Газета "Кишиневские новости"

Бывший узник концлагеря Евгений Ковалев: «Услышав русскую речь, мы расплакались»

27 января 1945 года войска 1-го Украинского фронта освободи­ли концлагерь Аушвиц-Биркенау, больше известный как Освенцим. Это был ад на земле. Фашисты в га­зовых камерах здесь убили около 2 миллионов человек.

87-летний бывший узник концла­геря Евгений Ковалев рассказал нам о том, как людей отправляли в газовые камеры целыми желез­нодорожными составами. Куда шли волосы убитых людей. И как узники-поляки делились с ними продуктами из посылок.

«На воротах была издевательская надпись: «Труд освобождает»

— До 1941 года, когда немцы оккупи­ровали Смоленщину, я работал в совхозе. Было мне 12 лет. После ареста я оказался в вагоне для перевозки скота. Эшелон шел на запад…

— Знали про концлагеря?

— В Союзе тогда про них никто ничего не знал. В одну из ночей поезд остановился, мы спрашиваем, что это за город, слышим: «Аушвиц». Нас разделили, женщин погнали в один из бараков, подростков и стариков — в сторону санпропускника. Всех остригли на­голо и начали загонять под холодный душ. Под ледяную воду никто лезть не хотел. Тог­да в ход пошли плетки. Полотенец не хвата­ло, на мокрых людей из ящика без разбора бросали полосатые робы. Потом мы узнали, что это была одежда заключенных, которых раздели перед расстрелом…

На выходе специальная команда всем на левой руке колола номера.

В концлагере были специальные клейма — набор подвижных металлических пластин с иглами, которые вставлялись в специаль­ный штамп и позволяли составить нужный номер. Нам же просто один из немцев писал чернилами на руке номер, второй — накалы­вал числа иголками. Было больно, шла кровь. Об обеззараживании никто не думал…

На груди полосатой робы 14-летнего Жени Ковалева был нашит треугольник с номером и буквой «р». Так помечали заклю­ченных из Советского Союза.

— После обработки нас посадили в ка­рантин. В блоке было человек 700. Каждый день мерили температуру. Немцы боялись тифа. Советские военнопленные, которые занимали часть блока, предупредили нас: «Ребята, вы смотрите, не попадитесь с тем­пературой! Иначе больничный барак — «ре­вир», путь из которого — только в газовую камеру». Надзиратели издевались над нами как хотели. Например, клали на пол и катили как бревно…

Те, кто выжил в карантине, попали в ла­герь Аушвиц-2, также известный как Бирке­нау, или Бжезинка. Это то, что обычно под­разумевают, говоря об Освенциме. За двумя рядами колючей проволоки стояли деревян­ные бараки. На воротах лагеря была издева­тельская надпись: «Труд освобождает».

Я попал в 32-й блок. Там была команда, которая строила овощехранилище. Там же располагалась группа «Канада», которая со­ртировала личные вещи заключенных, при­бывающих в лагерь. Название было выбрано как издевка над польскими заключенными. В Польше слово «Канада» использовалось как восклицание при виде ценного подарка: раньше польские эмигранты часто отправля­ли подарки на родину из Канады…

Куртки, которые выдавали узникам, не защищали их зимой от холода. В сильные морозы заключенные носили под ними куски бумажных мешков из-под цемента.

Ботинки с деревянной подошвой у мно­гих узников были не по размеру. Люди нати­рали ноги, раны гноились. Кого признавали нетрудоспособными, тут же отправляли в газовую камеру.

— В бараках содержались сотни тысяч евреев, поляков, русских, цыган, венгров, румын… Постоянно слышался плач и стоны. Без конвоя никто не имел права отходить от барака дальше чем на 50 метров. Охрана стреляла без предупреждения.

«Засыпали вечером и не знали, доживем ли до утра»

— Внутренней вражды не было?

— Нет, со всеми жили дружно. Поляки, получая посылки, делились с нами продук­тами.

