Газета "Кишиневские новости"

Генерал, спасший поляков и русских от большого кровопролития, умер 90-летним старцем

В нем было что-то завораживающее: боевой генерал с миниатюрной, даже хрупкой фи­гурой. Безупреч­но воспитанный, галантный и даже куртуазный. Ког­да мы встретились в Варшаве, Войцех Ярузельский поразил меня завид­ной осанкой и славной русской ре­чью. Русскому он выучился в Сиби­ри.

Ярузельский родился в 1923 году, его отец владел немалым земельным наделом. От наступавших немецких войск семья бежала в Литву. Но туда пришла Красная Армия. Семью выслали на Алтай, в тайгу — валить лес. Отца как землевладельца (клас­совый враг!) посадили в лагерь. Потом от­пустили, но он был совершенно истощен и вскоре умер. Похоронен в Бийске.

Жизнь будущий президент Польши на­чинал в роли бесправного спецпоселенца. Но на Россию не обиделся. В 1943 году ему разрешили вступить в польские части, кото­рые формировались на советской террито­рии. Сражался против немцев. После войны стал генералом. В 1968 году его назначили министром обороны, в октябре 1981-го — первым секретарем ЦК. Это был акт отчая­ния: в Польше рушился социалистический строй.

На судоверфи в Гданьске возник пер­вый в социалистическом лагере свободный профсоюз «Солидарность». И сразу пре­вратился в широкое социальное движение. Рабочие отстаивали не только право на за­бастовки, но и требовали транслировать по воскресеньям католическую проповедь по радио. К рабочим присоединилась интелли­генция. Социалистической Польша остава­лась только внешне.

В Москве на заседаниях Политбюро били тревогу: «Нам нельзя терять Польшу, надо вводить чрезвычайное положение для спасения революционных завоеваний». Понимали: «бациллы демократии» распро­странятся и на другие социалистические страны. В том, что народные выступления должны быть подавлены, в Политбюро ни­кто не сомневался. Не могли решить: кто это сделает? Сами польские власти или же придется, как в Чехословакии в 1968-м, вво­дить войска Варшавского договора?

Брежнев внушал Ярузельскому:

— Надежда защитить социализм путем переговоров, без использования всех воз­можностей власти вплоть до арестов, — ил­люзия. Не требует ли нынешняя обстановка введения военного положения?

Генерал медлил, не спешил давить «Солидарность». Беседовал с главой поль­ской католической церкви архиепископом Юзефом Глемпом и лидером «Солидарно­сти» электриком Лехом Валенсой, обсуж­дал идею фронта национального согласия. Не договорились. Ярузельский побаивался церкви: если архиепископ выступит против военного положения, он превратится во второго Хомейни, и тогда власть не удер­жать.

Польское руководство раскололось. Не­сколько генералов предложили Москве сме­стить нерешительного Ярузельского. Другие не желали выступать против собственного народа. Советские разведчики донесли в Москву, что в Варшаве на закрытом заседа­нии один из польских руководителей обре­ченно заметил:

— Если не сможем пресечь действия распоясавшихся экстремистов, кончится тем, что они всех нас повесят на телеграф­ных столбах.

Другой член польского политбюро от­ветил:

— Или же придут советские войска, и мы все равно окажемся на тех же стол­бах…

Заместитель министра обороны СССР генерал-полковник Владислав Ачалов, который в ту пору командовал 7-й гвар­дейской воздушно-десантной дивизией, описывает в своей мемуарной книжке, как вместе с командирами полков отправился в Варшаву на рекогносцировку: «7-я ди­визия должна была действовать в первом эшелоне — оседлать варшавский аэропорт и обеспечить высадку основных сил, кото­рым предстояло взять под контроль здания ЦК партии, сейма, государственного банка, МВД и министерства обороны. Частью сил предполагалось создать рубеж обороны вокруг столицы на случай выдвижения сил Войска Польского».

Некоторые польские руководители и военные предупреждали: в случае вмеша­тельства советской армии выступят против нее с оружием в руках. И в Москве предпо­лагали, что собратья по Варшавскому дого­вору могут встретить гостей огнем.

Генералу Ачалову доверили особо се­кретную миссию: «Лично командующий воздушно-десантными войсками и началь­ник генерального штаба поставили мне за­дачу: интернировать Войцеха Ярузельского и членов правительства, а также руково­дителей Польской объединенной рабочей партии и министерства обороны».

Что же помешало?

Афганистан, где уже шла кровопролит­ная война. Вести две войны одновременно не хотели. Понимали, что вероятные эко­номические и политические санкции Запа­да будут крайне тяжелыми для Советского Союза.

