Газета "Кишиневские новости"

В канун юбилея популярный артист рассказал о подводных камнях нынешнего шоубиза

Есть люди, чья жизнь определяется любовью, есть те, у кого судьбой. Жизнь этого человека определила одна песня, ведь это он написал зна­менитый хит «Плот», который любят буквально все. Это громкое автор­ство ставят композитору и поэту в заслугу и когда хотят им восхитить­ся: «Одна только песня «Плот» чего стоит!», и когда желают нивелиро­вать его успех: «У него только один «Плот» и есть…» А между тем Юрий Лоза — автор музыки и слов для песен, выпущенных на более чем двадцати пяти дисках, он пишет му­зыку к кинофильмам, у него выхо­дят книги, сборники стихов и пьесы, а в последнее время Лоза еще и по­пулярный автор в социальных сетях. Но на песню «Плот», которая так приковала его к себе, Юрий Эду­ардович не обижается, а любит ее, потому что «своя, родная». Об этом и о многом другом мы по­говорили с известным артистом в канун его юбилея, который компо­зитор, поэт и исполнитель отмечает сегодня.

— Сейчас многие артисты сетуют на не­востребованность: залы полупустые, гастролей нет, корпоративов мало. Вам хватает работы?

— Cтолько, сколько мне нужно, пожалуй, есть. Все познается в сравнении; некоторым моим коллегам было бы мало, потому что, если человек затевает какое-то дело, собирается строить дом или покупать остров где-нибудь в районе Фиджи, ему требуется много работы. А если у меня все, что нужно, уже есть: одна квартира, одна дача, одна машина, один сын, одна жена и даже есть одна квартира в Бол­гарии, — так на что мне тратить? Если сейчас начать зарабатывать много денег, то надо будет думать, куда их деть. Я всегда боялся больших денег, потому что, скажем, все мои знакомые, которые имели много денег, они были их рабами. Деньги надо обслуживать, их надо охранять, куда-то вкладывать — в общем, с ними надо работать. Однажды мы сидели с Михаилом Прохоровым после фут­больного матча, а он спортивный такой, в свое время здорово играл в мини-футбол. И вот мы сидели после одного такого матча, и я спро­сил: «Михаил Дмитриевич, есть ли какие-то увлечения у вас, хобби, — ну там, нарды, шах­маты, шашки, морской бой?..» А он и говорит: «Игра в большие деньги — это и есть и хобби, и смысл жизни, и все-все-все. Она полностью подчиняет себе человека — эта игра в боль­шие деньги, — и уже не остается сил ни на какие хобби, ни на какие развлечения, ни на шахматы, ни на шашки».

— А вы играете в шахматы?

— Да, я люблю шахматы. У меня 15 партий от­крыто в Интернете каждый день, но не более. Есть такая программа шахматная, которая охватывает весь мир, — вот я там играю. Ко­нечно, с людьми моего уровня подготовки — с чемпионами мира не бьюсь. Это такие вялоте­кущие партии, там даются сутки на ход, я один раз зайду в Интернет, отвечу на эти ходы, и таким образом каждая партия может тянуться месяца по два-три, идет себе потихонечку.

— То есть вы по складу ума — математик, хотя по профессии — певец и компози­тор?

— Я до 7-го класса участвовал в математи­ческих олимпиадах и сразу после школы по­ступил на инженерное отделение геофака Казахского университета, сдавал экзамены по физике, математике письменно и устно, — то есть предметы, требующие все-таки математической подготовки. Ну и сочинение, конечно.

— Чему равняется число «пи», помните?

— До третьей цифры? 3,14. Да я много чего помню. Когда-то мог спокойно оперировать формулами Бабине и бинома Ньютона…

— Сына пытались увлечь математикой?

— Я объяснял ему, что математика развивает логическое мышление, учит раскладывать все по полочкам, и некоторые математические постулаты остаются с тобой на всю жизнь. До­пустим, когда объясняешь человеку понятие бесконечности — любая конечная величина по сравнению с бесконечностью равна нулю, — то без математического мышления это де­лать бесполезно. Но только так можно объяс­нить философскую составляющую фразы «я знаю только то, что ничего не знаю» или «ве­ликое знание рождает великую скорбь», ведь математически это выражается следующим образом: «сколько бы мы ни знали, все равно по сравнению с бесконечностью познания мы ничего не знаем, потому что наши познания равны нулю». Математика и философия пере­плетаются в единое целое.

— Тем не менее вы не получили ни закон­ченного математического образования, ни музыкального. Почему так?

