Газета "Кишиневские новости"

Историк моды, ведущий программы «Модный приговор» Александр Васильев в декабре отметил свое 55-летие. Про него можно смело ска­зать, что он — завоевал мир. Декоратор интерьеров ведущих мировых театров, автор курса лекций для именитых учебных заведений мира, се­годня он помогает становиться красивыми всем российским женщинам. За три четверти часа, проведенные с маэстро в кафе, мы узнали секрет его молодости и получили массу ценных советов.

— Александр Александрович, в про­грамме «Модный приговор» вы не только переодеваете женщин, а можно сказать, выступаете врачевателем женских душ. Как вам такая ответственность?

— Это правда, наша программа — психо­логическая, которая помогает действительно дать тонус, направить женщину совсем в иное русло, помочь ей посмотреть на себя со сто­роны, увидеть свои достоинства и недостатки и, конечно, взбодрить, изменить их самооцен­ку. Это очень важная и интересная работа, ко­торую все мы горячо любим.

— Вы даете женщинам ощутимый «пи­нок под зад» в виде красивой прически, красивой одежды…

— И красивого макияжа, что немаловаж­но. И часто — корректирующего белья. Ведь после 35 у многих женщин очень страдает фи­гура. Эти изменения могут произойти после родов или в связи с неправильным питанием и незанятиями спортом. Простая перемена в виде корректирующего белья под одеждой меняет фигуру женщины на два размера.

— Как вы считаете, дальше ваши геро­ини могут совершенствоваться и поддер­живать это состояние сами? Есть какие-то примеры?

— Каждый год в программу приходит более 300 женщин. Конечно, за их дальней­шей судьбой никто не следит. Но многие часто сами звонят редакторам и сообщают, что успешно вышли замуж или получили по­вышение в должности. Позитивных откликов очень много.

— Мне кажется, чтобы так любить мир женщин, мир женской красоты и моды, изначально нужно было иметь очень боль­шую любовь к своей маме.

— Безусловно. Многое было связано с творчеством моей мамы и с ее гардеробом. Моя мама Татьяна Васильева (в девичестве — Гулевич. — Ред.) была актрисой, первой вы­пускницей Школы-студии МХАТ, сделала кра­сивую карьеру. В течение четверти века она была актрисой в Центральном детском театре, затем перешла на преподавательскую работу в Школу-студию МХАТ, где преподавала сце­ническую речь. От нее у меня любовь к речи. Мама у меня не только элегантно одевалась, но и очень старалась рафинировать мой вкус. Она не любила ярких цветов, кричащей одеж­ды, считала, что от моды нужно отставать на пять минут, а не бежать впереди нее. И в этом смысле, конечно, ее взгляды и взгляды моей сестры, тоже в молодости большой модницы, сильно повлияли на мои вкусы, на выбор моей профессии в дальнейшем, которая потом окончательно сложилась в Париже. Каждый знает, что я прожил во Франции более чет­верти века, и эти годы подарили мне возмож­ность и работать в мире моды, и преподавать эту дисциплину, и стать историком моды.

— По маме у вас — польско- белорусские корни?

— Да, это правда. Мой дедушка родился в Молодечно, в Белоруссии, и мои родствен­ники живут в Литве только потому, что часть Литвы, их столица Вильнюс, одно время была польской территорией, в довоенное время. У нас там сохранилось фамильное имение, ко­торое я часто посещаю и которое сейчас на­ходится в нашем владении; оно нам было воз­вращено по литовскому закону о реституции.

— А ваша прапрабабушка, которая была турчанкой, — это тоже по линии мамы?

— Да, очевидно, это была пленная тур­чанка по фамилии Татун, что в переводе с ту­рецкого означает «табак». Я думаю, что когда шли русско-турецкие войны (мы говорим о 1870-х годах), один солдат из рода Гулевичей, по материнской линии, привел к себе турчан­ку. Поэтому у моей мамы были карие глаза, у меня тоже карие глаза, и у нее были довольно темные волосы, что для славянской крови — необычно.

— Наверное, вот эти восточные фески, которые вы иногда надеваете в програм­ме, — это дань вашим предкам?

