Газета "Кишиневские новости"

Карен Шахназаров: «Когда говоришь, что «Мосфильм» — лучшая студия в Европе, это вызывает подозрения»

В январе киностудия «Мосфильм» отмеТИЛА90-летие. Ее первым дети­щем считается фильм «На крыльях ввысь» Бориса Михина, который вышел в 1924 году, хотя сам кино­городок на Воробьевых горах зало­жили только в 1927-м. Нынешнее название студия получила и вовсе в 1936-м. Во время войны ее эвакуи­ровали в Алма-Ату, а в Москве на ее территории производили детали реактивных снарядов.

На «Мосфильме» хранится и исполь­зуется на съемках роскошная коллекция из более 287 тысяч костюмов — от камзола до телогрейки. Не меньше обуви, головных убо­ров и реквизита. Пока все это богатство рас­полагается в помещении, предназначенном для овощехранилища. Сразу же бросается в глаза, что склад мужского платья больше и бо­гаче женского. У входа выставлены костюмы персонажей комедии «Иван Васильевич ме­няет профессию» Леонида Гайдая и костюм митрополита Филиппа из «Царя» Павла Лун­гина, который носил Олег Янковский. В ряд висят плащи всех времен и народов. Как объ­ясняет руководитель комплекса сценическо- постановочных средств Сергей Плохов, жен­ское платье более изысканное, из тонких тканей, быстрее изнашивается, поэтому и единиц хранения насчитывает меньше. Его надевают непосредственно на тело. А муж­ской костюм — на майку или сорочку, оттого и хранится он дольше. У входа в дамскую часть нас встречает крошечное платье Инны Чури­ковой из картины «Тот самый Мюнхгаузен» и белое платье мадам Грицацуевой — Натальи Крачковской из «12 стульев» Гайдая. Оно тоже на удивление миниатюрное. Дело в том, что костюмы имеют свойство со временем «усы­хать», сужаясь на пару размеров. А вот остав­шиеся три стула из знаменитых «12 стульев» — правда, не Гайдая, а Марка Захарова, — на­ходятся поблизости. Когда-то их закупили на Ближнем Востоке, а потом изрубили в про­цессе съемок.

«Торжественного концерта не будет. И банкетов тоже»

— Карен Георгиевич, как отпразднуе­те юбилей?

— Торжественного концерта не будет. Готовится вечер в клубе «Эльдар», но это скорее клубное мероприятие, куда мы при­гласим ветеранов и зрителей. Банкетов тоже не будет. Знаете о запрете корпоративов? Хотя мы не бюджетная организация. А если серьезно, то все это пережиток советских времен. Кстати, никогда на «Мосфильме» не было ничего подобного. Я тут ветеран, застал еще 50-летие студии. Никаких торжеств уже тогда не закатывали. Думаю, это правиль­но. Студия же работает. А путь она прошла славный. Недавно мы представили в Таллине выставку, посвященную 90-летию студии. В Мексике открылась большая ретроспектива мосфильмовских картин. И проходит она там пафосно. Такие мероприятия запланированы на весь год.

— Накануне 80-летия «Мосфильма» вы брали на себя обязательства многое построить и реконструировать. Даже обе­щанный сувенирный киоск с продукцией «Мосфильма» работает. А что не сдела­но?

— Я всю жизнь проработал на «Мосфиль­ме», и у нас все время чего-то не хватало. Вот мне и захотелось создать идеальную студию, хотя таких не бывает. Но мы ее полностью реконструировали. Привели в порядок вечно текущие крыши и трубы, поменяли электрику еще 40-х годов. Реконструировали все пави­льоны. И самое главное — насытили студию современными технологиями. Теперь можно смело сказать, что «Мосфильм» не уступает никому в мире. Мы гордимся, что сделали все без поддержки государства, на средства, ко­торые сами зарабатывали.

— А павильон для подводных съемок почему не построили?

— Он оказался не нужен. Если бы у нас каждая вторая картина была связана с под­водными съемками, тогда другое дело. В последний раз Владимир Хотиненко снимал такую — «72 метра». Так ему все необходимое соорудили в обычном павильоне. И вот еще важный момент: Владимир Путин подписал проект, и теперь на «Мосфильме» будет по­строено еще два павильона, киноконцертный зал и новое хранилище костюмов. Опять же, это будет сделано не за государственные деньги, но под контролем государства. Наде­юсь, что произойдет это года через четыре.

— Музей кино будет у вас работать?

— Если его руководство захочет — по­жалуйста. Все будет открыто. Нам очень не хватает киноконцертного зала, где можно и вечера проводить, и фильмы показывать. В сочетании с нашим собственным музеем это приобретет новое качество.

— Чем будут отличаться новые пави­льоны?