— Из университета я ушел в музыкальное учи­лище, но не закончил его. В процессе учебы я понял, что не получу там никаких знаний, потому что их там и не дают. Когда осознал это, к учебе охладел совершенно. Вся систе­ма образования так устроена, что надо по­ставить галочку. Скажем, я учился на ударных инструментах симфонического оркестра, а курс у нас вел балалаечник, и я был нужен для того, чтобы он получал еще одну ставку. Соот­ветственно, ему было все равно: знаю я что-то или не знаю, умею или нет. Сын, когда закан­чивал консерваторию, то же самое утверждал: консерватория не готовит ни музыкантов, ни композиторов, ни певцов. Это администра­тивное учреждение, которое занимается сво­ими местническими делами, притом сами пе­дагоги консерватории могут быть неплохими музыкантами, но не всегда способны учить. Поэтому каждый вокалист ищет себе педаго­га, который бы занимался им индивидуально. Может быть, существуют вузы, которые могут научить чему-то студентов, но, скорее всего, нет, все работают по схеме: хочешь получить образование — получи.

Зато я получил высшее образование много позже. 13 лет назад я окончил МЭСИ. Учился экономике и статистике на платном отделе­нии и наблюдал, как люди, которые сидели за мной на задней парте, молодые, заплатившие деньги (ну, или кто-то за них заплатил), обсуж­дают во время занятий только свои любовные успехи на вчерашней дискотеке. Крайне инте­ресные лекции они не слышали совсем и на экзаменах, обращаясь ко мне с просьбой под­сказать, задавали такие вопросы, что я про­сто диву давался: и эти люди, которые сейчас вольются в большой штат экономистов, будут двигать нашу экономику вперед?! Да это бред сивой кобылы! Тоже все было для проформы, хотя и за собственные деньги. А вот это меня уже удивило: я думал, что если люди платят — они хотят за это что-то получить. Ан нет, не хотят.

— Отсутствие классического музыкаль­ного образования совсем не сказывается на вашей работе? Таланта вполне доста­точно?

— Почему, мне его не хватает. В некоторых случаях я вынужден обращаться к професси­оналам, которые делают аранжировки лучше меня. Какие-то подкладные партии я могу на­писать и сам, но, если мне потребуется фор­тепиано «разложить» или дать какую-то духо­вую секцию, я должен обращаться к людям, которые имеют фундаментальное образова­ние. Другое дело, что мне эти аранжировки далеко не всегда нужны. Скажем, все попытки Саши Розенбаума, хотя он и профессиональ­ный музыкант, аранжировать собственные произведения приводят к плачевному резуль­тату. Почему? У него огромный пласт текста, а когда текста много, любая аранжировка будет мешать. Вы не найдете столько красок, что­бы восемнадцать куплетов расцветить. Либо это будет монотонное перечисление одних и тех же музыкальных оттенков, либо вам надо, наоборот, все убрать и полностью абстраги­роваться от аранжировки. Галич, Высоцкий, Розенбаум — существует целая плеяда испол­нителей, чьи песни в аранжировках вообще не нуждаются. И у меня есть песни только под гитару, и, если аранжировка тут не помогает и даже мешает, я ее убираю. А вот если вы де­лаете насыщенную аранжировку, там вообще не может быть нормального текста.

— Значит, поэтому сегодня такие бес­смысленные песни? Тексты просто нико­му не нужны?

— Это зависит от того, зачем вы делаете пес­ню. Скажем, если для танцев, то да, вам не нужен текст — только слоган, речовка, пото­му что смысл песни будет мешать танцевать. Зритель не должен думать, о чем там поется. Второй момент — это если вы работаете для альтернативщиков, которым тяжело следить за развитием сюжета. Допустим, Диана Ар­бенина выходит и поет свои песни, и ей абсо­лютно не нужно, чтобы ее кто-то понимал.

— Тут я с вами не соглашусь. У Дианы Ар­бениной на сегодняшний день еще не са­мые бессмысленные тексты.

— Нет! Земфира, Арбенина, другие наши альтернативные девушки — все они созда­ют только настроение, состояние, которое и ловят люди в зале. Они прутся, они тащатся — ну и правильно! И они совершенно не пы­таются врубиться в смысл. Эти тексты — они непереводимы, набор слов. Их песни лишены смысла. Вы берете и набрасываете опреде­ленное количество образов. Гребенщиков, скажем, занимается этим всю жизнь. Мне ни один человек не смог перевести с русского на русский ни одного гребенщиковского текста. Это образы, надерганные из английских пере­водов. Зная английский, можно совершенно спокойно жить, великолепно сочиняя. Берешь малознакомую группу, лучше с психоделиче­ским рядом, переводишь все их тексты — и набрасываешь себе, не особо заботясь о свя­зующих нитях. Не надо соблюдать событий­ность момента, сквозного действия, ничего не надо.

