрофированное отношение к ка­честву. Постоянно занимается на скрипке, по нескольку дней перед концертом.

— Ваша фирменная фишка — по воз­можности сажать зрителей на сцену.

— Это наше негласное правило. Звоню директору региональной филармонии, до­говариваемся об очередном концерте, и я всегда говорю: «У нас к вам большая прось­ба посадить на сцену то количество народа, которое вмещается, лишь бы они не мешали артистам». Вот и сидят бесплатно учащиеся и педагоги музыкальных школ по 70–100 чело­век. Они не имеют возможности купить билет, но для них зачастую этот концерт гораздо бо­лее важен, чем для тех, кто заплатил деньги. Они становятся настоящими соучастниками! Когда еще такое получат…

Ян СМИРНИЦКИЙ.