— Масштабом. Потребность в них вели­ка: у нас сейчас павильоны на год расписаны. В основном их эксплуатирует телевидение. Это реальность, и ничего с этим не сделаешь. Бюджеты сериалов растут и иногда несопо­ставимы с кино. Телевидение все чаще делает высококачественные, большие картины с ком­пьютерной графикой, участием звезд. Оно бу­дет и дальше вытеснять кино. Правда, сейчас начал строительство декораций Станислав Говорухин. А вообще в кино очень мало теперь строят. Российские картины в основном на современную тему. С появлением цифровых технологий стало гораздо проще работать в интерьерах. Сегодня можно фильм и фото­аппаратом снять. Когда я пришел в кино, мы строили все, вплоть до малогабаритной квар­тиры, в павильоне.

— А есть у «Мосфильма» главный бренд? Скажем, у японской студии «Тохо» их два — «Годзилла» и «Семь самураев» ее визитные карточки.

— У нас биография гораздо богаче, по­этому я затрудняюсь назвать какой-то кон­кретный символ. На «Мосфильме» работали выдающиеся режиссеры — от Эйзенштейна до Тарковского. Когда я пришел в кино, то застал такое созвездие! Одновременно ра­ботали Сергей Бондарчук, Лариса Шепитько, Леонид Гайдай, Элем Климов, Эльдар Ряза­нов, Георгий Данелия, Александр Алов и Вла­димир Наумов, Андрей Тарковский, Эмиль Лотяну. Каждое из этих имен — бренд. В ко­нечном счете студия — прежде всего лично­сти, люди, которые там работают. Но, кстати, и наш сад — тоже бренд.

«Власть вообще портит людей»

— А что вам мешало поднимать «Мос­фильм»?

— В конце 90-х, когда я стал директором, студия находилась в тяжелом положении. Самая новая камера — 80-го года выпуска, со времен Олимпиады. Было ощущение, что такое отставание чуть ли не навсегда. «Мос­фильм» не бюджетное предприятие. С 1991 года государство не выделяло ему никаких средств. И надо было думать, как деньги за­рабатывать, куда их вкладывать. Чего тогда только не было на «Мосфильме»: и водку раз­ливали, и рыбу вялили, номера перебивали у наворованных машин. Все это страшно меша­ло, и надо было с этим что-то делать.

— Так ведь убить могли за сопротив­ление!

— Могли. Но тогда об этом я не думал. Многое делалось по наивности.

— Хватало тех, кто противился преоб­разованиям?

— Я всегда выступал против акциони­рования. Хотя с экономической точки зрения «Мосфильм» работает как рыночное пред­приятие. Если бы в начале нулевых его акцио­нировали, то сейчас бы с нами происходило все то, что случилось со студией Горького и «Ленфильмом». Мы понимали, что территория студии — лакомое место, искушение слишком велико. И здесь наверняка построили бы тор­говые центры, дома — вроде того, что высит­ся теперь напротив «Мосфильма» и внушает мистический ужас. Когда мы начинали, денег не было, все было разрушено. Вспоминаю первую большую закупку у германской компа­нии. Мы собрали все заработанные деньги — их было немного — и закупили свет. Нам все говорили: «Зачем вы это делаете? В России нет кино и не будет». А в немецкой компании наших представителей три дня не принимали — сочли за шаромыжников из России. Но мы все-таки заключили контракт, получили свет, и он в течение полугода принес нам прибыль в 14%. Так все началось.

В советское время не надо было осо­бенно думать о рентабельности, а в новые времена многое пришлось менять, с кем-то расставаться. Самое сложное — найти пра­вильных людей: толковых, энергичных, жела­тельно честных, с характером и принципами. «Мосфильм» — очень сложное производство, потому и вопрос кадров всегда самый се­рьезный. Инженер стал главной профессией в кино. У нас есть курсы. Мы набираем ребят с хорошим образованием — выпускников физтеха, физмата, Бауманского университе­та. Натаскиваем их с учетом специфики кино, стараемся увлечь. Из десяти специалистов примерно двое остаются у нас.

— Какие качества вы приобрели, ока­завшись в директорском кресле?

— Профессия режиссера предполага­ет наличие организаторских функций. Опыт, который я приобрел, работая в съемочных группах, мне очень помог. Могу сказать без ложной скромности, что я хорошо знаю кино­производство. 40 лет работаю в кино, снял 15 картин, имел возможность работать в США, Англии, Италии. Этот опыт мне пригодился. В принципе моя работа сегодня — это рабо­та менеджера. Надо осуществлять бизнес- проекты. Многому научила моя работа.

— И многое забрала…

— Власть вообще портит людей. Стара­юсь смотреть на себя со стороны. Это боль­шая ответственность. Ведь вольно или не­вольно ты влияешь на жизнь многих людей, в определенной степени нарушаешь течение их жизни. Понятно, что и ошибки совершаешь.

— Сегодня в кино надо быстро сооб­ражать и принимать решения.