— Зов предков. Возможно, это так. Но я много лет работаю в Турции, был одно время декоратором Турецкой национальной опе­ры в Анкаре и сделал для ее сцены 17 опер и балетов. Это очень много. Я был много раз награжден всевозможными турецкими пре­миями, был выбран дважды лучшим декора­тором Турции — это все в моей прошлой ка­рьере 90-х годов ХХ века. И когда моя мама приезжала на премьеру ко мне в Анкару, все сотрудники костюмерной принимали ее за свою, хотели с нею все время пообщаться и говорили: «Вот почему мы так любим вас, Васильев-бей». «Бей» — это по-турецки го­сподин. «Понятно, почему вы так хорошо го­ворите по-турецки». Хотя это не так. Я пони­маю очень многое и могу ответить на бытовом уровне. Но это не литературная речь. У меня в Турции тоже есть дом, квартира в Анталии. Я там оформил очень красивую резиденцию «Оскар» и вот приобрел там для себя краси­вую квартиру в районе Хурма, в которой те­перь часто бываю.

— При таком большом влиянии мамы вы изначально пошли по пути папы.

— Согласен с вами. Я пошел по деко­раторскому направлению, но теперь почти свернул на актерский путь. Потому что моя работа в «Модном приговоре» — это скорее актерская должность. Все-таки многое из того, что мы делаем, продиктовано редакто­рами и продюсерами. Иногда они требуют от нас поддержать героиню, а иногда — покри­тиковать ее. Потому что есть драматический ход событий, который нравится зрителям. Так что актерства во мне тоже немало.

— По своей декораторской деятель­ности вы не скучаете? Такая головокру­жительная карьера, мировые театры — вы легко это забыли?

— Это было прекрасно! Но в театре се­годня произошли революционные изменения. Я был художником ХХ века. А сейчас пришел XXI век, где идет борьба с декорациями. Се­годня победила голая сцена, видеопроекция, лазеры и светоэффекты. Это скорее дизай­нерская работа на компьютерном уровне, ко­торая, возможно, не требует той подготовки декоратора, которую я прошел. Сегодня все театры живут в режиме жестокой экономии. Я сейчас оформляю два спектакля — «Горе от ума» в Театре Моссовета и балет «Лауренсия» в Большом академическом театре в Минске, в постановке народной артистки СССР Нины Ананиашвили. И когда я предлагаю костюмы, приношу эскизы, они говорят: «А можно ли сократить метраж ткани? А можно ли убрать эту отделку?» Может быть, когда-нибудь дей­ствительно пройдет кризис и они захотят на­стоящий шелк или бархат. Но сейчас работа на телевидении, признаюсь, много выгоднее, чем на сцене или за кулисами. Стыдно при­знаться, но это — голая правда.

— В какой момент у вас произошло это переключение — когда ваш путь свернул к истории моды от декораторства?

— Я стал заниматься историей моды очень рано. Уже в 19 лет я читал лекции по истории моды в Москве во Всероссийском театральном обществе, меня посылали в раз­ные города России с лекциями для повыше­ния квалификации художников и режиссеров провинциальных театров. А затем, как только я приехал во Францию, а это был 1982 год, то уже стал преподавать историю моды на фран­цузском языке. Долго преподавал в крупней­шей французской школе моды «Эсмод», также — 17 лет в Бельгии, в Национальной Академии визуальных искусств Ля Камбр в Брюсселе. Очень много работал в Лондоне, США, препо­давал в Гонконге в академии искусства спек­такля, читал лекции в Японии, в университете Тейф в Австралии, в Южной Америке в Чили. У меня очень большой послужной список, и я знаю, что ни в одной стране мира не останусь голодным. Но я прекрасно понимаю, что сей­час Россия — одна из самых богатых стран. И здесь благодаря телевидению меня очень хорошо знают и любят. В России опубликова­но большинство моих книг — здесь их вышло 32. Мои выставки имеют грандиозный успех. Но если что-то случится в моей жизни, я могу преподавать и в Бразилии, и в Австралии, в этом смысле я — страшный космополит. Возможно, я не буду таким знаменитым, как в России. Но я так привык жить в разных стра­нах, привык и к бедности, с которой начинал во Франции, и к богатству, в котором нахожусь сейчас в России. Мне не все равно, но я верю в свои силы, в свое умение выживать. Это очень красивое умение, которым я советую овла­деть всем читателям вашего журнала. Очень многие, попав в трудную ситуацию, опускают руки: «А как я выживу? А хватит ли мне сил? Как я буду жить, когда умрут мои родители? Что я буду делать, если от меня уйдет муж или у меня умрет ребенок?» Это все дикие испы­тания на долю каждого человека. Я прошел через многое. В частности, я потерял обоих родителей, но это не значит, что наша жизнь кончилась. Нужно найти в себе силы, помня все хорошее, что было в прошлом, двигаться в будущее с совершенно новым потоком. Вот так я живу сейчас и ощущаю себя, знаете, лет на 250. (Смеется.) А иногда действую, будто мне 25. Я не могу этого объяснить. Понимаю, что умудрен и опытен. Но вместе с тем готов совершать красивые поступки, влюбляться, путешествовать, и это тоже хорошее каче­ство.