«Представителей, как теперь принято выражаться, силовых ведомств вызвали к Брежневу, — вспоминал председатель КГБ Виктор Чебриков. — Первыми к нему в кабинет вошли военные. Они были за ввод войск. Судя по их настроению на выходе, им удалось склонить генсека на свою сто­рону. Меня он принял последним. Я изло­жил ему мнение Комитета госбезопасно­сти о возможных и катастрофических для нашей страны последствиях такого реше­ния. Бойкот экономический, политический и культурный».

Слава богу, что этого не произошло. В истории взаимоотношений наших стран и так слишком много кровавых зарубок…

Войцех Ярузельский должен был спасти социализм в Польше. Но генерал надеялся еще спасти и себя самого. Он хотел соз­дать у поляков впечатление, что, принимая жестокие меры, избавляет страну от втор­жения иностранных армий. Он действовал в одиночку. В Москве не знали, что он пред­примет. Подозревали, что он ведет двойную игру. Нервничали.

10 декабря 1981 года ситуация в Поль­ше обсуждалась на заседании Политбюро:

«Ярузельский водит нас за нос… Яру­зельский либо скрывает план конкретных действий, либо попросту уклоняется от про­ведения этого мероприятия».

Говорят, что поляки особенно хороши в поэзии, любви и интригах. Но националь­ные стереотипы ничего не стоят. Главное в характере Ярузельского — нетипичная для эмоциональных поляков скупость эмоций. Не только темные очки делали его непро­ницаемым. Таким он был по характеру. Хо­рошо знавшие генерала люди говорили мне о его исключительной взвешенности, осто­рожности. Его сравнивали с генералом Пи­ночетом, который совершил военный пере­ворот в Чили. Но Ярузельского с Пиночетом роднили только черные очки. Ярузельский не хотел проливать кровь и не приказывал убивать.

В ночь на 13 декабря 1981 года он ввел в Польше военное положение. Не до конца верил в успех. Сказал мелодраматически:

— Если план провалится, мне останется только пустить себе пулю в лоб.

Невероятно популярный профсоюз «Солидарность» запретили, газеты, его поддерживавшие, закрыли. Военное поло­жение — это бронетранспортеры на улицах, повсюду солдаты. Телефонную связь от­ключили, школы и институты закрыли, вве­ли комендантский час, разослали военных комиссаров на предприятия и запретили ездить по стране без нужды. Интернирова­ли двадцать три тысячи человек. Валенсу военные увезли из дома. С ним разговари­вали уважительно, называли «пан предсе­датель».

В столкновениях с полицией погибли девяносто человек. Архиепископ Глемп призвал подчиниться властям, чтобы избе­жать кровопролития:

— Нет ничего важнее человеческой жизни. Даже если мне придется стать для этого на колени, я буду просить вас: не бе­ритесь за оружие!

А в Москве были не очень довольны Ярузельским. Считали, что, совершив пер­вый правильный шаг, надо идти дальше. Не нравилось, что Ярузельский отказался поса­дить Леха Валенсу на скамью подсудимых. Возмущало стремление генерала смягчить режим военного положения. Брежнев писал ему: «В какой степени оправданы принятые вами меры — освободить значительные массы интернированных, полностью отме­нить комендантский час, снять ограничения на выезд и перемещения по стране ино­странных журналистов и дипломатов?»

Но у польских руководителей — иная история и иной менталитет. 16 июня 1983 года в страну прилетел папа римский, по­ляк по рождению. Спустившись по трапу, он поцеловал родную землю. Иоанна-Павла II принял Ярузельский. Он вспоминал, как от волнения у него тряслись ноги и подгиба­лись колени. Через месяц он отменил во­енное положение.

Военная акция поставила крест на со­циалистическом строе. Полякам стало окон­чательно ясно: власть, которая отказывает людям в элементарных правах, боится про­фсоюзов, затыкает рот церкви и закрывает газеты, — никуда не годится. Компартия до­бровольно отдала власть «Солидарности». Войцеха Ярузельского на посту президента сменил Лех Валенса.

Сам генерал потом скажет:

— В 1981 году мы добились военной победы, но потерпели политическое пора­жение.

Ему пришлось несладко. Его сажали на скамью подсудимых — за использование военной силы против народа. Но свою ре­путацию он сберег. Чехословацких руково­дителей, которые в 1968 году пригласили чужие армии, презирают. А Ярузельского защищали даже бывшие диссиденты.

Я спрашивал Адама Михника, главного редактора самой популярной в Польше «Га­зеты выборчей», как он относится к генера­лу, который во время военного положения отправил его в тюрьму.

— Теперь мы друзья. Иногда ходим вместе с Ярузельским в ресторан. Скан­дал! Наши радикалы-антикоммунисты злобствуют: «Михник — предатель!» Они не понимают, что если бы Ярузельский не ввел военное положение, порядок в нашей стране наводил бы командующий войсками Варшавского договора. Ярузельский бес­кровно вывел Польшу из социализма. Никто не думал, что это возможно.