— У нас есть очень сильные частные компании — наши конкуренты. С точки зре­ния технологий у российской киноиндустрии масса проблем, но она построена. И это одна из самых современных сфер. Но сама ор­ганизация управления российским кино не выстроена. Мы говорим все время о кино, а ведь «Мосфильм» сегодня в большей степени работает с телевидением. Российское кино довольно слабое. Посмотрите на цифры. Мы производим 70–80 картин в год. А во Франции их порядка 400. Мне кажется, одна из глав­ных наших проблем в том, что двух центров не должно быть, должен быть один — аналог Госкино. Без участия такого централизован­ного государственного органа существовать просто невозможно.

— В прежние времена на «Мосфиль­ме» была особая творческая среда. Со­хранилась ли она?

— Советское кино было рыночным. Мало кто об этом помнит, но мы были безработны­ми. Получали зарплату не постоянно, а только когда снимали картину. Если я не мог найти работу, то сидел без зарплаты, как и большие режиссеры. Тарковский редко снимал и тоже сидел без зарплаты. Советское кино — это кино больших студий, а сегодня у нас продю­серское кино. Нам часто говорят: «Вы созда­ли студию, она технологична, но вы там мало снимаете сами». Да, мы много кино делаем, но не финансируем его. Раньше государство передавало средства на студии, и там уже раз­рабатывались проекты. В этом смысле «Мос­фильм» был более творческим. А сегодня это прагматичная студия. Мы выполняем заказы. Нужно вам записать музыку — запишем. Мо­жем построить декорацию. Все большие сту­дии Европы работают так. Конечно, все это не сравнить с атмосферой прежних лет. Но мы не можем переделать мир.

— Но мосфильмовское братство су­ществует?

— Оно и сегодня есть. Ощущение, что рядом люди, которых ты знаешь, с которыми связан, никуда не уходит. Опять же, не в такой степени, как в советское время. Здесь можно было поговорить, поиграть в карты и в кости. Это на «Мосфильме» очень любили, особен­но преферанс. Все болели за «Спартак». Был единый организм. Сегодня такого нет. У меня не как у директора студии, а как у режиссера и продюсера с «Мосфильмом» прагматичные отношения. Был случай, когда я работал на картине «Исчезнувшая империя», и в нашей лаборатории мне сделали брак. Тогда я ушел к конкурентам, в компанию «Саламандра», занимавшуюся обработкой пленки. Это был большой удар для нашей лаборатории. Как это: директор студии ушел к конкурентам? С позиций руководителя я, наверное, поступил неправильно. Но я действовал как режиссер и продюсер. Мне нужно было качественно сде­лать картину.

«У нас Монтсеррат Кабалье три диска записала»

— Говорят, что на «Мосфильме» слиш­ком дорогие услуги, легче за границей снимать.

— Про нас многое говорят. Да и про себя я чего только не слышу: и Москва-то мне помог­ла, и Лужков-то меня любил. Всем предлагаю: пойдите и посмотрите документы. Я взял сту­дию, у которой был ноль на счетах. Понимаю, что мы вызываем раздражение у конкурентов. Если у нас так дорого, то почему тогда к нам идут, а к вам нет? Почему у нас павильоны за­биты? Потому что у нас качество лучше. Мало уметь выстроить павильоны, надо научиться строить декорации. Если бы у нас были супер­дорогие услуги, мы бы просто не выдержали конкуренции. За последние 10 лет наши на­логи составили более 12 миллиардов рублей. Назовите такое предприятие кино, которое заплатило бы столько государству.

— А что есть на американских студиях, чего нет на «Мосфильме»?

— «Уорнер Бразерс» — очень хорошая студия. Она чем-то похожа на «Мосфильм». Но у них больше павильонов и климат другой. В январе — плюс 20. Можете себе предста­вить, что такое «Мосфильм» в зимнее время? Надо чистить территории, крыши. А на «Уор­нер Бразерс» нет тепла в павильонах. Какая экономия! Когда говоришь, что «Мосфильм» — лучшая студия в Европе, это вызывает по­дозрения. А вы поезжайте, посмотрите на «Баварию», римскую «Чинечитту». «Бавария» — хорошая студия, но там нет записи музыки. Ни на одной европейской студии нет полного цикла технологий. А у нас Монтсеррат Каба­лье три диска записала. Это самое востребо­ванное подразделение с точки зрения заказов из-за рубежа. Даже из Индонезии композитор приезжал — музыку записывал. Иногда меня спрашивают: «А почему к вам не приезжают за­рубежные киногруппы?» Они приезжают, все их устраивает, но им же надо где-то поселить съемочную группу. Обходится это в Москве в 500–600 евро за номер в отеле 4 звезды. А в Праге — в 100. При этом посмотрите, в каком состоянии чешская студия «Баррандов». Там же ничего не осталось, только павильоны и декорации. Ни пост-продакшна, ни монтажа, ни лаборатории. Все закрылось.

Светлана ХОХРЯКОВА.