— В свое время на вашу судьбу оказа­ла большое влияние Майя Плисецкая. Се­годня вы восхищаетесь балериной Ксени­ей Триполитовой, которая в 98 лет ведет активный образ жизни.

— Это правда. Они дружат, я их познако­мил — Майю Плисецкую и Ксению Триполи­тову.

— Балет — это некая священная для вас область?

— Да, я считаю, что балет — один из са­мых идеальных видов визуальных искусств, которое не требует языка. Глухонемой чело­век может посмотреть на балет и восхитить­ся, согласитесь? В балет меня привела Майя Плисецкая, и мне это было очень приятно. Очень-очень давно в Париже, в 1984 году, она оценила мои эскизы и рекомендовала меня для работы в балете, благодаря чему я сра­зу получил контракт. Я очень ей благодарен и долгое время с ней созванивался и встречал­ся, у нее тоже имение в Литве, не так дале­ко от моего, около города Тракай. Два очень красивых дома на озере, замечательная, я бы сказал, патриархальная обстановка. И затем мне пришлось встречаться с очень многими балеринами и балетными танцовщиками. Я лично знал Нуриева, встречался с Натальей Макаровой, много работал с Валерием и Галиной Пановыми, грандами русского ба­лета, которые сделали мировую карьеру. Со многими мировыми балеринами, а также ба­леринами прошлого, которые танцевали и у Дягилева, и в русском балете Монте-Карло, и в балете полковника де Базиля. И сейчас я по- прежнему очень близко дружу с 98-летней ба­лериной Ксенией Артуровной Триполитовой, она написала даже книгу о своей судьбе бла­годаря мне. Это очень интересная женщина и пример жизнерадостности. Буквально неде­лю назад я был у нее дома в Париже с двумя моими приятельницами. Вместе мы выпили бутылку шампанского и разошлись в два часа ночи. Ксения Артуровна не хотела идти спать, уверяя, что сейчас пора идти кутить дальше и что она хочет болтать по телефону и звонить подругам. Она сказала: «Я так весела!» Мы с нею вспомнили всех — ее родителей, ее по­койного мужа, Николая Триполитова, ее сиам­скую кошечку Зумбу, ее учительницу балета Любовь Егорову, мы вспомнили Дягилева и все окружение из мира балета. Она была так счастлива, что рядом с нею находится чело­век, который готов вспомнить прошлое и по­лучить удовольствие от этого. Но для наших читателей она — пример долголетия. И того, как можно одеться, причесаться, накраситься. Ксения Артуровна получает в России автор­ские за свою книгу «Маленькая балерина», и когда я ей их привожу, она говорит: «О, как хо­рошо! Мне как раз нужно было купить свежую губную помаду!» И это замечательно, когда женщина не жалуется, что ей на лекарства не хватает, а говорит: «Пейте чаще шампанское, в нем все витамины».

— Есть ли у вас в «Модном приговоре» свой личный стилист? Или весь гардероб — ваш собственный выбор?

— Вся одежда принадлежит лично мне. Я регулярно закупаю новые пиджаки, рубашки, брюки и аксессуары — бабочки, шарфики, брошки. Иногда я в соцсетях получаю нарека­ния: «Почему Васильев не одевается так, как ведущий «Поля чудес» — в черный смокинг?» Но ведь наша передача ежедневная, и она — о моде. Люди бы просто уснули со скуки, если бы я в черном смокинге сидел в кресле, обитом черным бархатом. Телевидение тре­бует цвета. Костюмы мои сейчас хранятся в «Останкино», теперь я их не должен отвозить домой после съемок, как делал долгое время. Это была огромная работа — нужно было все сложить в чемоданы, отвезти домой, а потом отглаживать каждый раз. Но, к счастью, у меня есть гладильщица, которая готовит одежду по моему выбору к каждой программе.

Василий СМИРНОВ.