— Как вас кормили?

— Утром давали чай, в обед — балан­ду из гнилой капусты или вареную брюкву, вечером — кусок хлеба и чай. Работали при этом мы по 11 часов. Возвращаясь в барак, видели, как дымят трубы крематориев. Они останавливались в сутки лишь на три часа, чтобы заключенные смогли очистить печи. Людей отправляли в газовые камеры целыми железнодорожными составами. В зал через трубы пускали газ — цианистый водород, получивший название «Циклон-Б». Узники погибали через 5–7 минут.

С убитых женщин срезали волосы, их закупали немецкие текстильные фирмы по полмарки за килограмм для изготовления плотно переплетенной ткани — бортовки. Золотые зубы, вырванные у мертвых лю­дей, переплавляли в слитки и отправляли в главное санитарное управление в Берлине. Потом зондеркоманда сбрасывала трупы в печь. Пепел узников шел на удобрение.

В конце 44–го отделили всех молодых ребят и перебросили в 29-й блок. Мы пере­пугались, думали, что всех сожгут. Но нас заставили убирать лагерь. При этом прово­дилась, как говорили немцы, селекция. Всех выстраивали на плацу, фрицы решали, кому еще жить, а кого отправить в газовую камеру и крематорий. Я трижды проходил прокля­тую селекцию. До сих пор помню этот смер­тельный страх…

После очередного отбора нас перегнали в цыганский лагерь. В блоках там жили се­мьями цыгане, многие — с маленькими деть­ми. И в одну ночь их всех уничтожили. Там такой нечеловеческий стоял крик! Ужас что творилось. Из бараков нас не выпускали, на всех перемычках стояли пулеметчики. Утром встали — тишина; рядом с блоком, где жили цыгане, — никого.

— Как на себе почувствовали пере­лом на фронте?

— В декабре 44–го эсэсовцы взорвали печи, где сжигали трупы заключенных. Лю­дей стали грузить на машины и увозить в не­известном направлении. Нас, малолеток, в начале января 45-го года загрузили в вагоны и увезли в Судеты, на территорию Чехосло­вакии, где был филиал концлагеря. Я попал в команду, которая занималась ремонтом железнодорожных путей. Укладывая рельсы, мы все чаще видели самолеты с красными звездами. Постоянно велись разговоры, что вот–вот должны подойти советские войска.

— Когда они пришли?

— Через три дня. Первым шел капитан, за ним кто–то нес красный флаг. Услышав русскую речь, мы, трижды стоявшие на по­роге газовой камеры, расплакались. Со­брался стихийный митинг. Выступавший говорил: «Товарищи, вы все на воле, все — свободны. Вас больше никто не обидит и не накажет». Потом приехала полевая кухня. Пожилой солдат говорил нам: «Ре­бятки, вы сейчас сразу много не кушайте. Может быть заворот кишок». Каждую лож­ку жидкой гречневой каши мы долго-долго смаковали.

Поляки, венгры, итальянцы, кто мог передвигаться, подходили к нашим воен­ным, обнимали их, хлопали в ладоши, бла­годарили. Многие от радости плакали. Все так долго ждали смерти, а вышло, что надо учиться жить…

— Глава МИД Польши Гжегож Схетина недавно заявил, что узников концлагеря в Освенциме освободили украинцы…

— Будь живы те поляки, кто участвовал в Варшавском восстании и попал в концлагерь в Освенциме, они Гжегожа просто бы поби­ли. В бараках рядом с нами было много поля­ков — они так же гибли, как евреи, русские, французы, румыны, чехи… После освобож­дения целовали руки советским солдатам. Даже Александр Квасьневский, когда мы приезжали в Польшу на 60-летнюю годовщи­ну освобождения лагеря, сказал: «Спасибо советским воинам, которые не только осво­бодили Освенцим, но и отстояли Краков».

В боях за освобождение Освенцима погибли свыше 200 советских солдат и офицеров.

Светлана САМОДЕЛОВА.