Другой момент, когда люди сидят, пьянству­ют. Зачем им понимать, о чем, скажем, пес­ня «Рюмка водки на столе»? Там достаточно понять только одну фразу. А если вы начнете нагружать людей смыслом — это отвлечет их от возлияний…

— Вы сами придерживаетесь другой кон­цепции при написании текстов песен?

— Я хочу рассказать какую-то историю, и у меня все строится по законам литературы: за­вязка, развитие сюжета, кульминация, финал. У меня должен быть смысловой ряд, иначе мне не очень понятно, зачем все это писать. И я даю в конце вывод. Моя песня должна иметь сверхзадачу по Станиславскому, нести зерно по Немировичу-Данченко и так далее. И я с юности знал, что не надо описывать жизнь, ее надо придумывать, тогда она будет интерес­ной. А реальность описывать безумно сложно. Ведь если кому-то предложить полчаса по­наблюдать за реальной жизнью, он уснет, потому что ничего же не происходит!

— Я заметила, что вы сейчас произ­несли свою фамилию с ударение на «а», хотя по правилам требуется на «о» — у вас же польская фамилия… Не придаете этому значения? Все-таки родина предков…

— В Польше ударение на первый слог, во Франции — на последний. Ну а по российским правилам звучания по­лучается ЛозА, хотя правильно ЛОза. Но у нас некоторые умудряются во­обще фамилии переделывать. Был БаскОв — стал БАсков; видимо, у Коли нашлись в роду баски, которые оправдали этот перенос. Можно еще Кузьмин — это было бы смешно. Что до родины предков, я там был проездом один раз, никаких особенных эмоций не испытал. Однажды открыл учебник польского языка, ду­мал — ну, поднимется волна! — увидел много букв «ш» и сказал: «Ладно, обойдемся».

— Давайте поговорим о Юрии Лозе как о популярном авторе в социальных се­тях. Вы пишете практически ежедневно и уже заработали славу такого бунтаря. Ваши довольно резкие высказывания и в адрес излишней популяризации девушек из Pussy Riot, и жесткая оценка гибели лидера группы «Король и Шут» Михаила Горшенева буквально взорвали интернет- пространство. Получается, по вашим тек­стам, вы — борец, просто не всегда есть достойное поле для битвы?..

— Я никогда не занимался политикой, никог­да не писал политических песен, все, что я говорю, это мысли «по поводу», но они опять же не заявляют меня как человека, готового бороться. Нет, я не пойду на баррикады. Я не ходил на Болотную, я не готов за это вое­вать. Я высказываю свои мысли, я так думаю: максимально понятно, максимально логич­но. Сейчас у меня идут конкретные посты о ситуации в Украине. Это мое видение, те, кто видит иначе, они вступают в полемику, я с ними в споры не вступаю, просматриваю и удаляю мат, который ненавижу, — все. Я во главу угла ставлю логику и от нее отталки­ваюсь. Я не люблю суеты, бесполезных дви­жений. Я — человек с очень рациональным взглядом на жизнь, с которым ничего не про­исходит, и он этому очень рад. Мне хорошо лежится на моем диване, который уже про­мялся по контуру моего тела, сверху устра­ивается котенок… Лучше только «лежать на берегу моря, смотреть на волны и слушать, как растет твоя борода», как сказал однажды Джимми Хендрикс.

— Вы боитесь возраста?

— В том смысле, в котором все боятся, да?..

— Но он давит на вас?

— Я живу на седьмом этаже, и, если у меня в руках нет тяжелых котомок, я поднимаюсь пешком. У меня лифт работает исправно, но я знаю, что мне надо идти пешком. Я не хочу, но иду, это выработанные привычки. Они по­могают сопротивляться давлению возраста.

— Вы сами удачно сложили свою семей­ную жизнь? Или все тоже было непросто?

— Ну как вы думаете? Мы долго привыкали друг к другу, присматривались, — надо, чтобы человек подходил по духу. Каждый проделал долгий путь навстречу друг другу. Я поздно женился, долго присматривался, уже знал, что я хочу, уже круг претенденток сузился в десятки раз. Я и сына не тороплю. Я все-таки прагматик — потом очень тяжело исправлять эти огрехи, когда: «Ура! Налетели!»

— Давайте подведем итог: вы — счастли­вый человек?

— Для человека несвойственно понятие «сча­стья» — это только короткий миг для достиже­ния чего-либо, а потом понимаешь, что надо идти дальше, уже нужны новые горизонты.

— Но мечта-то хоть у вас есть?

— Если раньше у меня были глобальные мечты: всех восхитить, мировое турне и так далее… Сделать всех счастливыми! Каждой бабе по мужику! То теперь это конкретные дела, которые предстоит сделать. Мне — 60, и мечты уже превратились просто в цели.

Татьяна ФЕДОТКИНА.